Проклятый горн - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 65

— Просто чудесно, — сказал я.

— Просто твою мать как здорово! — выругалась она, и молнии, бегающие по ее пальцам, тихо обвились вокруг запястий ловкими змейками, а затем погасли.

Двое мальчишек, одному из которых было лет двенадцать, а другому не больше четырнадцати, смотрели на нас с ужасом. Старший тем не менее закрыл собой младшего. Выглядели они не грозно, а жалко.

— Выйди, — попросила меня Гертруда и прочла в моих глазах сомнение. — Доверься мне.

Я сел на крыльцо прямо под дождем, который мне уже не мог повредить — я и так был насквозь мокрый. Проповедник было сунулся в дом, но тут же вернулся. Он был не настолько смел, как Пугало, которое теперь хозяйничало на темной грязной кухне.

— Дела… — протянул старый пеликан, усаживаясь рядом. — И что? Она убьет детей?

— Ты-то сам как думаешь?

Он вздохнул:

— Хочется верить, что твоя ведьма не настолько жестока. Господь сохрани, да я и вправду в это верю.

Дождь мельчал, тучи уходили к холмам, время тянулось невыносимо долго. Старый пеликан ерзал, нервно оглядывался, но, по счастью, не просил меня вмешаться и разрушить тишину.

Наконец я услышал тихий голос Гертруды:

— Людвиг.

Я встал и вошел в дом.

Дети все так же сидели на кровати, смотрели на нас как маленькие волчата.

— Есть пара дукатов? — спросила она.

Я достал из кошелька все, что было, положил на стол.

Она собралась уходить, когда старший сказал:

— Это не вернет наших братьев.

— Не вернет, — согласилась колдунья. — Но и не даст вам отправиться за ними.

— Ты не будешь нас убивать?

— Я не убиваю детей. Обычно, — помолчав, закончила она.

— Когда-нибудь мы вырастем и…

— И надеюсь, у вас хватит мозгов понять, что ваш старший брат собирался совершить преступление, и приговор ему вынес Конклав, а не я. А другой ваш брат был настолько глуп, что напал на меня, и я всего лишь защищалась. Но, впрочем, вы вольны поступать как считаете правильным. Однако сперва сумейте вырасти. А пока купите себе еды. И найдите место поприличнее. Я сообщу о вас Конклаву прежде, чем вас обнаружит инквизиция.

На улице она тряхнула головой, словно все еще сомневаясь, что поступила правильно.

— А ведь ты говорила, что нельзя оставлять колдунов у себя за спиной. — Проповедник так и не научился контролировать свой язык.

— Я не предполагала, что колдуны только-только вылезли из пеленок. Их дар практически не развит.

— Теперь тебе придется все время оглядываться. — Он никак не мог угомониться и не поддеть ее.

— Отправляйся в ад, Проповедник! И без тебя тошно.

Он сразу стал серьезным, кротко вздохнул:

— На самом деле я очень горжусь тобой. Господь тебя возблагодарит за твое милосердие.

Гера ничего не сказала, лишь отвернулась от него на мгновение, справившись со своим лицом.

Я никогда не спрошу у нее, насколько близко она подошла к той грани, когда больше не надо думать о том, чтобы оглядываться.

Прошло восемь дней, прежде чем появились люди мессэре Венутто. Время тянулось неспешно, но не из-за ожидания или от скуки, а оттого, что я был с Гертрудой. В наших отношениях, когда мы слетались на пару суток, а затем разлетались на полгода, оказываясь в разных странах, — восемь дней было вполне долгим, можно сказать что бесконечным, сроком.

Проповедник же просто извелся. Он внезапно понял, что ему решительно нечего делать, и уже пару раз намекнул мне, что хорошо бы наконец отправиться в путь.

— Ты хоть сам это замечаешь? — с интересом спросил я у него.

— Замечаю что? — Он косился на расчесывающую волосы Гертруду, стараясь делать вид, будто ему совсем-совсем не любопытно.

— Что тебя тянет в дорогу.

— Ничего подобного! — горячо возразил тот.

— Ну не хочешь признаться мне, признайся хотя бы себе. Ты любишь это не меньше меня.

Он фыркнул и ушел. Вечером же, когда я сидел на маленьком балкончике, приканчивая черешню, Проповедник неохотно произнес:

— Пока я был жив, то не уезжал дальше шести лиг от своей деревни. По сути за шестьдесят три года я ничего не видел, Людвиг. А потом появился ты, и Господь дал мне новый шанс. Я познал мир, и он оказался чудесным творением. — Старый пеликан замешкался. — Ну в большинстве своем, если не касаться живущих в лесу тварей, скрывающихся на дорогах грабителей и прочих мерзостей. Белые горы, огромные города с прекрасными женщинами. А океан! Если бы мне только могли сниться сны, думаю, я бы видел его каждую ночь. Так что да… ты приучил меня к путешествиям, и, пожалуй, мне это нравится. Спасибо тебе, что ты не оставил меня на том пожарище.

— Не за что благодарить.

— Здесь, конечно, тоже неплохо. Просто у меня в последнее время дурное настроение. Что-то надвигается. Впрочем… все это глупости старого мертвеца. Не обращай внимания.

— Сходи развейся, — предложила ему Гертруда. — Сегодня Ночь Фонарей. Городской праздник в гавани. Будет очень красиво.

— Что-то не хочется, — кисло ответил тот.

— Моряки выберут королеву залива. Самую красивую шлюху из всех публичных домов Билеско. И прокатят ее голой по улицам на белом воле.

— Уже интереснее. Пожалуй, гляну одним глазом на такое диво. — Старый пеликан заметно оживился. — Хотел тут у вас узнать, что насчет венчания. Вы же вроде собирались сделать это в Арденау.

Мы с Гертрудой переглянулись, и я сказал ему:

— Иди, Проповедник. Веселись. Поверь, ты первый из приглашенных на свадьбу.

— Но она явно не случится в ближайшие дни.

— Но в этом году. Октябрь тебе подходит? — спросила Гертруда.

— Ну, я отложу все дела и встречи ради такого случая. — Он довольно потер руки. — Хотя постойте! Октябрь? А в какое время?

— Ближе к концу месяца. — Я выбрал самый нейтральный из всех возможных вариантов ответа.

Проповедник подозрительно прищурился:

— Как я понимаю, последний день октября. Ночь Ведьм. Что же вы за люди-то такие? Даже свадьбу по-человечески справить не можете. Обязательно в какой-нибудь сатанинский праздник. Небось еще на Лысой горе?

— Отчего же сразу на Лысой? — Гера сделала вид, что обиделась. — Все-таки это моя свадьба, и она пройдет по меньшей мере в замке.

— Если раньше вы не найдете темного кузнеца и он вас не прикончит. Позвольте на этой пессимистичной ноте откланяться и отправиться смотреть на голых шлюх.

Распевая «Тебя, Бога, славим», старый пеликан удалился и до середины следующего дня мы его не видели.

Эспозито и Джанкарло пришли в душный полдень, когда горячий воздух стоял в комнатах, превращая их в раскаленную печь. Крепыш в легкой, распахнутой на волосатой груди рубахе и тонких коротких бриджах. В противоположность ему худой мрачный товарищ был застегнут на все пуговицы, словно находился не на юге, а на севере, среди только что выпавшего снега.

— Сеньор ван Нормайенн. Сеньора. — Эспозито изобразил нечто вроде поклона, едва не задев шпагой вазу с подвядшими цветами. — Мы нашли законника, и скажу, что это было непросто. Он отлично скрывается.

— Прекрасная работа, сеньоры.

— Джанкарло постарался, — скромно признал Эспозито. — Он предложил поискать не в городе, а в окрестностях. Человек живет в Прато-Эмилия.

— Маленький городок в девяти лигах от Билеско, — объяснила мне Гертруда, достав из своей сумки склянку и высыпая порошок в графин с теплой водой. — Покровитель поселения — святой Просперо. Там известная титулярная церковь, Санта-Мария-ди-Монсератто, где покоятся останки двух Пап, причисленных клику святых.

— Еще там есть караулка, отхожее место и виселица. Это никак не влияет на то, что вы собираетесь сделать, — довольно грубо произнес Джанкарло. — Вы едете?

— Едем. Он знает, что его нашли?

— Нет. Мы поговорили с доверенными людьми. Руджеролло точно не спешит никому сообщать, что он законник. Занимается продажей редких безделиц. Он выкупил лавку на окраине.

Гертруда протянула мне стакан с водой из графина: