Братство Камня - Моррелл Дэвид - Страница 4

— Последние три месяца.

— А д отого?

Дрю снова не ответил.

— Вы католик?

— Да, меня крестили еще ребенком. Мои родители были достаточно религиозны, — вспомнив об их смерти, он почувствовал, как что-то комком подкатило к горлу. — Мы часто ходили в храм. На мессу, на молебны. Я причащался вслед за конфирмацией, а вы ведь знаете, что люди говорят о ней. Она сделала из меня солдата Христа. — Дрю горько усмехнулся. — О да, я верил.

— А потом?

— Есть такое слово — “падение”.

— Вы исполняли свой пасхальный долг?

— Последний раз — тринадцать лет назад.

— Вы понимаете, что это значит?

— Кто не исповедуется перед Пасхой, тот отрекается от веры. К сожалению, я сам себя отлучил от церкви.

— И подвергли свою душу величайшей опасности.

— Вот почему я пришел к вам. Я пришел, чтобы спасти себя.

— Вы хотите сказать, вашу душу.

— Именно это я и имел в виду.

Они еще раз изучающе посмотрели друг на друга. Облокотившись на стал, священник немного подался вперед. В его глазах промелькнуло выражение некоторой обеспокоенности.

— Ну, что ж… Давайте обратимся к вашей анкете. Вы пишете, что вас зовут Эндрю Маклейн.

— Иногда это имя сокращают, и получается “Дрю”.

— В соответствии с правилами, изложенными в приложении к анкете, вы лишитесь вашего имени. Так же? как и вашей собственности — машины, дома и всего остального. От вашей индивидуальности не останется ничего. Вы больше не будете личностью. Не мешало бы вам это знать.

Дрю немного выпрямился.

— Что такое имя? — он еще раз позволил себе горько усмехнуться. — Как розу ни называй…

— Она все так же благоуханна, — продолжил за него священник. — Но для Господа…

— Не все мы пахнем как розы. Во всяком случае — не я. Потому-то я и принял такое решение. Чтобы очиститься от скверны.

— Вам тридцать один год?

— Да.

Дрю не солгал, Сведения, указанные в анкете, были верны; он знал, что священник не поленится проверить их. Важно было то, что не попало в анкету.

— Начало жизненного пути, — сказал отец Хафер. — Еще несколько kет назад мы считали, что больше всего нам подходит возраст тридцать три года. Вы отказываетесь от многого. У вас еще достаточно возможностей, чтобы найти свою дорогу в жизни.

— Нет, я так не думаю.

— То есть?

— Я уже нашел свою дорогу. Она привела меня к вам.

— Не уверен, что вас это очень обрадовало.

Дрю потупился.

— Ладно, это все равно не имеет значения, — помолчав, проговорил отец Хафер. — Сейчас я хочу выяснить кое-что другое. Дело в том, что обычно к нам обращаются люди, мягко говоря, зрелого возраста. Конечно, — он пожал плечами, — таких просителей немного, и еще меньше…

— Избранных? Да, я знаю. Пятьсот человек со всего света. И, по-моему, только двадцать из Соединенных Штатов.

— Вы, я вижу, справились с домашним заданием. Хорошо. Но я повторяю, большинство из них только из деликатности можно назвать пожилыми людьми. — Отец Хафер затушил сигарету. — Они уже добились всего, чего хотели или могли добиться. Им больше нечего ждать от жизни, и они готовы провести остаток лет в уединении. Их решение, хотя и неординарное, вполне объяснимо. Новы — такой молодой, крепкий. Не сомневаюсь, женщины находят вас привлекательным. Вы думали о том, что связано с отказом от общения с женщинами?

Он с тоской вспомнил об Арлен.

— Вы же отказались.

— Я отказался от половых связей. — Отец Хафер откинулся на спинку стула. — Но не от женского общества. Я помногу раз в день встречаюсь с женщинами. С официанткой в ресторане. С клерком в медицинской библиотеке. С секретаршей одного из моих коллег. Все эти встречи совершенно невинны. Они не искушают меня, хотя и смягчают мой обет целомудрия. Однако если мы согласимся выполнить вашу просьбу, то вы больше никогда не увидите женщин. Вы будете видеть только нескольких мужчин, да и тех крайне редко. Подчеркиваю, вы не сможете просить ничего, кроме уединения.

5

Второй этаж, на который вела грубая сосновая лестница, состоял из трех секций. Первой была молельня, иначе известная как комната “Аве Мария”, где стояли деревянная скамейка для молитв и строгий простой алтарь, а на стене висело распятие. За ней находился кабинет — священные тексты, стол и стул, — а еще дальше располагалась спальня с деревянной лавкой и тонким соломенным тюфяком вместо кровати и матраца.

Тюфяк был шести футов в длину и трех в ширину. При желании его можно было скатать и расстелить внизу, в углу рабочей комнаты. Однако особенность планировки блока заключалась в том, что, спускаясь из спальни на первый этаж или поднимаясь с первого этажа в спальню, неизбежно надо было пройти через молельню, где правила требовали всякий раз останавливаться и молиться.

6

— Если вы хотите посвятить себя святому служению, — сказал отец Хафер, — то можете подумать о менее строгом образе жизни. Например, о миссионерской деятельности.

Дрю покачал головой.

— Или о церковной конгрегации. О ресуррекционистах. У них много важной работы — обучение, воспитание, благотворительность…

Дрю еще раз покачал головой.

— Нет.

— Другое предложение. Вы упомянули, что священная конфирмация сделала из вас солдата Христа. Вам, конечно, известно, что эту концепцию взяли на вооружение иезуиты. Они более суровы, чем ресуррекционисты. Обучение у них занимает пятнадцать лет, и оно полностью оправдывает их прозвище — коммандос церкви.

— Это не то, что я хотел сказать.

— Потому что они противостоят всему миру? — опередил его отец Хафер. — Но значительную часть времени вы будете обучаться в монастыре. Потом вас вытолкнут из вашего гнезда, и, возможно, этот толчок вас окрылит. Да и раньше, на различных стадиях подготовки, у вас будет шанс пересмотреть стой планы и вернуться на прежнюю жизненную стезю.

— Я так не думаю.

На лице отца Хафера появилось озабоченное выражение.

— Наконец есть еще одна альтернатива. Цистерцианцы. Второй из самых требовательных монашеских орденов. Вы будете жить в удаленном от мира монастыре. Ваши дни будут заполнены изнурительной работой, например, сельскохозяйственной или другой, какую орден сочтет для себя полезной. Вы никогда ни с кем не будете говорить. Но, по крайней мере, ваш труд — и молитвы — будут проходить не в одиночестве. И если такая жизнь покажется вам чересчур тяжелой, вы сможете оставить ее, а потом вернуться к ней снова, но только пока вам не исполнится тридцать шесть лет. Преимущество этого ордена в том, что он позволяет вам изменить решение.

Дрю молча выжидал.

— О небеса, ну почему вы так упорствуете? — воскликнул отец Хафер и, щелкнув газовой зажигалкой, закурил новую сигарету. — Поймите же, наконец! Вы молоды и здоровы, и вы просите о том, чтобы вас допустили к самой суровой форме культа, какая только есть в церкви! Картезианство — эта сама крайность. Это полное отрицание человека как социального существа. Это предел отшельничества! Всю оставшуюся жизнь вы должны будете провести затворником в небольшой и малоудобной келье. За исключением одного часа досуга вы каждый день должны будете посвящать молитвам. Это лишение всего и вся. Это полное одиночество.

7

Он носил грубую власяницу, что имело целью раздражать его кожу. Временами это доставляло ему удовольствие — по крайней мере, в ощущении внешнего мира появлялось какое-то разнообразие. Искушаемый им, он тогда молился с удвоенной силой или, стиснув зубы, хлестал себя веревочной скакалкой.

Он не должен был отвлекаться. Он пришел сюда, чтобы наложить на себя епитимью. Он хотел одиночества.

Поверх власяницы он носил белый балахон и монашеский наплечник с белым капюшоном. В тех редких случаях, когда ему приходилось участвовать в общих ритуалах или молениях, он опускал капюшон, который закрывал лицо и позволял ему чувствовать себя невидимым.