Телохранитель для мессии - Морозова Юлия - Страница 2

Первая достопримечательность – тихий наркоман Леша, который при ограблении очень вежливо и интеллигентно просил отдать какую-нибудь вещь. Опытные жертвы, подвергавшиеся разбойному нападению не в первый раз (к незнакомым людям он стеснялся подходить), отдавали имущество без боя. На следующий день сердобольная бабушка горемыки с многочисленными извинениями все возвращала. Обеспеченные родители, постоянно мотающиеся по загранкомандировкам, раз в год обязательно сдавали неразумное дитятко в хорошую лечебницу. Лечение стоило дорого, но все же обходилось дешевле, чем оплата Лешиных подвигов и потраченные нервы. Правда, результатов оно не приносило.

Вторая достопримечательность – эксгибиционист, пожелавший остаться неизвестным. В зависимости от времени года на нем поверх фривольного белья были накинуты либо шубка, либо плащик по последней моде. Вот и сейчас он ненавязчиво терся невдалеке, робко выглядывая из-за пушистой елочки. Завистливый вздох вырвался из груди, когда я разглядела очередную новинку гардероба. Белое пальто, украшавшее сегодня нашего маньяка, приковало меня в прошлую субботу к витрине центрального универмага почти на час. Но чтобы его купить, на три месяца мне пришлось бы отказаться от еды, ходить на работу пешком и задолжать значительную сумму ЖЭКу.

«Ничего. Белое полнит». Утешает.

Я приветливо помахала знакомой фигуре в белом. Вместо того чтобы вежливо ответить на приветствие, он шарахнулся от меня как от чумной. Пять лет с гаком прошло, пора забыть старые обиды.

…Не совсем трезвая, вернее, совсем нетрезвая первокурсница-заочница, которую доброжелательные коллеги надоумили в своей теплой компании обмыть первую удачно сданную сессию (учебы не будет!), возвращалась проторенным путем домой. На несчастье местного криминала, это была моя первая пьянка с таким размахом. Бокал шампанского или легкого вина по праздникам не в счет.

Снег нежными хлопьями планировал сверху, задерживаясь на ресницах и шапке. Я глупо хихикала, пытаясь стряхнуть налипшие осадки. Ноги постоянно отклонялись от курса, вместо прямой линии получался скособоченный зигзаг. Когда меня занесло на очередной вираж, навстречу выпрыгнула, гостеприимно распахнув норковую шубку, наша достопримечательность. Шуба длиной до пят, сияющая антрацитовым переливом в изменчивом лунном свете, поразила меня в самое сердце. Если бы сознание не дрыхло хмельным сном, может быть, фактор неожиданности и сыграл бы ему на руку, а так…

– Нашел чем гордиться! – презрительно фыркнула я, окидывая пренебрежительным взглядом дорогущий прикид. И обошла его с видом королевы в изгнании, величественно поправляя пальто с вылезшим и пожелтевшим от времени песцом на воротнике.

За спиной раздались сдавленный писк и обиженные всхлипы. Снег скрипел и кусты трещали под торопливо удаляющимся горе-извращенцем. Вслед ему неслось мое хихиканье, быстро перешедшее в хохот, неприлично громкий в притихшем парке, – я наконец сообразила, как было воспринято мое высказывание. Но каждый понимает в меру своей испорченности. Я-то про шубу говорила! Нечего выпендриваться, тогда бы обращали внимание на другие части тела. Хотя, скажем прямо, хвастаться там нечем…

На этом приятные воспоминания заканчивались. Попало мне в тот раз! Узнала о себе много нового. Недаром один из многочисленных Бабулиных поклонников каждый раз, когда бывал у нас, спрашивал, не боится ли она порезаться бритвой, заменяющей мне язык. Мучительная бессонная ночь в обнимку с тазиком на всю жизнь отбила у меня охоту к возлияниям такого рода.

От запаха национального сорокаградусного напитка воротит до сих пор.

Парк закончился, наш двор открылся во всей красе. Кособокие качели надрывно сипели, перетягиваемые двумя пацанами. Кто-то проводил подводные раскопки в затонувшей песочнице. Из-за повышенной чумазости опознать чадо было затруднительно. Если судить по шапочке с помпоном, цвет которой с трудом определялся как красный, можно предположить, что это Олька, дочка моей одноклассницы. Но не поручусь. Большинство детей с деликатностью бульдозеров носились по лужам. После купания на остановке моему пуховику было уже ничто не страшно, поэтому я бестрепетно пересекла площадку, игнорируя безопасный обходной путь.

Баба Маша, как всегда, бдела на посту. В горячую пору возвращения народа с работы крепкая, как гриб-боровик, старушенция дежурила на лавочке возле нашего подъезда при любой погоде. Единственный раз на моей памяти ее не оказалось на месте – бесконечный сериал бабы Маши перенесли на такое неудобное для нее время. К сожалению, любящий внук осчастливил бабушку видеомагнитофоном, пользоваться которым она научилась на удивление быстро. И теперь только ураган мог согнать с насиженного места бдительную бабульку. Но в отсутствие столь неблагоприятных погодных условий проверить эту версию еще никому не удалось. В погожие деньки к посиделкам присоединялись многочисленные старики и старушки из окрестных подъездов. Тесным кружком они перемывали кости проходящим мимо соседям. Те не имели альтернативы в виде черного хода, которым очень хотелось воспользоваться при взгляде на эту честную компанию.

Безнаказанно проскользнуть в подъезд, скороговоркой пробормотав «здрасте», не получилось.

– Когда замуж пойдешь, Лийка? Годики, поди, не убавляются, – завела свою обычную песню «ум, честь и совесть» нашего двора.

– Как только – так сразу, баб Маша. Некогда мне.

– Что сказала бы Лидия Ивановна, мир праху ее, если бы знала, что внучка ее до сих пор в девках ходит?

Оставив без ответа заявление бабы Маши, я начала восхождение на пятый этаж, раздумывая над ее словами. Вот кто бы точно слова против не сказал, так это Бабуля. Она всегда уважала чужое мнение, даже если оно было диаметрально противоположно ее собственному. Этой осенью ее не стало, и моя жизнь с тех пор была подобна сыру, из которого нахальные мыши выгрызли громадные куски.

Я сирота. Родителей, которые не вылезали из археологических экспедиций, совсем не помню. С двух месяцев я, как цыганка с табором, кочевала от одной бабушки к другой. Даже сейчас, когда смотрю на фото в рамке, мне трудно представить, что такие похожие, коротковолосые, улыбающиеся мужчина и женщина – мои мама и папа. Когда они погибли во время очередной экспедиции, это мало затронуло пятилетнюю меня, разве что наконец-то появилось постоянное место проживания. В Гималаях был сход ледника, тела так и не обнаружили. Тогда много писали об этом. Известные археологи, какая потеря для науки и так далее и тому подобное. Обычный газетный треп. Статьи еще где-то сохранились.

Несмотря на эти задокументированные факты, по нашему двору гуляло, не без деятельного содействия бабы Маши, три версии моего сиротства. По первой мой отец обесчестил мою мать и скрылся, а та не выдержала позора и преставилась при родах. Вторая туманно намекала на мое интернатское происхождение. И, наконец, третья основывалась на том, что Бабуля отобрала меня у пропащей (пила, курила, была неразборчива в связях) племянницы, которая отбывает в данный момент свой второй тюремный срок за разбойное нападение.

Эти слухи плодились на благодатной почве. Лидия Ивановна была бездетной теткой моей мамы, и гостила я у нее практически с пеленок. Родственники со стороны отца не горели желанием взваливать на себя тяжкое бремя. И она, не побоявшись трудностей, оставила у себя внучку покойной сестры. Бабулей я ее называю просто по привычке.

Покойная принадлежала безвозвратно ушедшей эпохе, обладала своеобразным чувством юмора и стилем. Мне она часто снится такой, какой была при жизни: всегда элегантно одета (халаты в цветочек ею никогда не признавались), в зубах мундштук с сигаретой «Полет», на голове – безупречно уложенная прическа (в последние годы, когда у Бабули совсем стало плохо с руками, артрит замучил, это была моя святая обязанность). В наследство от нее мне достались двухкомнатная хрущевка и многочисленные знакомства с людьми старшего пенсионного возраста. В Бабулиной комнате все осталось как было при ней, начиная от аккуратно заправленной кровати и заканчивая старыми фотографиями в потерто-коричневых рамках на комоде. Особенно часто я приходила туда в первое время после похорон, чтобы окунуться в атмосферу ее незримого присутствия. Приходилось тяжело, но сейчас ничего, пообвыкла. Остались только сны с ее участием. Грустные. Забавные. Разные. Но всегда тревожащие.