Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения

Морозов Николай Александрович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения - Морозов Николай Александрович - Страница 2

Изменить размер шрифта:

Некуда деться от муки и боли!..

Порча какая случилася, что ли,

Жёлчь ли во мне разлилась в эту ночь, —

Право, не знаю! Но только невмочь!

Против любимой недавно отчизны

Льются из сердца слова укоризны…

Русская жизнь! Средь густой темноты

Как неуклюже сложилася ты!..

Родина-мать! Нет ни счёту, ни сметы

Змеям, что были тобою пригреты, —

Дедов вина и беспечность отцов

Создали целое племя рабов!..

Всюду душил тебя льстивый сенатор,

Хищный чиновник, жандарм, император,

Поп и помещик, судья и купец;

Грабил последний судейский писец…

Ты же – ты только терпела, страдала,

Вечно трудилась и вечно молчала;

И средь громадной родимой земли

Вечно валялся народ твой в пыли…

Нет! Разойдись ты, тоска гробовая!

Злу не поможешь, лениво страдая;

Некогда плакать, не время стонать,

Надобно делу все силы отдать!..

Родина-мать! Разверни свои силы,

Жизнь пробуди средь молчанья могилы!

Встань! Угнетенье и тьму прекрати

И за погибших детей отомсти![6]

1877

Сгинули силы…

Тускло сияние дня…

Холод могилы

Обнял, как саван, меня…

Те же всё стены,

Тяжесть тупая в уме,

Нет перемены!

Глухо и душно в тюрьме.

Чаша всё ближе,

Мало осталось пути…

Благослови же,

Родина-мать, и прости!..[7]

1877

Тюремные видения

Однажды я в башне тюремной лежал,

Тоска мою грудь надрывала,

В окошко порывистый ветер стучал,

И лампочка слабо мерцала.

В каморку сквозь тучи светила луна,

Решётку её озаряя;

Болезненно, бледно глядела она,

Как смотрит дитя, умирая.

Той тёмною ночью всё виделись мне

10 Унылые жизни картины:

Я думал о воле, родной стороне,

Мне грезились нивы, равнины

И бедные хижины с бедной землёй,

Покрытые кровью народной…

И много картин тех прошло предо мной

В тот вечер сырой и холодный.

Казалось, иду я тернистым путём

Один по кургану крутому;

Терновник мне в платье вцепился кругом,

20 И трудно идти мне, больному.

Везде непроглядною, чёрною мглой

Степная равнина одета,

И мрачно и душно в пустыне глухой,

И нет в ней ни жизни, ни света.

Там только, как смутные тени, стоят

Какие-то робкие люди:

Глаза их потухшие в землю глядят,

И впали иссохшие груди.

Темно, неприветно в глухой стороне,

30 Молчит всё в природе глубоко;

И только, я слышу, в ночной тишине

Их песня звучит одиноко:

«Таится болезненно в бедном уме

Сознанье тяжёлой неволи,

Весь век свой мы прожили в рабстве и тьме,

Не видев ни счастья, ни воли.

Под вечным трудом мы клонились без сил,

Без хлеба и крова мы жили,

Нас ветер зимой в непогоду знобил,

40 Оковы и цепи давили.

Мы жили в бесплодных и диких степях,

В безвестной глуши умирали,

И часто в подземных, сырых рудниках

Напрасно мы смерть призывали.

Вся жизнь наша долгой отравой была,

Ряд бедствий, страданий и муки;

Ничтожные против гнетущего зла,

Без сил опускаются руки!..»

И песня, тоски бесконечной полна,

50 Звучит и вдали замирает…

Но всё безучастно. Кругом тишина,

И мрак свой покров не снимает;

Не выглянет небо меж туч полосой,

Блеснувши светил хороводом,

И ветер не дунет живящей струёй

Над тёмным, забитым народом.

Мой путь зарастает сильней и сильней…

Туман, точно саван, ложится…

Усталый иду я по грудам камней,

60 И ум мой болит и мутится…

Я вижу: Царь-колокол правит землёй,

Пред ним всё живущее гнётся,

Он громко гудит над густою толпой,

Тот гул далеко раздаётся:

«Проклятый навеки всевышним отцом

И с сердцем, грехом омрачённым,

Ты должен быть бедным, покорным рабом,

Служить для других осуждённым.

Ты должен смириться душой навсегда,

70 Обиды сносить молчаливо,

Страдать под ярмом векового труда

И крест свой нести терпеливо.

Люби свои цепи, неволю люби,

Томись безотрадной заботой,

Смиряй свою душу и тело губи,

Работай, работай, работай!

Гони наслажденья, трудись в тишине,

Ты тёмным родился и грешным!..

Иль будешь ты проклят и в адском огне

80 Погибнешь во мраке кромешном!»

И тучею чёрной на гул тот идут

Попы и монахи тупые,

Высоко хоругви и чаши несут

Служители мрака слепые.

И тихо проходят они по лугам,

По нивам, полям – с образами,

По хижинам бедным, большим городам,

По дальним дорогам – с крестами;

И где ни пройдут – всюду мрак над страной

90 Ложится как саван суровый,

И давит он мысль человека собой,

Как крышкою гроба свинцовой…

Всё камни, овраги… Как долог мой путь!

Всё дальше и дальше он вьётся…

И негде пристать, и нельзя отдохнуть…

Чу!.. Грохот навстречу несётся…

Я вижу: Царь-пушка во мраке густом

Грохочет, губя что ни встретит,

И светом багровым на небе ночном

100 Кровавое зарево светит.

Над лужами крови, над мёрзлой землёй,

Над грудами ядер разбитых

Томится народ, и с томящей мольбой,

Упав над телами убитых,

Он просит пощады за то, что искал

От грозной неправды спасенья

И, вставши, бесправных рабов призывал

На бой против зла, угнетенья,

Но Пушка грохочет: «Клонись предо мной,

110 Ты, подлое, рабское племя!

Пока существует земля под тобой

И в вечность бегущее время

Ещё не угасло, – нигде не найдёшь

Свободы и правды на свете!

Рабом родился ты, рабом и умрёшь,

И будут рабы твои дети!»

Напрасны мольбы перед силою злой…

И клонятся тёмные люди

Над мокрой от крови погибших землёй,

120 Пред силой ревущих орудий.

И роем пчелиным, несметным идут

Служители грозного бога:

Оковы и пыток орудья несут,

И всюду лежит им дорога.

И блеском железным, щетинясь, блестят

Штыки их, средь дыма сверкая;

И медные каски во мраке горят,

Пожар и огонь отражая.

И едут, и мчатся народа бичи:

130 И грубый жандарм, и сенатор,

И судьи – несчастной страны палачи, —

И с ними палач-император.

То старое рабство привычной стезёй

Идёт, всё губя и терзая,

И зарево ярче горит над страной,

Мученья людей освещая…

Мой путь пропадает… Трудней и трудней

Идти по пустыне холмистой…

Как жарко средь этих песков и полей,

140 На этой дороге тернистой!

Темно – как в гробу; на земле, в небесах

Природа как будто застыла…

На западе дальнем, крутясь в облаках,

Свистя, непогода завыла…

И вздрогнул весь мир от конца до конца,

Лик прежних царей помрачился,

И образ царя, Золотого Тельца,

Средь мрака и дыма явился.

Всё стихло. Лишь воронов стая снуёт,

150 Навстречу тирану слетаясь,

Да полчище слуг на колени встаёт,

Пред новым царём преклоняясь…

Ревёт он к народу: «Незыблем закон

Борьбы за богатство и силу;

Страдать терпеливо ты им осуждён,

Трудиться весь век до могилы;

Напрасны о равенстве, братстве слова,

Где слабого сильный терзает.

Успех или гибель! Вот глас божества,

160 Что миром века управляет!»

И вижу я: движутся массой густой,

Как стаи голодных вампиров,

И золота слитки проносят с собой

Толпы фабрикантов, банкиров;

Фабричные трубы весь воздух коптят,

Поднявшись средь каменных сводов;

Как адские пасти, в долинах стоят

Высокие группы заводов;

Там злятся машины, гремят и ревут,

170 Шипят, точно змеи, насосы,

И тело, и кости рабочего рвут,

Мелькая, как в вихре, колёса…

И алчное войско всё больше растёт,

Всю землю собой наполняет,

И копотью, гарью кругом отдаёт,

И всё перед ним погибает…

Мой путь прекратился. В тумане и мгле

Всё скрылось под ночью глубокой,

И вот я стою на высокой скале

180 Без сил, весь в крови, одинокий…

Отсюда я вижу средь тьмы облаков,

Что скрыто от взоров другого, —

Я вижу теченье могучих веков

И долю народа родного.

Мертва и спокойна лежит предо мной

Страна векового застоя.

Орёл безобразный, с двойной головой,

Парит средь ночного покоя.

Там гады и черви повсюду кишат

190 И хищные птицы летают;

Как будто могилы, там тюрьмы стоят,

И стоны рабов не смолкают.

В ней здание рабства, средь вьющихся змей,

Стоит широко и громадно;

И трое безумных, жестоких царей

Терзают народ беспощадно.

И вдруг в этой тьме гробовой разлились

Могучая жизнь и волненье,

Какие-то люди во тьме поднялись,

200 И слышу я гимн пробужденья:

«О родина! Долго ль ты будешь страдать

Под бременем горькой невзгоды?

И долго ль позорно ты будешь молчать

На голос призывный свободы?

Встань, бедный народ! Подымитесь, рабы,

И в битву идите скорее!

Довольно вы гнулись под игом судьбы!

Разбейте оковы! Смелее!»

И гордый призыв по полям пролетел,

210 И массы на троны восстали,

И мрак застонал, загудел, зашипел,

И в страхе цари задрожали.

Задвигались гады, цепляясь кругом,

И с громом земля расступилась,

И здание рабства с двуглавым орлом,

Сломившись, треща, провалилось.

И много людей под собой в влубине

В паденьи своём раздавило;

Но с ними пропала и тьма в той стране,

220 И рабства губящая сила.

И тучи исчезли с туманом густым,

Разбились оковы народа,

И вся ожила под лучом золотым

Весеннего солнца природа…

Но тут я проснулся… В каморке глухой

Всё было темно, безучастно;

И месяц сиял над моей головой

Так бледно, бездушно, бесстрастно…[8]

1876 или 1877

вернуться