Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения - Россман Вадим - Страница 50

Описание дискуссий в различных странах показывает, что даже в самых зрелых и развитых национальных государствах заметно беспокойство по поводу национального характера их столиц. Критики часто тревожатся по поводу того, что глобальный характер городов или их прошлая имперская идентичность оказываются или могут стать помехой для развития национальной идентичности и ослабить собственно национальный компонент их бытия и репрезентативности. Например, даже в таких развитых странах, как Великобритания, критики урбанистической иерархии страны обращаются не к экономическим аргументам, а к аргументам, связанным с национальной идентичностью и национальным строительством. Существует тенденция к тому, что портовые колониальные столицы переносятся гораздо чаще и охотнее, чем столицы находящиеся в глубине континента.

В различных странах функции и объем власти столицы понимаются по-разному, что находит свое отражение в том числе в замысле их столиц и в планах их переноса.

В одних странах наблюдается стремление воспроизвести или продублировать в новой столице всех или основных функций старой столицы. В других случаях, напротив, заметно желание реформаторов сократить функции столицы до чисто административных и преобразовать за счет этого страну. Сокращения задач столицы, с их точки зрения, может привести к установлению более демократической и многофункциональной урбанистической системы.

Свою роль здесь также может играть и дистанция между новой и старой столицами. Большее удаление нового города от старого, учет сил близкодействия и дальнодействия, может указывать на масштаб осуществляемых преобразований.

В новых столицах также по-разному могут фиксироваться или акцентируются различные аспекты видения нации – от экспрессивности эндогенных или даже фольклорных культурных форм до аспектов тотального модернистского социального преобразования (Бразилиа) или воссоздания элементов традиционалистской религиозности на новой основе (Малайзия).

Устройство столицы также может указывать на центральность столицы в политической организации государства или ее относительную незначимость. В этом отношении существуют определенные культурные инерции. Так, европейская столица одновременно и больше и меньше столиц досовременных неевропейских обществ. Она может быть меньше по своей роли, чем столица досовременных неевропейских стран, так как в ней не сосредоточена вся полнота государственной власти. Но она и больше нее, поскольку она в большей степени аккумулирует волю всей нации и через баланс репрезентаций представляет не только власть, но и весь народ.

Шесть интегративных стратегий

Несколько условно можно выделить шесть стратегий в переносах столиц: стратегию пространственного компромисса, стратегию многополярной интеграции, стратегию исторической интеграции, стратегию альтернативного позиционирования и стратегию экономической интеграции и стратегию децентрализации. Вторая и последняя из них могут также интерпретироваться как вспомогательные стратегии или подстратегии. Хотя их не всегда можно строго разграничить и они не являются взаимоисключающими, выделение этих стратегий важно во всяком случае для аналитических целей.

Наиболее общим моментом здесь является то, что новая столица служит инструментом интеграции и способом установления равновесия между существующими социальными, политическими или экономическими силами. Эти четыре стратегии – в противоположность трем стратегиям, которые мы обсудим позже, – обычно направлены на максимизацию инклюзивности в стране, которая может иметь этнические, религиозные, политические или экономические формы и манифестации.

Эта стратегия, как правило, имеет в виду две относительно равномощные стороны, которые подлежат интеграции. В этом случае обычно выбирается промежуточная нейтральная точка в расположении новой столицы. Как правило, в качестве такой нейтральной точки может выступать граница между двумя этнолингвистическими, экономическими или религиозными сообществами. Приведем несколько примеров для иллюстрации этого типа стратегии.

В 1862 году Румыния получила независимость и сделала своей столицей Бухарест, расположенный на стыке двух княжеств – Валахии и Молдовы. В 1598 году в связи с возникновением Речи Посполитой, унии Польши и великого княжества Литовского, столица была перенесена из Кракова в Варшаву, которая была ближе к Литве и выступала символом единства двух частей республики (Тархов, 2008). В 1858 году столица Никарагуа перемещается из Леона в Манагуа, который стал компромиссом между двумя главными городами страны, либеральным Леоном и консервативной Гранадой.

Когда одна из частей является более сильной и интегрирует (или подчиняет себе) более слабую сторону, она может себе позволить компромисс в виде размещения столицы на территории подчиненного или более слабого участника. Так в период Иберийской унии (1580–1640) серьезно обсуждались предложения о переносе испанской королевской столицы из Мадрида в Лиссабон.

При этом в контексте интеграции стратегия сторон иногда приобретает характер обмена quid pro quo. В таких ситуациях именно столичный статус как важный элемент символического капитала нации часто выступал в качестве предмета обмена, переговоров и компромисса между участниками национального пакта. Как фактор престижа, этот столичный статус мог обмениваться на какие-то более экономически осязаемые блага.

В некоторых случаях богатая или более сильная часть страны отдает статус столицы более слабой (или более бедной) части в обмен на финансирование определенных проектов или принятие на себя конкретных экономических обязательств, как это произошло, например, в США с избранием Вашингтона столицей. В таких случаях испытывающая большую нужду в финансах часть страны как будто платит валютой столичного статуса за сиюминутные экономические преимущества: деньги меняются на престиж.

В некоторых случаях во время выборов президент может посулить статус столицы определенному региону страны, как правило, колеблющемуся или неустойчивому, в обмен на политическую поддержку. Именно такую ситуацию мы описали на примере Южной Кореи (Economist, 2010). Схемы подобных компромиссов чрезвычайно интересны и заслуживают того, чтобы стать предметом специального анализа.

Примеры компромиссов, которые заключают относительно равномощные стороны, дают многие современные страны, а также ряд древних и средневековых государств. Яркие примеры такого рода мы находим в современной политической жизни – в США, Канаде, Австралии, Центральной Америке.

Вашингтон находится на границе исторического Севера и Юга и представляет собой своего рода законсервированный компромисс. В Канаде Оттава стала компромиссом между англоязычным Торонто и франкофонами Монреаля, между провинциями Онтарио и Квебеком. Канберра – тоже своего рода пространственный компромисс между двумя крупнейшими городами – Мельбурном и Сиднеем. В 1865 году в Новой Зеландии столица была перенесена из Окленда, который продолжает оставаться главным экономическим центром, в Веллингтон, который находится примерно посередине страны – между Северным и Южным островами, главными территориями государства.

В Нигерии перенос столицы в Абуджу был попыткой найти политически нейтральный город, который бы стал компромиссом между мусульманским Севером и христианским Югом. Столица Евросоюза Брюссель расположена на границе галльского и германского миров, а внутри самой Бельгии – на границе франкофонов и фламандцев. По той же причине первоначальной столицей Священной Римской империи был избран Аахен, столица Карла Великого, на границе германского и галльского миров. Компромиссом между Нижним и Верхним Египтом стала древнеегипетская столица Мемфис.

В отличие от стратегии компромисса здесь нет явно выраженных двух сторон, которые могли бы договориться по поводу промежуточной точки, и сама геометрия размещения власти играет подчиненную роль. Как и в первом случае, целью государства является идентификация нейтрального места, который бы уравновесил всю систему государства, но эта нейтральность далеко не всегда может найти себе географическое выражение в виде геометрического центра и абсолютных значений расстояний.