Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения - Россман Вадим - Страница 26

Известный археолог и специалист по древним ближневосточным цивилизациям Александр Иоффе реабилитировал этот термин и вдохнул в него новую жизнь, продемонстрировав более адекватную его применимость к древним и средневековым столицам Западной Азии (Египта, Ассирии, Вавилона, Аравии). Он, в частности, показал, как вновь возникшие отчужденные столицы Месопотамии и Египта, созданные с нуля, служили властными центрами для новых элит и являлись институциональной альтернативой для блуждающих или временных столиц (Joffe, 1998).

Задачей отчужденных столиц он считает, прежде всего, приобретение конкурентных преимуществ и победу во фракционной борьбе внутри государства и инкубацию новых элит, а также консолидацию государственной власти. В противоположность наиболее распространенным интеграционным стратегиям правители и императоры, которые основывали отчужденные столицы, напротив, опирались на стратегию дезинтеграции, отчуждения от существующих центров власти. Возникновение таких столиц Иоффе относит к периодам развитого государственного аппарата в фазе стабильности (Joffe, 1998: 543).

Американский археолог приводит три группы примеров, взятых соответственно из истории Египта, Месопотамии и Аравии, для того, чтобы проиллюстрировать свой тезис.

1. Примерами «отчужденных столиц» в Египте Иоффе считает, прежде всего, Мемфис и Амарну. Задачей правителей Египта была интеграция различных регионов Египта вдоль реки Нил, чему служили создание общих ритуалов и попытки адаптации местных божеств в общую систему культа. Элиты Верхнего Египта основали Мемфис на севере для получения лучшего доступа к торговым путям и ресурсам Нижнего Египта. К числу отчужденных столиц он также относит Амарну, которая была основана Эхнатоном между Мемфисом и Фивами. Возникновение этой столицы было связано с религиозной реформой фараона 18-й династии Эхнатона (1379–1362 Д° н. э.), который выдвинул в качестве верховного божества бога Солнца. В новом культе подчеркивалось божественное происхождение фараона. Для реформы государства было необходимо изолировать новую столицу от поколения старых жрецов.

2. К этой же категории столиц относятся столицы неоассирийских императоров конца второго – начала третьего тысячелетия до нашей эры. В 2300 году до н. э. ассирийский правитель Саргон перенес столицу в город Агаде. В числе первых великих ассирийских завоевателей был Тукульти-Нинурта I (годы правления – с 1244 по 1208 год до н. э.), который разрушил и разорил Вавилон. Опасаясь консервативной части своих подданных, считавших разрушение Вавилона святотатством (ассирийцы чтили вавилонских богов), Тукульти решил перенести столицу и культовую статую бога Мардука во вновь основанный им город Кар-Тукульти-Нинурта в нескольких километрах от древнего города Ашшура. Через короткое время в результате заговора оскорбленных подданных ассирийский правитель был заточен в своем дворце, а потом убит. В IX веке до н. э. другой ассирийский правитель Ашшурнасирапал II (883–859 до н. э.) перенес столицу на 65 километров на север страны в небольшой и прежде неизвестный город Калху. В VIII веке Саргон II перенес столицу из Калху (Нимрод) еще на 20 километров на северо-восток в город Дур-Шаррукин («Крепость Саргона»); позже он был убит во время одной из военных кампаний. Его сын Синаххериб перенес столицу в древний город Ниневию, которая находилась как раз между Калху и Дур-Шаррукином. Можно сказать, что одной из важных функций переносов столицы в Ассирии была попытка изолировать правителей государства от существующих властных элит и создать новые формы лояльности и вознаграждения.

3. Следующая группа исторических примеров отчужденных столиц связана с Арабским халифатом и включает в себя Багдад, Ракку и Самарру. Халиф аль-Мансур основывает Багдад в 762 году для расширения базы своей поддержки: в противоположность Омейядам Аббасиды стараются создать универсальную империю и интегрировать в нее прежде всего персов. Харун ар-Рашид переносит столицу в город Ракка в Сирии для предотвращения племенных войн. В 835 году его сын аль-Мутасим основывает Самарру. Лишенный поддержки в Багдаде, он опирается на армию из турецких рабов и религиозную идеологию мутазилизма. Новая «отчужденная» столица должна была стать цитаделью новой религиозной идеологии и дистанцироваться от коммерческого и космополитичного Багдада.

Другие примеры, которые приводит Иоффе, – это Иерусалим и Самария в Израиле (Joffe, 1998: 566). Более подробное обсуждение некоторых из этих примеров можно найти в книге о царских столицах Ближнего Востока (Westenholz, 1996).

Многие из перечисленных переносов столиц были организованы как типичные для восточных деспотических государств («гидравлических обществ» в терминологии немецкого историка Карла Витфогеля) проекты общественных работ, к которым привлекалось множество инославных и иноязычных рабов.

По словам Иоффе, общей чертой древневосточных отчужденных столиц была их недолговечность. Все они или быстро приходили в упадок или постепенно реинтегрировались в социально-политическую систему, то есть вновь включались (reembedded) в систему экономических и социальных связей. Однако из самих примеров Иоффе следует, что сценарий реинтеграции был достаточно редким явлением. Вновь включаясь в систему, города, построенные как дезинтегрированные столицы для инкубации новых элит или религиозных идеологий, переставали быть отчужденными столицами. Такова была, например, судьба Мемфиса и Багдада, которые впоследствии в течение многих веков служили столицами египтянам и арабам. Иоффе пишет:

Можно предложить и альтернативное объяснение этих неудач. Причиной фиаско большинства этих переносов столиц, на взгляд автора, была несоразмерность масштабов тех задач, которые ставили перед собой правители, задач, прежде всего, тактических, с масштабом орудия или инструмента, которое было выбрано средством их осуществления. Тактические уловки и маневры, таким образом, реализовывались с помощью стратегического и весьма дорогостоящего орудия. Успешная интеграция отчужденных столиц разрушала саму цель, которой они должны были служить, и была результатом расширения базы поддержки существующего политического режима, что можно наблюдать на примерах как Мемфиса, так и, позднее, Багдада.

В конце своей статьи Иоффе также проводит некоторые исторические аналогии между отчужденными столицами древности и современными «отчужденными столицами», несколько расширяя саму концепцию и модернизируя ее.

Через призму идеи отчужденной столицы рассматриваются опыты создания таких современных столиц, как Вашингтон, Оттава, Канберра, Анкара и Бразилиа, городов в какой-то мере изъятых из экономической жизни, потоков и суеты гражданского общества. «Разница между ними состоит в том, – замечает Иоффе, – что если в древних обществах целью установления такой системы было достижение конкурентных преимуществ, то сегодня это, напротив, установление баланса сил, а не доминирование одной из фракций» (Joffe, 1998: 574).

Таким образом, Иоффе находит параллели отчужденным столицам в современных сменах столичных городов, на мой взгляд, излишне модернизируя это понятие. Но его трактовка этой концепции кажется слишком расширительной даже в рамках древнего мира: как мы уже отметили, Мемфис и Багдад, города, которые просуществовали в качестве столиц в течение многих столетий, не кажутся слишком схожими с большинством кратковременных столиц, которые обсуждает американский археолог.