Пленники вечности - Морозов Дмитрий Витальевич - Страница 36

— Видно, кто-то воду мутит, подбивает их на озорство и разбой, — отмахнулся Басманов беспечно. — Руки не доходят разбираться, кто здесь омут будоражит. Но, сдается мне, как только полки через Наро-ву пойдут, притихнут здешние людишки. Верно ты говоришь — совсем они не ногайцы, да и не татары. Забитые, смирные, гладкие да сытые.

— И все же надо было стрельцов взять конных, — не унимался Ярослав.

Басманов посмотрел на него с ехидцей.

— Уж не стареешь ли ты, верный мой человек? Сервов с вилами да самострелами испугался?

— Не за себя робею, — буркнул обиженный засечник.

— А ты за меня не бойся. — Басманов вытащил из-за пазухи крест и поцеловал его. — Небось, нескоро еще смертушка моя.

— На Бога надейся, сам не плошай.

Князь удивленно воззрился на Ярослава.

— Как ты сказал?

Тот повторил.

— Сам, что ли, измыслил?

— Не-а, это людишки Карстена Роде, чудные его морские разбойники, что Черным Легионом себя кличут. От них набрался. Говорят, в их краях присказка такая.

— В их краях…

Басманов ссутулился в седле, размышляя.

Давно уже он выбросил из головы попытки понять, откуда свалились к нему «морские разбойники». Первое время он чего только ни передумал. Зализу, опричника из Северной пустоши, что привел их на войну конными и оружными, всего запытал. Но Семен Прокофьевич, обычно отвечающий на расспросы дельно и кратко, нес какую-то тягомотину. Да такую, что случись нечто подобное иному вотчинному боярину нести, не миновать бы ему застенков и допроса с пристрастием.

С одной стороны выходило, что они — жители Северной пустоши. В землях, вверенных заботам Зализы, имеют хозяйство, во всех делах Семена Прокофьевича, ратных его трудах и прочем, участие принимают. Даже батюшка при них имеется.

С другой же…

Басманов потому и был высоко вознесен царем, что никогда не верил слухам, да и вести от верных людей проверял да перепроверял многократно.

Сообразно этой своей особенности поступил он и в этот раз. Заслал на стоянку зализиных темных людишек верного человечка.

Человечек тот скоро принес вести странные. Выходило, что те, кто под Зализой ходят, это одно дело, а другие, именующие себя Легионом, совсем даже подозрительные. То ли христиане, то ли басурмане, в иных делах выказывают сноровку небывалую, а самых простых вещей не ведают, словно родились в волшебной стране Индии, куда ходил в походы легендарный Вольга в поисках Индрика-Зверя.

По-хорошему, надлежало Басманову учинить разбор — кто такие, откуда и на кого умышляют. Но кроме подозрительности и дотошности водилась за князем и другая черта. Тех, кто под его рукой ходил, он проверял тщательно, безоглядно не доверяя даже собственной тени. Но уж если не один верный человек говорит доброе о ком-то, а сразу несколько…

Семен Прокофьевич Зализа горой стоял за темных людишек, невесть откуда взявшихся. Карстен Роде, от самого государя получивший грамоту на балтийскую навигацию, души не чаял в Легионе. А уж он давно доказал свою безоглядную верность Москве и престолу.

Тем не менее, Басманов не возражал, когда маленький отряд был «списан на берег». Князь понимал: морская война для России дело новое, неизведанное. Кто его знает, как они там себя показывают? По меркам морского волка Роде — может и неплохо, но…

«Вывести в чисто поле, — решил опричный воевода. — Там все яснее ясного будет. Коли готовы за Русь кровь свою и чужую проливать, то и весь сказ. Нечего допытываться, откуда взялись. Ведь позволяем же мы станичникам да беглым, казакам да иным варнакам через Волгу ходить на татарву сибирскую. Закрываем глаза на их прошлое. Так и тут поступим. А коли маху дадут, тут и глянем на них пристально, со всем тщанием…»

И в пучине московских заговоров Басманов не забывал о Легионе. Балтийская навигация — дело особой важности, говорил Иоанн Васильевич. А раз так, то и проблема сей малой дружины, к флоту касательство имеющей, — особенная.

Просил Басманов Репнина, при отряде которого состоял Легион, поглядывать да, если что, чиркать письмена соответствующие в первопрестольную.

Репнин, даром что терпеть не мог доносы да наветы, письмена прислал. Как прочел князь послание, от сердца его отлегло. Впечатление у воеводы Репнина от отряда «морских разбойников» сложилось вполне положительное. Правда, и он подметил особенную странность и несуразность их поведения, разговоров, манеры одеваться. В письме допытывался, откуда таких странных воев нашел светлый князь, и нет ли в этом таинственном месте еще таких же.

А потом Репнин пал…

Басманов в седле выпрямился, скрежетнул зубами и врезал пятками по лошадиным бокам. Удивленный Ярослав, выйдя из сонной дремы, рванул следом. Ничего не сказал, привыкший к резкой смене княжеских настроений.

— Продали Репнина, и Русина продали, как и остальных в крепостях Ливонских, — шептал Басманов. — Говорил я государю — нельзя, начав войну, дергаться взад-вперед. Не други, а недруги токмо такое усоветуют. А Кестлер тут как тут, словно волчара, учуявший, что собак от отары оторвали и за плетнем деревенским закрыли…

Басманов бросил поводья и дал коню волю. Ветром сорвало шапку, но он не обратил на то ни малейшего внимания, упиваясь мгновеньями свободы, даруемой бешеной скачкой. Княжеский эскорт заметно подотстал.

— Батюшка! — взмолился Ярослав, нагоняя. — Ведь потеряют нас, не ровен час…

— Да ладно тебе!

И все же княжеская лошадь замедлила скок, обиженно всхрапнув.

— Ничего, — сказал в пасмурное небо Басманов, — сквитаемся еще.

— Ты о чем, княже? — удивленно спросил Ярослав. Потом смекнул, да притих.

Немудрено было догадаться. О гибели рингенского гарнизона и отряда, шедшего на подмогу, гудела вся московская рать.

Да и о разгроме других, более мелких крепостиц говорили многое.

— А эти, из Легиона, тоже там легли? — спросил через какое-то время Ярослав.

— Эти выжили. Репнин их поставил рыцарей отвлекать, когда на подмогу Русину шел. Они и отвлекали. Говорят — славно бились. Через то в капкан Кестлеров не угодили.

— Это хороню, — оживился Ярослав. — А я уж думал…

— А что тебе они?

— Да странность есть в них какая-то…

— Это ты верно подметил.

— И куда их теперь приписали? Небось, к ертаулу? Первыми идти, и первыми погибать?

Басманов внимательно посмотрел на Ярослава.

— На то и воин, чтобы за царя костьми ложиться, разве нет?

— Так они на воде мастаки драться, а не на суше. С Карстеном Роде ходили по студеному морю, а потом их на землю согнали, словно на убой.

— Так я и согнал.

Ярослав ошарашено замолчал. Басманов некоторое время хранил молчание, потом рассмеялся.

— Нет, не то думаешь, засечник. Не вижу я в них измены, и не хочу их погибели. Проверить надо было их в настоящем деле. На море-то не уследишь… А у датчанина не спросишь — он всех своих нахваливает, словно барышник лежалый товар.

— Чего проверять-то? Самые обыкновенные ратные люди, каких много.

— Обыкновенные, говоришь? — прищурился Басманов. — А как же «странность какая-то»? Сам же только что…

— Чудной они народ, это верно. Ну, так есть и чуднее.

— Есть, да не много. Но теперь проверкам конец, не до шуток более. Есть у меня дело для них особое. С заковыркой… другие и не справятся, поди.

— Так моря им больше не видать?

— Как раз с морем связанное. Да и тебя я к тому делу приспособлю. А еще — Анику-воина. Больше нет у меня в Ливонии особых людей, все на Москве остались, да по Руси-матушке раскиданы.

— А кто тебя, княже, беречь станет? — насупился Ярослав.

— Ну, ты ровно бабка моя, царство ей небесное, — рассмеялся Басманов. — Чай, не маленький, не пропаду.

— Гонишь, выходит, от себя, князь?

— Не гоню, — печально сказал Басманов. — Только время такое пристало — самых верных в пекло бросать. Ладно, будет день, будет пища, как в Писании сказано. Обмозгую все еще раз, тогда и заведем снова сей разговор.

Ярослав вздохнул и замолчал надолго.