Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Пленники вечности - Морозов Дмитрий Витальевич - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

— Спасли ли? Может — за поворотом дороги мы найдем и остальных?

— Вот и сходи на тот берег, сам посмотри. А я пока могилки вырою.

Назгул мрачно поискал глазами, подобрал небольшой рыцарский щит и принялся зло рыть яму. Дрель ковырялась рядом, орудуя обломком меча, но быстро выбилась из сил и снова разрыдалась.

Спустя какое-то время она хлюпнула носом и, подняв лицо к небу, произнесла:

— И какие же вы, мужики, все-таки козлы!

— Это ты к чему? На феминизм пробило?

— Зачем все это? Скакать, рубить, кромсать? Неужели нет других способов самовыражения?

Назгул ничего не ответил, подкатывая к могилам каменнюу.

— Камней маловато, — сказал он, присев отдохнуть. — Слабо верится, что зверье до них не доберется.

— Может, ливонской мертвечиной подавится, — пробормотала Дрель.

— Совсем ты озверела, подруга, — покачал головой ангмарец. — А мужиков в зверствах обвиняешь. Было бы время и силы — я бы и немцев земле предал. Негоже крысам да волкам оставлять.

— А ты видел, что они с казаком сделали? Ухо видел отрезанное? Я его помню, Егоркой звали, веселый такой был, на привалах песни горланил и все ко мне домогался. У него в этом ухе серьга была серебряная.

— Это ландскнехты, — мрачно кивнул назгул. — Я про них и не говорю. Пусть шакалье их рвет, туда и дорога. Я про кнехтов. Они люди подневольные, простые солдаты.

— Все одно — сволочь фашистская.

— Эк тебя, — крякнул назгул и вновь вернулся к своему тяжкому труду.

Уже под вечер, привалив последнюю могилу камнем, он буквально повалился на плащ.

— Мне полчасика надо полежать, — сказал он, едва ворочая языком от усталости. — А ты… Молитву, что ли, какую прочти. Я их не знаю, нам, нечистям, не положено.

— Да и я не знаю, — вздохнула Дрель. — Честное слово, никогда не думала, что может понадобиться.

Назгул помолчал.

— Нехорошо как-то… И водки нет помянуть, — Тут он оживился. — Слышь, Дрель!

— Чего тебе?

— А ты спой.

— Чего?

— Просто — спой. Если не молитвой и поминальной рюмкой, так хоть песней проводим.

Девушка некоторое время молчала, потом встала и подошла к могилам.

И полилась над ливонскими лесами песня, странная и неуместная для прибалтийской войны песня о дивном заокраинном острове, клочке незапятнанного мира, не знавшем Тени, смерти и увядания. Эльфий-ская тоска о чем-то крылатом, небывалом и чистом вилась над примолкшим лесом.

Назгул никогда не любил подобных песен, считая их проявлением слабости, «слюней» и «дивности». Но сейчас не мог не отметить, что лучшего напутствия мертвецам не дать. Такого, что шло бы от самого сердца.

— По крайней мере, — прошептал он себе под нос, — это лучше фальшивых пластмассовых венков, фанерного креста и шумного оркестра.

Дрель смолкла и вздохнула, вытерла слезу и уселась спиной к ангмарцу.

Лес вскоре вновь оживился, что-то плескалось в реке и билось на мелководье, на дальнем берегу шмыгнули гибкие волчьи силуэты, поджидающие наступления ночи и связанного с ней пиршества.

— Пора, — сказала Дрель, поднимаясь. — А то не догнать будет наших. Или, чего доброго, подоспеет германская похоронная команда.

— Ты хоть одну за всю войну видела, — спросил ангмарец, водружая на коня седло. — Вот и я не видал. Они, кажется, только рыцарей своих хоронят. Да и то, если оруженосцы целы остались.

— Вот я и говорю — фашисты.

Они двинулись через брод, в молчании миновали свой бывший лагерь, отметив, что следов боя здесь нет и в помине.

— А ты классно пела, — заметил ангмарец. — Никогда не замечал.

— А ты и не слышал, — вздохнула Дрель. — Да я и сама… Раньше — стеснялась. Это Тора у нас поет, да еще парочка девиц-менестрелей.

— Ты это дело не бросай. Вполне подходяще. Хорошо бы еще услышать.

Дрель странно на него посмотрела, и назгул тут же поправился:

— Конечно — не по такому поводу.

В сгущающемся сумраке они трусили по дороге, вытоптанной германской солдатней и многочисленными конскими подковами.

— Если так дело и дальше пойдет, — заметила Дрель, — то вся твоя разведка псу под хвост. Слишком далеко наши убрели.

— Так вся соль маневра в том, чтобы немного назад вернуться, и на север уйти. Такого от нас точно не ждут.

— Говорила мне мама, — вздохнула эльфийка, — не суй дела в тактические замыслы, башка лопнет.

— Мудрая, видать, была женщина.

— А ну — цыц!

Ангмарец, прислушался.

— Из седел — долой!

Они спешились, обмотали лошадиные копыта тряпками, безжалостно изорвав трофейный плащ, двинулись вперед осторожно.

Возле приметного, поваленного в бурю дерева ангмарец знаком приказал Дрели оставаться на месте, кинул ей повод и крадучись пошел вперед, медленно вытягивая из ножен кинжал.

Среди деревьев плясал костер, слышались приглушенные голоса.

Осмотревшись, глава Легиона двинулся дальше, моля небеса, чтобы у ливонцев не оказалось с собой собаки.

Такое случалось, хотя и редко. Прожорливые, но в то же время и ленивые для охоты ландскнехты быстро пускали четвероногих друзей человека на жаркое.

Пса не оказалось. Да и любого другого серьезного противника назгул не заметил.

«Видно, отставшие от своих раненые, — подумал он. — Или дезертиры. Или мародеры. А еще вернее — и то, и другое, и третье. Отстали по уважительной причине, а потом решили вернуться назад, обшарить место побоища и дать деру из славного воинства магистра».

Действительно, на частицу регулярной армии или тыловое охранение кучка ливонцев никак не тянула. Обмотанные тряпками руки и ноги, перевязанные головы — все это говорило о том, что оставшийся за командира Шон не дал немцам нагнать отряд. Не только улепетывал, но и огрызался.

— Пятеро, — пробормотал себе под нос назгул. — Наверное, нужно впотьмах мимо прошмыгнуть…

Тут он заметил нечто, поначалу укрывшееся от его взора в неверном свете угасающего костра.

Чуть в стороне от сложенного кучей оружия лежала связанная женщина, избитая и измазанная в земле. Задранный подол дополнял картину происшедшего.

Кровь ударила в лицо назгула. Он мучительно вглядывался в грязные лохмотья, покрывающие тело жертвы, силясь опознать, кто из их отряда попался в лапы мародерам. Но здоровенный детина в полосатых штанах заслонил костер, протягивая в огонь кусок солонины, нанизанный на алебарду.

Назгул вытащил меч, навернул плащ на левую руку, укрыв тканью кинжал, и метнулся вперед. Постояв мгновение за деревом, он переместился к следующему стволу, потом вновь повторил маневр.

Вскоре он оказался в нескольких шагах от беспечно горланивших песни наемников. Не таясь, ангмарец двинулся вперед, медленно, с неотвратимостью смерти.

Первым его заметил сидевший на седле арбалетчик, что-то прокричал и попытался вскочить. Удар сапога своротил ему челюсть набок и опрокинул тело в костер.

Алебарда с дымящимися ломтями мяса взметнулась и прошелестела над головой пригнувшегося назгула, эфес меча грянул в бородатое лицо наемника, превращая его алое месиво.

Трое остальных вскочили на ноги. Двое метнулись к оружию, третий, более сообразительный, успевший прочесть свой приговор в лице врага, опрометью кинулся в лес.

Но далеко убежать он не смог. Связанная женщина умудрилась извернуться гусеницей и подставила ему подножку. Со всего размаха ландскнехт грянул в древесный ствол и в течение нескольких мгновений яростной сшибки сидел, бестолково тряся головой и постанывая.

Клинок назгула скрестился с германским кошкодером, легко, словно перышко, отбросил легкий меч и, продолжая движение, обрушился на руку ливонца. Защищенная наручем конечность тут же разжалась, выпустила бесполезный уже меч и повисла плетью.

Выпад второго противника ангмарец принял на обмотанную плащом руку, вернее, на спрятанный под тканью кинжал. Короткий и злой пинок в пах заставил тевтонца согнуться пополам, а массивное оголовье мечевой рукояти раскроило череп.

* * *