Корсары Балтики - Морозов Дмитрий Витальевич - Страница 23

— Завтра, — затряс кулаками самый пьяный из присутствующих, — я дам гостю урок рыцарского искусства, вернее, его преподаст Острокрыл, лучшая птица здешних мест.

— Охотно принимаю ваш вызов, — безразличным тоном заметил де Сото, расстегивая верхние крючки дублета и снимая с загорелой шеи ожерелье из кораллов и черного жемчуга.

Под восхищенный вздох присутствующих он небрежно швырнул драгоценное ожерелье на груду костей.

— Вот мой залог того, что Крылья Пустыни обставит твоего Вострокрыла, или как там его, равно как и любую другую птицу в здешних краях.

Повисло неловкое молчание, ибо ожерелье, если снести его любому ганзейскому торговцу, может статься, оказалось бы ценнее, чем весь замок с бомбардами и недостроенным кораблем в придачу.

— Святая Церковь, — с расстановкой заметил Роже, поводя глазами с одного своего товарища на другого, — запрещает своим паладинам впадать в ненужный азарт, алчность и стяжательство. Нет у нищенствующих рыцарей Ливонии залогов, способных потягаться с этим заморским дивом.

— Но птицы, способные потягаться, имеются? — усмехнулся де Сото, преднамеренно оскорбивший присутствующих. — Тогда я заменю залог на более скромный. Три благородных искусства не запрещены христианскими пастырями, не так ли?

Вокруг закивали, и он, брезгливо отряхнув ожерелье, принялся отмывать его в медной чаше. Ливонцы, насупившись, молчали.

Заметив, что благородные паладины не смотрят больше за диким представлением, шуты и акробаты придвинулись к столам и принялись хватать с него оглодки. Особенного внимания на них никто не обратил. Только самый запальчивый из собеседников де Сото, хозяин Острокрыла, походя заехал локтем в зубы акробата. Тот отбежал к камину, успев таки прихватить с собой ребро кабана, на котором еще оставались клочья мяса со следами крепких рыцарских зубов.

Де Сото, отряхнув еще раз ожерелье, надел его на шею и бросил на стол свой кинжал в ножнах из кожи тонкого тиснения, украшенный рисунком пасущихся в райских кущах единорогов.

— Сия сталь — из самого сказочного Дамаска, — заметил он. — Во времена героические принадлежал он одному из придворных самого короля Иерусалимского Крестоносного Королевства — Годфри да Бульонского. Потом в силу печальных обстоятельств, переходил он от воинов Саладина к туркам, от них к бербе-рийцам… В водах Мальты потопил я галеру, предварительно очистив ее палубу от нехристей и разбойников. У их главы оказался этот дивный кинжал, и теперь он перед вами.

— Принимаю вызов, — поспешно согласился хозяин ливонского сокола, швыряя поверх дамасского клинка свой собственный. — Этот мизерикорд имеет не менее знатную историю, и так же прибыл сюда от подножья Гроба Господнего, из Палестины. Как должно быть известно вашей милости, Орден Меченосцев, вливашйся в Ливонский, по указу Папы Римского некогда переместился из тамошних благодатных пустынь в дикие славянские леса, дабы нести слово апостолов и римской курии прибалтийским язычникам.

— Мизерикорд, — протянул де Сото с непонятной интонацией. — Кинжал милосердия… Им добивают благородных противников…

— У нас подобные кинжалы именуют «шайбен-долх», — заметил Роже. — Свидетельствую — оба приза достойны, спор выйдет честный.

— Я принял вызов, — докончил де Сото.

Тут же, словно из-под земли, появились вышколенные рыцарские кнехты, разодетые в цвета своих хозяев.

Вновь, к вящему неудовольствию испанца, взревели трубы, провозглашая освященный Церковью благородный турнир. Два кинжала, водруженные на вышитую бархатную подушку, покинули пиршественную залу.

— Вы развеяли скуку наших нелегких ратных будней, — со слабой улыбкой заметил испанцу Роже. — Нам давно уже неинтересно соревноваться друг с другом, а шляхта литвинская, да и ляхская, как бы ни корчила из себя рыцарей уступает нам в трех искусствах.

«Превосходя в ратном деле…» — подумал про себя де Сото. До берегов Средиземноморья не могли не дойти слухи о чудовищном разгроме при Грюнвальде, когда поляки и литовцы, в союзе с русскими и татарами, буквально втоптали в землю рыцарей Ливонии.

— На море страдаешь от скуки ничуть не меньше, чем в замках, — заметил кастилец. — Я также рад буду развеяться. Будем ждать завтрашнего дня.

— Отчего же завтрашнего, — вмешался в разговор еще один рыцарь, носящий гордую кличку Сокрушитель Шлемов. — Не потешит ли нас благородный идальго на турнире? Мы в здешней глуши наслышаны 0 славных подвигах грандов Испании в войне с черными маврами Гранады, и о дивных приемах боя, неизвестных на Севере.

Де Сото поднял глаза и увидел по ухмыляющимся лицам тевтонцев, что они весьма скептично настроены и относительно слухов о войне с маврами, и относительно эффективности каких-то приемов, неизвестных в Германии.

— Как я посмотрел, — сказал он, — слишком отличаются доспехи и оружие паладинов Средиземноморья и Ливонии.

— Так что с того? — хохотнул Сокрушитель. — Удар есть удар, а умение владеть конем — есть умение владеть конем.

— Благородный рыцарь из далекой Кастилии, — наставительно сказал Роже, не скрывая смешинки в глазах, — уже заметил, что не привез с собой своего восточного скакуна. А наши кони вряд ли подойдут его особе.

— Неужто у восточных скакунов восемь ног, как у Слейпнира — коня языческого бога Вотана? — подивился Сокрушитель.

— Ног у южных коней столько же, — холодно отпарировал де Сото, — а вот седла и упряжь разнятся. Впрочем, я готов преломить копье с любым из присутствующих, если есть сомневающиеся в доблести грандов Испании.

Роже, подумав о фрау Гретхен и делах более важных, чем турниры и споры, вмешался в готовую начаться перепалку.

— Никто не сомневается в доблестях рыцарей Орденов святого Яго и Калатравы, равно как и грандов Кастилии, Арагона и герцогства Лионского. А мы не настолько одичали в славянских лесах, чтобы принуждать дерзкими речами рыцаря Испании сражаться на чужой лошади, с непривычным седлом, стременами и упряжью.

Увидев скептическое выражение лица Сокрушителя Шлемов, Роже грозно спросил:

— Или ты, благородный рыцарь, готов вечером выехать на ристалище, взяв кобылу моего оруженосца вместо своего вороного дьявола?

— Ну уж нет, — рассмеялся Сокрушитель, вгрызаясь в новое кабанье ребро. — Я не желаю быть выбитым на землю только оттого, что поверх попоны этой кобылы брошено дикарское стремя из ногайских степей, а стремена болтаются, словно соски у недавно ощенившейся суки.

— Отлично, — Роже хлебнул из кубка и решительно поднялся. — Благородные господа, пора нам отдохнуть, дабы вскорости открыть начало турнира.

— Я проследую на свой корабль, — заметил де Сото, без сожаления покидая пиршественный зал. — Сегодня у нас руки не дошли, но уже завтра я должен выгрузить дар фрау Гретхен.

— Нужна ли помощь? — спросил Роже. — Пушки, что намерен я установить на своем новом корабле, должны быть тяжелы. В замке полно славянских рабов.

— Не стоит, — отмахнулся де Сото. — Мы, мо-Ряки, никогда не доверяем рабам в деле переноски оружия. Ведь обязательно утопят, или палубу проломят. Не по злому умыслу, так по дурости своей скотской.

— Возможно, — кивнул головой Роже. — Кстати, во время пира явился мой оруженосец и доложил, что к замку пристало гребное суденышко, идущее из Нарвы. Один верный мне и фрау Гретхен человек желал бы передать с вами известия в Ганзу.

— Я непременно зайду на эту посудину, — сказал де Сото, — как только придумаю что-нибудь с выгрузкой пушек.

Глава 12. РЫЦАРСКИЕ ЗАБАВЫ

— Ну, и как вам Орден? — спросил помощник у своего патрона. — Если это типичный замок здешних крестоносцев, — вздохнул де Сото, — то вся Ливония — куча хлама.

— Выходит, — печально заметил моряк с изуродованным лицом, — мы сделали ставку не на того хозяина?

— Самая захудалая баронская дружина на Кипре вооружена лучше, чем здешний гарнизон, — рассуждал вслух испанец. — Даже береберийские крепости в Северной Африке, не рассчитанные на штурм настоящей армией, укреплены лучше.