Дорога дорог - Мороз Игорь - Страница 13

С тех пор как друзья покинули Уртак, они успели многое повидать: руины Дивных городов и возведенные неподалеку новые города и селения, Заозерные леса, равнину Муглов. Они заходили в десятки деревень, на местном наречии, которому научились еще в селении ассунов, разговаривали с самыми разными людьми, всю осень прожили в предместьях Исфатеи и неплохо узнали привычки и обычаи южан – пахарей и ремесленников, воинов, караванщиков и охотников, – однако отыскать обиталище рыкарей, место их более или менее регулярных сборищ им удалось далеко не сразу. Искусно замаскированный кустами камнегрыза вход в пещеру Утерянных голосов начинался в Ущелье слез и вел в гигантскую залу, в каменных стенах которой на разной высоте прорублено было два десятка ходов, каждый в человеческий рост. Сделаны эти лазы были, судя по всему, очень давно, и рыкари не пользовались ими – места в центральном зале вполне хватало тонгам и людям. Здесь же они хранили запасы сена, вяленое мясо и остальные припасы, здесь же готовили над обложенным камнями очагом похлебку в громадном медном котле, ели, спали и длинными зимними вечерами, когда в окрестностях Гангози шумели ливни и свирепствовали ураганы, рассказывали вполголоса странные и страшные, похожие на сказки истории, заставлявшие, казалось, даже тонгов вздрагивать и жаться поближе к людям.

Разумеется, всего этого Мгалу и его друзьям не удалось бы увидеть и услышать, если бы Гиль не исхитрился при помощи своих волхований обнаружить, что один из ходов-штолен, расположенный в самом верху пещеры и невидимый снизу из-за некоего подобия карниза, – сквозной и выходит на поверхность где-то на вершине утеса. Потратив несколько дней на поиски, чернокожий мальчишка каким-то чудом сумел разыскать среди каменной россыпи лаз в пещеру, и с тех пор друзья неоднократно наблюдали за сборищами рыкарей, оставаясь при этом незамеченными.

Место это не зря называлось пещерой Утерянных голосов – звуки здесь, казалось, поглощаются стенами, не вызывая эха, и все же, несмотря на хорошую слышимость, ни Мгалу, ни его товарищам ни разу не удалось уловить ни слова, свидетельствовавшего о том, что рыкари и впрямь намерены захватить принцессу Чаг. Да, они действительно промышляли разбоем в последнее время, но поднять руку на старшую дочь Владыки Исфатеи, видимо, не осмеливались. Друзья уже начали подумывать, что, следя за рыкарями, даром тратят время, когда Гиль сообщил им о похищении принцессы. Ожидания их оправдались, настал решительный момент, и, торопливо шагая по тропинке, вьющейся среди мощных старых деревьев сквозь темневшие на склонах утеса рощицы молодняка, Мгал снова и снова обдумывал план вызволения принцессы, отчетливо сознавая, что, если затея их окажется невыполнимой, придется искать какой-то иной путь, ведущий в храм Дарителя Жизни, а малейшая оплошность может стоить жизни не только ему самому, но и его товарищам.

3

Сумерки затопили Ущелье слез и теперь медленно, словно темная вода, поднимались к вершине утеса, когда Мгал, Эмрик и Гиль добрались до каменной россыпи. Стреножив Резвого, друзья оставили его пастись на укрытой деревьями полянке и вступили под сень исполинских валунов, каждый из которых был раза в три выше человека.

Поплутав некоторое время среди каменных исполинов, они подошли к знакомому лазу под нависающей, похожей на кривобокую корону глыбой известняка и один за другим скрылись в узком отверстии. Мгал высек огонь, зажег фитиль, плавающий в плоской чашке с древесным маслом, и передал ее Гилю. Мальчишка сделал шаг, другой, приноравливаясь к неровностям круто уходящего вниз каменного пола, и ловко заскользил вперед. Мгал и Эмрик последовали за ним.

Идти было легко, углубления в полу, казалось, специально выдолбили вместо ступеней. Попав сюда первый раз, Эмрик сразу предположил, что к созданию пещеры Утерянных голосов и идущих от нее ходов-штолен приложили руки древние строители. Вырубить в камне весь зал им, вероятно, было не по силам, хотя – кто знает, рассказывают о них и не такое, а вот обработать его, пробить лазы-штольни… Для чего предназначались они, зачем понадобился древним столь обширный подземный зал? Святилище ли это какого-то божества, дворец или тайное убежище на случай вражеских нашествий? А ведь, похоже, пещерные чертоги продолжались и в глубине соседнего утеса, составлявшего некогда с этим единое целое.

Огонек светильника замер на месте – Гиль оставил его у поворота, зайдя за который можно было уже видеть отсветы костра, разведенного в зале. Сделав несколько шагов, Мгал опустился на каменный пол рядом с Гилем и осторожно заглянул вниз.

Костер, пылавший в большом очаге посреди зала, давал мало света, и углы пещеры тонули во мраке, из которого слышалось шумное дыхание и пофыркивание тонгов. В освещенном круге сидела перед перевернутым, накрытым чьим-то халатом котлом принцесса Чаг и писала письмо. За спиной ее теснились шесть-семь рыкарей, остальные, расположившись поодаль на шкурах и охапках соломы, доскребали деревянные миски, хрустели черствым хлебом. Принцесса – широкоплечая девица в роскошном, хотя и несколько пострадавшем во время борьбы охотничьем костюме, состоявшем из черных шаровар, серой рубахи и серого же, расшитого серебром кафтана – яростно грызла кисточку для письма. Фигурой, одеждой, прической и крупными чертами лица Чаг походила на мужчину, крепостью же мышц и воинской осанкой она, пожалуй, превосходила любого рыкаря, и те, чтобы оградить себя от неприятных неожиданностей, не только связали пленнице ноги, но и примотали к ним левую руку царственной богатырши, оставив свободной лишь правую – для письма.

Очевидно, выкуп, потребованный похитителями, не был чрезмерным, раз Чаг так быстро согласилась писать отцу. Непривычная обстановка и два десятка звероподобных мужиков, казалось, не пугали старшую дочь Бергола, однако сам процесс письма явно причинял ей страдания. Она то склонялась над листом пергамента с таким видом, словно собиралась вонзить в него кисточку, то откидывалась назад, морща низкий лоб и короткий толстый нос в тягостном раздумье. Обступившие ее рыкари сочувственно вздыхали и кряхтели; грубые, обветренные лица их морщились и кривились, точь-в-точь как у принцессы, будто им тоже приходилось составлять непокорные слова, подгонять их друг к другу, и лишь один из рыкарей, высокий мужчина с длинным, узким, как нож, лицом, глядел на пергамент с пониманием. Улыбка, скользившая по его тонким губам, свидетельствовала о том, что он не только разумеет грамоте, но и тайно посмеивается над муками сочинительницы.

Наконец Чаг, сделав последнее усилие, отбросила кисточку, торжествующе огляделась по сторонам и низким, глухим голосом объявила:

– Готово. Можете везти письмо моему отцу.

– Заруг, проверь, так ли она написала! – потребовал у длиннолицего коренастый круглоголовый крепыш, атаман рыкарей.

– Написано, как договорились. Гонца сейчас пошлем или дождемся утра?

– Подождем до завтра, спешить нам некуда.

Заглядывая в пергамент, уважительно покашливая и скребя в бородах, рыкари один за другим начали расходиться и укладываться на ночлег. Атаман, скатав письмо в трубку, сунул его за пазуху, связал принцессе руки за спиной и, пожелав ей сладких сновидений, направился к выходу из пещеры – проверять дозоры. Около девушки остался один Заруг.

– Пора! Он ведь может всю ночь не спать – караулить. – Гиль нетерпеливо заерзал, почесал стрелой спину, проверил, не разлохматилась ли тетива лука.

– Погоди, не время еще. Подождем, авось без кровопролития обойдется.

К тому времени как атаман вернулся, протяжные зевки сменились мирным похрапыванием. Не спала только принцесса, не сводившая глаз с пляшущих языков пламени, да Заруг, не сводивший глаз с принцессы.

– Не спишь? Правильно, гляди, гляди за ней в оба. Деться ей отсюда некуда, а все ж на душе неспокойно. Шутка ли – мешок золота девка стоит. Двух мужиков из-за нее потеряли… Ай-ай-ай… – Атаман обошел пещеру, еще раз проверил, надежно ли связана пленница, и улегся на шкуру рогача в десятке шагов от очага. Поворочался, бормоча что-то невнятное, и затих, по-детски свернувшись калачиком и положив ладонь под щеку.