Николай Чудотворец: Полная история жизни, чудес и святости - Вознесенский А. - Страница 25

Софийский собор в Киеве

Все характерные частности, общие черты в воспроизведении священного лика Угодника, завещанные преданием, настолько строго соблюдаются на всем полуторатысячном пространстве минувшего времени, что только в виде исключения встречаются такие случаи, когда Святителя совсем невозможно узнать на иконе по лику, – и в то же время: какая разница в умении представить все эти черты в целом образе Святителя!

Древнейшее изображение Святителя между чудотворными образами и – может быть – между всеми иконами его в России представляет образ Святителя Николая так называемый «Мокрый», что на хорах в Киевском Софийском соборе. Во всех сторонах своего исполнения эта славная икона Угодника носит очевидные признаки своего древнейшего происхождения, и имеет много сходства с древнейшими фресковыми и мозаическими стенными изображениями Святителя в храмах Софии Константинопольской и Киевской, св. Георгия в Старой Ладоге, и сравнительно значительно отличается от принятого ныне изображения. И прежде всего, сам лик Святителя на ней более продолговатый, чем принятый ныне, при замечательном однако сходстве общего выражения и черт лица. Затем, по подобию всех древнейших образов, Святитель без митры на голове, и при этом от него менее, чем от позднейших изображений, получается впечатление слов: «взлыз, плешив, на плеши мало кудерцев». Волосы у Святителя, как у всех древних клириков, коротко подстрижены, напоминают о древнем обычае тонзуры, т. е. выстрижении их на средине головы, однако обрамляют необычайно высокий и широкий лоб со всех сторон. Борода Святителя круглая, короткая, как подстриженная – тоже особенность этого древнейшего типа Святителя – не покрывает высоко щек его и подбородка, а обрамляет лицо по краям. Нос прекрасный, ровный, продолговатый, глаза глубоко сидящие, вдумчивые, рот небольшой, складка губ твердая, но дышащая добротой, все лицо сухое, но естественное, здоровое и не истощенное. В общем от всего лика Угодника веет величием, простотой и естественностью. Создание его по-видимому дело искусной Византийской кисти времен совершенства Византийской иконографии или времен близких к той эпохе и унаследовавших предания ее. Та же печать древности образа и совершенства в исполнении лежит и на всех остальных частностях изображения – в облачении Угодника, его положении, принадлежностях епископского сана. Непременная особенность древнейших изображений Святителя – верхняя риза его – не саккос, а фелонь, без вырезки снизу для рук, плотно и высоко прилегающая к шее. Чрез небольшой только вырезок ее у шеи на груди видна часть хитона, нижней одежды святительской. Сверху фелони, на плечах, спускаясь по левой стороне груди, лежит омофор – тоже древнего образца – уже нынешнего. Правой рукой у груди, в поручи, Святитель, благословляет именословно, а левой на поднятом на руку переднем конце омофора он держит закрытое Евангелие. Облачение, фелонь и омофор, – легкое, лежащее на Святителе красивыми естественными складками, дополняет общее впечатление древности и простой величественной красоты иконы. Все то же можно сказать и о характере исполнения двух небольших фигур по сторонам изображения: по правую – Спасителя, вручающего Евангелие, по левую – Богоматери, простирающей покров свой к Святителю. Таким образом на иконах Святителя эти два изображения появляются уже в XI веке, если не раньше. Как известно, помещение их на образе Святителя основывается на сказании жития о явлении Святителю Господа и Его Матери и вручении ими великому Отцу Церкви Евангелия и омофора во время Первого Вселенского собора, когда за особенную ревность о православии по отношению к Арию отцы собора по преданию лишили Святителя епископского сана и омофора. «Святый же Никола, – говорит Русская народная редакция жития Святителя, – за едино ударение святительства сана хотел остати своего, чтобы не Сам Господь Бог наш Иисус Христос и Пречистая Его Мати указали ся царю и святым отцем того святого собора, и для того чуда предивного милостию Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Его Матери тоже он опять стал Святитель. Того ради пишут на иконах образ святителя Николы и Спасов образ во облаце и Пречистой Его Матери под ним во облацех». Спаситель в крестчатом нимбе с надписью – ΟΩΝ, Богоматерь в простом – в две черточки с надписью ΜΡ ΟΥ, Святитель в простом – в одну черту с надписью по сторонам – «св. отец Николае» по-славянски (что собственно противоречит древнейшему Византийскому стилю и указывает как будто бы на позднейшее возобновление образа).

Рисунок с фрески Киевского Софийского собора

Если верны доставленные нам копии чудотворных образов Дворищенского Новгородского, явленного в 1113 году, и Батуринского Крупицкого, по преданию, времен Батыева нашествия, то можно думать, что так же почти, как предшествующее, древнее и наиболее распространенное ныне изображение Святителя. Над самым только лбом на голове у него прядь волос, «на плеши мало кудерцев», как выражается позднейший подлинник. Волосы тоже коротки, но не так, и у висков имеют подобие скобки. Борода, также небольшая, покрывает уже и самые щеки и подбородок, круглая; при этом на образе Крупицком – прядями, немного раздвоена, а на образе Дворищенском – еще менее раздвоенная, курчеватая, равно как и волосы на голове. Весь лик и голова Святителя на этих иконах представлены вообще короче и шире, отчего и борода у Святителя более широкая; а более длинные волосы на висках и отсутствие их над лбом делают это еще более заметным, так что голова Святителя кажется более круглой, нежели продолговатой. Во всем остальном эти два древнейшие образа, по-видимому, сходны с Киево-Софийским. Те же священные одежды – древняя фелонь без вырезов, узкий омофор, хитон и поручи. Впрочем, облачение здесь осложняется новыми принадлежностями в виде особого плата сверх омофора под Евангелием у Святителя – на образе Дворищенском и наперсного креста – на образе Крупицком. Изображений Спаса и Богоматери по сторонам лика Святителя и в том и в другом образе нет. Исполнение живописное однако, по-видимому, такое же прекрасное, кисть мягкая, искусная, лик Святителя естественный, выразительный, но не угловатый, не резкий, чуждый крайностей аскетизма.

От этого типа и еще более от типа Киево-Софийского отличается тип Святителя на образе Великорецком. Явленный в 1383 году, этот образ также носит на себе ясные следы древнего Византийского искусства, хотя, можно думать, и позднейшего. Кисть и художественные приемы – те же в общем – здесь уже не так искусны; тот же по содержанию рисунок не так жив и естествен: черты лица уже более резки, сухи и мрачны. Весь лик Святителя при общем сходстве выражения и черт его с обычным типом Святителя имеет однако то отличие, что голова Святителя почти совершенно круглая: из общего круга ее только немного выделяется короткая, круглая, чуть-чуть раздвоенная посредине борода Святителя. Лоб составляет более половины лица и больше в ширину, нежели в длину. По этой особенности к этому же типу Святителя больше всего подходит образ Чудотворца Киевского Пустынного Николаевского монастыря, и кроме того, нужно заметить, он не редкость особенно в древних миниатюрных изображениях Святителя.

Образ Николая Чудотворца из Николо-Угрешского монастыря (Третьяковская галерея)

Наконец уже в XIV веке мы находим среди чудотворных икон Святителя любимейший и образцовый тип Угодника древнерусской иконографии. Примером его нам может служить тип чудотворной иконы Святителя Угрешской, явленной по преданию также в 1383 году великому князю Димитрию Иоанновичу Донскому перед Куликовской битвой. Любимейшим типом древнерусской живописи его можно назвать потому, что с этого времени он преимущественно встречается на древних иконах; а образцовым – потому, что он в наиболее выразительном сочетании представляет все характерные черты общего типа Святителя; потому, что он наиболее понятно передает нам особенности господствовавшего в нашем иконописном искусстве Византийского стиля, и особенно потому, что он лег в основу и может поэтому служить толковым образцом типа Святителя в лицевых и толковых греческих и русских иконописных подлинниках. Частное – доличное, т. е. облачение Святителя – на этом образе, насколько можно судить о нем по передающей его ризе, одинаково со всеми вышеупомянутыми иконами; но лик – своеобразен. Можно сказать, что он соединяет в себе все главные особенности трех уже описанных типов изображения Святителя. Голова Угодника, почти совершенно круглая, высокий и еще более широкий лоб, напоминают тип образа Великорецкого, общий вид лица однако более продолговатый – типа Николы Мокрого, – нежели круглый, форма же, расположение и отделка волос на голове и бороде – типа образов Дворищенского и Крупицкого: также небольшая прядь волос над лбом, короткие курчеватые волосы по сторонам лба над ушами и за ними, короткая же курчеватая, совершенно круглая или немного раздвояющаяся внизу борода, покрывающая часть щек и весь подбородок, и более длинная внизу, чем по сторонам. Что касается стиля изображения, то это, можно сказать, стиль лучшей кисти упадка византийской иконографии: рисунок правильный и необычайно тщательный, оживший и довольно свободный от своих обычных ошибок и грубости византийской живописи того времени, и вместе с этим сухой, резкий и мрачный по-прежнему, согласно с требованием аскетического мировоззрения, продолжавшего всецело царить над умами всего восточно-православного общества. Тщательность, правильность рисунка особенно сосредоточена на замечательно отчетливом исполнении волос, бороды и черт лица. Выразительность лица достигается множеством всяких морщин, сухих и резких движек и оживок на лице – свидетелей глубоких дум и подвижнических добродетелей Угодника. При общем оливковом или совсем темном цвете лица, действительно, впечатление от этих седых благообразных волос, от этих суровых, бороздящих лицо белыми и черными линиями морщин, оживок и движек получается самое сильное: изображение если не выигрывает в художественной красоте, то выигрывает в красоте своеобразной, в величии, в простоте и в силе влияния на душу зрителя: а это, нужно заметить, и всегда было главною целью православной иконографии, и почти единственной целью было в те времена.