Спасти Кремль - Ленковская Елена - Страница 22

Мюрат, оказывается, сам ищет русских. Они, видите ли, играют в прятки.Немного остыв, Руся признал, что, пожалуй, злиться на Мюрата за это не стоило. Напротив, стоило порадоваться тому, что король Неаполитанский так легко дал себя провести. Во всяком случае, наверняка это было весьма благоприятным обстоятельством для русской армии.

Да, эти новости были для русских хорошими новостями.

Оставив Москву, армия Кутузова и в самом деле начала отход по Рязанской дороге. А потом – исчезла! Просёлочными дорогами, сделав крутой поворот на юго-запад, она вышла на Калужскую дорогу и расположилась лагерем у Тарутина.

Позже историки стали назвать этот манёвр русской армии Тарутинским манёвром. С его с помощью Кутузов повернул обстановку в свою пользу. Прикрыты оказались Калуга и Тула, где были огромные запасы для армии и оружейный завод. Более того, французам был преграждён путь к плодородным южным губерниям России.А на Рязанской дороге какое-то время оставалась только казачья бригада Ефремова, которую французы приняли за арьергард русских. В конце концов, казаки оторвались от преследовавшего их авангарда Великой армии и «растворились» в лесах.

Впрочем, об этом стало достоверно известно чуть позже.

Через день Наполеон отослал Мюрата из Москвы, опасаясь, что без короля его генералы будут действовать недостаточно решительно.

А король-то мечтал подольше задержаться в Москве! Раздосадованный, Мюрат уже мчался во весь опор, когда из ворот Кремля, зевая, шагом выехал мальчишка на игреневом коньке.

Это был курьер, отправленный в расположение 21-го линейного пехотного полка. Парень вёз бумагу, предписывающую оружейному мастеру полка представить в штаб чертежи машины, которую он изготовил. Чертежи предполагалось размножить и распространить среди других полков.

Машина была не совсем боевой. Она предназначалась для резки капусты. Впрочем, снабжение армейских частей продовольствием было теперь для французов первоочередной военной задачей.

– Наверное, на гильотину похожа, – иронически предположил Руся, впервые услышав о существовании «чудо-машины». – Ну ладно, посмотрим, как выглядит древний прототип маминого кухонного комбайна.Но вышло по-другому. Руся его так никогда и не увидел.

Переодевайтесь, Раевский, ваш выход!

В комнате с полосатыми обоями было двое: мужик с бородкой и волосами, остриженными в кружок, и русоволосый хорошенький мальчик лет одиннадцати, в обносках с чужого плеча.

Вообще-то, последний был девочкой, но никто из окружающих об этом не догадывался. Не знал этого и её спутник – переодетый офицер русской армии Александр Самойлович Фигнер.

– Александр Самойлович, у вас синяк?

– Что? Ах, это… – Фигнер посмотрел в зеркало, осторожно потрогал заплывший глаз мизинцем. – Я ведь, Раевский, давеча хотел в Кремль пробиться. Да один гвардеец – каналья! – ударил меня прикладом в грудь. Шибко, доложу тебе, ударил.

– Ой, и как вы… И что же?

– Меня схватили. Допрашивали, с каким намерением я шёл в Кремль. Сколько ни старался притворяться дураком и простофилей, меня довольно постращали! Чтоб впредь, я, мужик, не смел приближаться к священному пребыванию императора… – Но ты, Раевский, у нас не мужиком туда пойдёшь!

Луша не успела подавить невольный смешок.

– В смысле? – уточнила она.

Загадочно улыбаясь, Фигнер раскрыл холщовый мешок и вытряхнул из него на стол военный мундир.

– Пойдёшь французом. Выследил я одного, с тебя ростом. Мы с Сидором Карпычем у него мундир одолжили. Подменим мальчишку.

– А что с хозяином этого мундира? Вы, вы его… – Луша поперхнулась.

– Не-ет, Сидор Карпыч детей не обижает: мешок на голову и в подвал. Там Сидор Карпыч его раздел аккуратненько, и мне мундирчик передал. Вот и всё, – Фигнер хищно улыбнулся.

– А мальчик?

– Мальчишку в подвале оставили, связанный лежит. Оклемается, надо будет допросить. Но, думаю, от тебя толку будет больше, чем от этого… курёнка. – Фигнер махнул рукой. – Ну, что глядишь, надевай!

Луша послушно кивнула и, стягивая серый потрёпанный кафтан, попросила:

– Отвернитесь!

– Пф-ф! – фыркнул Фигнер, отворачиваясь. – Раевский, ты как девица, честное слово!

В комнате воцарилось молчание. С улицы доносились пьяные крики наполеоновских солдат.

– Готово, – через пару минут угрюмо буркнула Луша, одёрнув мундир и брезгливо стряхивая с него налипшие соринки.

Фигнер крутанулся на каблуке и довольно хохотнул.

– Хорош! – Он перестал смеяться и смерил Лушу своим колючим взглядом. – Вылитый французик.

Луша поджала губы и, входя в образ, мрачно процедила:

– Vive l`Empereur!

Фигнер сверкнул глазами.

– Да здравствует император, говоришь? Ну-ну! Надеюсь, я его когда-нибудь укокошу.

И он хлопнул по киверу так, что тот съехал Луше прямо на глаза.

– Вуаля! Если на глаза надвинешь – родная мама вас не отличит!

Луша, поморщившись, приподняла кивер. Она увидела, как довольный Фигнер шагнул к окну, ловко подбрасывая в руке какую-то металлическую фигурку.

– Покажите! Откуда это у вас?

– А что, кадет Раевский тоже играет в солдатиков? – с холодной усмешкой спросил Фигнер. С ловкостью фокусника он сделал финт кистью руки и показал пустую ладонь.

Побледневшая Луша вцепилась в его рукав.

– Покажите! Это очень важно! Мне показалось… это мой солдатик! Я… Я подарил его одному человеку в Москве. Он немец. Карл Фридрихович Шрёдер, портной. Наверное, с ним что-то случилось.

– Портной? Ценный человек, должно быть. У него можно найти различное – так нужное нам, заметьте, – платье. Найти, никого не потревожив.

– Не потревожив?

– Я-то предпочёл бы лишний раз потревожить кое-кого – неважно чем, штыком или пулей, – пояснил Фигнер, жёстко улыбаясь. – Но лучше получить всё, что нужно, без шума.

Луша кисло улыбнулась в ответ.

– Где жил ваш портной? – спросил Фигнер, вынимая, словно из воздуха, оловянного горниста и вручая его кадету. – А, Раевский?

– Жил? – Луша машинально взяла солдатика, испуганно глядя на Фигнера. – Надеюсь, он и сейчас там живёт! Хотя…

Луша опустила голову и крепко сжала солдатика обеими руками.

Фигнер хлопнул её по плечу.

– Ваш выход, кадет Раевский! Портным займёмся после. Как говорится, – куй железо, пока горячо.

У заднего крыльца Лушу ждал невысокий конёк французика, крепконогий и крутоплечий жеребчик игреневой масти. Жеребчик слегка припадал на одну ногу, но другого коня у них всё равно не было…

Вот так встреча

Руся открыл глаза и ровным счётом ничего не увидел. Кругом была темень кромешная. Он хотел ощупать тупо ноющий затылок, но обнаружил, что руки связаны. Ого, и ноги, кажется, тоже. Где это я? Руся попытался припомнить, что произошло. Ах, да, тот мужик в армяке. У него были колючие глаза. Где-то я его уже видел… А потом, кажется, я по кумполу получил…

Интересно, почему так темно? Ночь, что ли?

Голова болела. Руся всхлипнул. Холодно! Гады, раздели ребёнка и что? Пускай замерзает, что ли?

Тут в дальнем углу раздался грохот, а затем кто-то негромко чертыхнулся. Немец, машинально отметил Руся. Показался слабый свет. Свет приближался вместе с невнятным бормотанием.

Руся тихо шмыгнул носом. Человек (ну не привидение же это было) остановился и спросил громким испуганным шёпотом:

– Кто здесь?

– Я, – мрачно сообщил Руся.

Свет приблизился. На Русю смотрели два прозрачных голубых глаза.

– Майн готт! – только и сказал их обладатель.

– Здрассьте! – с некоторым трудом кивнул Руся. Он, казалось, уже ничему в этой жизни не удивлялся.

Карл Фридрихович Шрёдер, неизвестно откуда появившийся в этом царстве тьмы, молча поклонился. В его глазах был немой вопрос.

– Я – Руслан, – поспешил развеять сомнения Руся. – Где это мы?

– Под землёй, – кратко ответствовал Шрёдер.