Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона - Кей Марвин - Страница 15

Я с безмолвным благоговением уставился на него. Через несколько секунд в комнату ворвался и сам доктор Ватсон, сообщив, что миссис Моултон в полиции полностью признала свою вину, а еще выяснилось, что ее девичья фамилия была Уилсон. Он настаивал на проверке моего пульса и сердцебиения, желая узнать, все ли со мной в порядке. Прежде чем я успел произнести слова благодарности, его друг Холмс уже накинул на плечи свое пальто и вышел из клуба. Ватсон быстро убрал свой стетоскоп и поспешил за ним. Я не винил его. Я понял, что Шерлок Холмс был человеком, за которым я бы тоже пошел куда угодно.

Вызывающая отвращение история о красных пиявках

«Морган Лливелин» (приписывается Эрнесту Хемингуэю)

Следующий рассказ вряд ли можно назвать загадочным. Мистер Р. заплатил за него наличными, поэтому мы не можем с уверенностью назвать его автора, хотя в бухгалтерских записях получателем записан Э. М. X. Дожившая до наших дней внучка мистера Р. предполагает, что это лауреат Нобелевской премии Эрнест (Миллер) Хемингуэй (1899–1961), автор таких поистине героических работ, как «Прощай, оружие!», «Убийцы», «Старик и море», а также «И восходит солнце (Фиеста)». Но эта гипотеза основывается частично на «отголоске Хемингуэя» в этом рассказе, а частично — на ее детском воспоминании о бородатом мужчине, которого дедушка, представляя, назвал «папа», чем ужасно ее смутил. Вторая загадка касается канонической ссылки на «вызывающую отвращение историю о красных пиявках и ужасной смерти банкира Кросби». В следующем рассказе нет никакого упоминания о Кросби. Я еще раз изучил записи Ватсона, чтобы убедиться, не пропущено ли его имя, ведь банкир мог быть безымянной жертвой этой истории, или, наоборот, смерть Кросби была отдельным приключением, которое Ватсон ошибочно присовокупил к своим красным пиявкам.

Но ни одна из теорий не оказалась правильной. Мои исследования доказывают, что история о Кросби и красных пиявках — это совершенно другой рассказ (также составленный Э. М. X.), события которого являются продолжением нижеприведенной истории. Если это вызовет интересу читателей, то наследница мистера Р. обещает опубликовать этот рассказ несколько позже. — Дж. А. Ф.

В последние дни лета 1894 года мы с мистером Шерлоком Холмсом жили в загородном доме с видом на реку и луг, простирающийся до самых холмов. В этом году я продал свой приемный медкабинет и вернулся на старую квартиру на Бейкер-стрит, и после всей этой суеты мне захотелось отдохнуть. А в это время вследствие совокупного воздействия трагедии в Аддлтоне, загадки кургана и других дел мой друг так устал и обессилел, что даже не возражал, когда я предложил провести несколько дней за городом.

На самом деле сама погода помогла мне убедить его. Лондонский дождь, определенно, пагубно воздействует на человека. Непрекращающийся несколько дней кряду дождь до блеска вычищает мостовую, но угнетает душу. В то утро, когда я предложил Холмсу отдохнуть, он развалился в своем любимом кресле у камина, мрачно уставившись на дождевые струи за окном.

— Ватсон, держу пари, что в такую погоду совершается больше преступлений, чем в любую другую, — сказал он невесело, когда я вошел в комнату.

— У меня есть лекарство, и оно вот здесь! — провозгласил я, размахивая письмом. — Это письмо от моего давнего приятеля и коллеги из Бартса, доктора Горацио Флойда. Он приглашает нас в свой загородный дом.

Холмс приподнял бровь.

— И что же мы будем делать в этой глуши? — вяло спросил он.

— Восстанавливать силы.

— С какой целью? — Он продолжал сидеть ссутулившись в своем кресле, засунув руки глубоко в карманы и склонив голову на грудь.

И тогда я понял, что нельзя терять время. Существовала опасность, что Холмс вновь погрузится в пучину тоски, откуда он только что выбрался с таким трудом, ради чего принимал адский семипроцентный раствор. Как доктор и как его друг, я не мог допустить рецидива.

— По крайней мере мы будем наслаждаться сменой погоды, — сказал я, кивнув в сторону окна. — Дом находится в Котсуолдсе, а тамошние жители явно видят больше солнца, чем мы в Лондоне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он промолчал.

— Ах, Холмс! — воодушевился я. — Представьте, там можно поохотиться или просто пострелять, проехаться верхом по зеленым полям! А ночью за городом так тихо, и никто не беспокоит!

Мой друг неохотно поднялся.

— Хоть я никогда и не встречался с вашим доктором Флойдом, думаю, мне стоит послушать вас, — сказал он, — тем более что вы уже договорились о нашем приезде.

— Как вы это узнали? — Зачем лишать Холмса возможности лишний раз продемонстрировать силу своей дедукции, ведь это всегда, похоже, поднимает ему настроение.

— Письмо, которое вы держите в руке, распечатывалось уже дважды, — заметил он, — и всякий раз запечатывалось по-разному. После первоначального прочтения вы снова заглянули в него перед покупкой билетов на поезд и еще раз — когда выписывали ярлыки на багаж. На вашем указательном пальце все еще осталось пятно от чернил, а ваши ботинки покрыты специфической красной пылью, характерной для окрестностей Паддингтона, после того как там вновь подняли тротуар.

Эта небольшая разминка для ума немного развеселила Холмса, и мне удалось убедить его поехать вместе со мной на несколько дней в Котсуолдс. Я надеялся, что в кои-то веки нам удастся отдохнуть от расследований. Холмсу был просто необходим отдых, и я прописал ему буколическую роскошь загородного поместья.

За время нашего долгого знакомства мы редко брали отпуск, и благодаря этой совместной поездке в провинцию мы могли бы лучше узнать друг друга. Мой энтузиазм еще больше возрос. В письме доктора Флойда было сказано, что мы можем приехать в любое время, поэтому на следующий же день я купил билеты.

Поезд отправлялся в полдень. Нам нужно было прийти заранее, чтобы найти вагон первого класса. В дороге не случилось особых происшествий, купе было удобным, кроме нас в нем никого не было, лишь на одной из последних станций вошел бледный мужчина в сапогах для верховой езды из темной седельной кожи, начищенных до блеска. Я сам бы не отказался от такой пары для наших конных прогулок за городом. Тем не менее Холмс лишь едва взглянул на них. Большую часть пути он смотрел в окно, погруженный в свои мысли.

Наш попутчик тоже был неразговорчив. Кроме предложения открыть окно, мы почти ничего больше ему не сказали. Когда мы повернули на запад, солнце зашло за тучи, и я с удовольствием вдохнул свежий воздух, но мужчина в сапогах настойчиво попросил закрыть окно. Поскольку Холмс не возражал, я молча согласился — из вежливости.

Совсем скоро, пообещал я себе, у нас будет сколько угодно свежего воздуха.

Маленькая станция в Мач Маркле производила впечатление совсем заброшенной, сохранившейся лишь в интересах начальника станции, который стоял в тени, поэтому я так и не смог разглядеть его лица. В конце платформы ожидала одинокая двуколка с костлявым кучером в выцветшем черном пальто.

Я думал, что мы с Холмсом были единственными путешественниками, направлявшимися в деревню, но мужчина в сапогах для верховой езды вышел вместе с нами и встал неподалеку на платформе.

Возница с двуколки с недоумением посмотрел на нас троих.

— Хоп Хилл?

— Мы с мистером Холмсом — да.

— Тогда садитесь.

— Я тоже, — сказал мужчина в сапогах для верховой езды. Странно хромая, он прошел мимо нас и, поморщившись, забрался в двуколку.

Кучер и я обменялись взглядами.

— Мы с мистером Холмсом гости доктора Горацио Флойда, владельца Хоп Хилла, — заявил я.

— И я, — буркнул мужчина в сапогах.

Не задавая лишних вопросов, возница погрузил наш багаж в экипаж, и мы отправились. Как двуколка, так и упряжь скрипели из-за тяжелого груза. Вскоре лошадь пустилась рысью по извилистой проселочной дороге. Местность была буквально усеяна каменными коттеджами, едва выглядывающими из-за пышных садов. Я уже было собирался спросить нашего возницу, когда мы повернем к поместью доктора Флойда, как он натянул поводья, и лошадь остановилась.