Шумный двор - Добряков Владимир Андреевич - Страница 18

И все же высокий голос бабушки заставил ее по привычке сжаться.

— Лена! Ты почему встала? Сейчас же в кровать! И босиком, на холодном полу!

— Пол не холодный, бабика.

— Ах, не говори глупостей! Ты стала невозможная! Сию минуту в кровать!

И Лена подчинилась. Укрывшись одеялом, она думала: «Невозможная… Значит, я изменилась? Стала другой?.. Неправда. Просто я не понимаю, почему должна делать только то, что нравится бабушке. И чтобы меня называли монашкой — не хочу. Не хочу!..» Потом она думала об отце, о Саше… А потом ее мысли смешались. Пушистые ресницы сомкнул сон.

Проснулась она в десятом часу с каким-то неясным, тревожным чувством. Хотелось даже плакать. С бабушкой почему-то неприятно было встречаться взглядом, и она старалась не смотреть на нее.

После завтрака села к пианино и с полчаса усердно повторяла сложные этюды. Пальцы ее устали. Она опустила руки и взглянула на окно. Со своего места ей была видна часть мачты с развевающимся на ветру флагом.

Лена подошла к окну и… забыла о бабушке, об этюдах. Во дворе кипела работа. Саша и Лешка ломами рушили стену. Несколько ребятишек копали какие-то ямы. И Пенка была там. В рукавицах и фуфайке она складывала в тачку кирпичи. А вон и Костин дедушка. И сам Костя здесь же. Тоже копает яму… Вот поднял голову, куда-то смотрит… Положил лопату и пошел. Наверное, к тому мальчишке, что стоит за углом и машет рукой.

Мальчишка, махавший рукой, действительно подзывал Костю. Это был Плутон. Суровый вид начальника разведки не предвещал мирного разговора. Костя ощутил в груди холодок.

— Идем-ка! — Плутон повел Костю в подъезд, подальше от посторонних глаз. — Что за анархия? — прошипел он. — Для тебя существует дисциплина? Слышал приказ — в дворовые дела не ввязываться, сохранять нейтралитет? А ты что? Магнитофон с горном заводил, зарядочку побежал делать, теперь работаешь на них.

Костины оправдания Плутон не захотел слушать.

— Смотри! Пока предупреждаю! А сейчас кончай эту волынку. Через десять минут выходим.

— Хорошо, — пролепетал Костя. — Я только скажу дедушке… Придумаю что-нибудь…

А Лена все смотрела в окно. «Если они сломают эти стены, то во дворе будет просторно. Наверное, сделают волейбольную площадку. В волейбол и я бы смогла…»

— Леночка, ты почему перестала играть?

Валентина Григорьевна появилась в комнате в темной юбке и белой, с глухим воротничком блузке, в которой она обычно ходила в университет.

— На что ты смотришь? — Валентина Григорьевна подошла к окну. Молча с минуту понаблюдав, что происходит во дворе, она задернула занавеску и сказала по-французски: — Я иду в университет. Повторяй этюды. Не ленись. К четырем вернусь непременно.

Захватив черную сумочку с ключом от почтового ящика, она вышла. Когда дверь захлопнулась, Лена снова отдернула занавеску, а потом и окно распахнула.

Саша, колотивший тяжелым ломом, распрямил спину, локтем вытер со лба пот и… Лене показалось, что он посмотрел на нее. А почему показалось? Безусловно, посмотрел. Вот и опять смотрит.

Лена хотела приветственно помахать рукой, но постеснялась. Она взяла с этажерки книгу и вынула спрятанный в ней листок. Сейчас одиннадцать. До четырех — пять часов. Успеет. Достав из бабушкиной папки чистую бумагу и черные листы копирки, Лена принялась за работу. Вставив в машинку, как это делала бабушка, сразу несколько листов бумаги, она посмотрела в Сашино послание, улыбнулась и одним пальцем выстукала: «Совершенно секретно». И еще подчеркнула сплошной линией.

Красиво получилось, внушительно. Лишь буква «к» немного портила впечатление. Часть нижнего усика буквы отломилась, и она была похожа на перевернутое «ч». Но это не страшно — просто буква с дефектом.

Дела текущие

Вечером — или, как заметил Володька, «в 20 часов 10 минут по московскому времени» — открылось первое заседание СПШ. Сказать «открылось» — слишком громко. Просто, когда все расселись у стола, Саша посмотрел на будильник и сказал: «Ну, ребята, начнем. Девятый час». Тогда-то Володька и ввернул насчет московского времени.

Итак, первые итоги. Не очень утешительные.

Гром Громыч все сердится. Утром пришли к нему за лопатами, а он и разговаривать не хотел. Ну, потом все-таки сдался. Вызвал дворника и строго предупредил:

— По счету выдавай. Под твою ответственность.

А тут еще Василек не к месту спросил о комнате.

Ретюнский взорвался:

— Может, клуб вам подать? Дворец? Забирайте лопаты и отправляйтесь! В гроб меня вгоните.

И работа на площадке шла неважно. Одному некогда. Другого мать за хлебом послала. Сказал, что выйдет, да только его и видели. Третий пожал плечами: «А при чем тут я?» Иные и брались за лопаты, но скоро бросали. Вот и Костя минут двадцать всего поработал. Тоже сбежал. Сенька Буратино кружил, кружил на своем велике, а чтобы лопату взять — куда там! Гера Демкин вышел из подъезда с каким-то длинным предметом в чехле.

— Эй, Гера! — позвал Василек. — Иди поработай.

Гера даже шага не сбавил.

— Работать? Охота была! Мне отец спиннинг с импортной катушкой купил. Еду опробовать! — Увидев вкатившего в ворота Буратино, он крикнул: — Нос! Едем со мной!

— Вот и построишь с такими коммунизм! — Лешка зло глядел ему вслед.

— Ничего, воспитают, — заметил Саша.

— Герку? — изумился Володька. — Ха-ха-ха!

— Не смейся, у нас в Днепропетровске и не таким павлинам перья выдергивали.

Потом ребята рассматривали план двора, который вычертил Василек. На нем были обозначены тополя, гараж, кусты акаций и, конечно, мачта. А спортивные площадки, дорожки, клумбы и уголок детских игр Василек не начертил, а вырезал из разноцветной бумаги. Удобно. Переставляй, как хочешь. На план двора пришел взглянуть и Сашин отец, читавший в другой комнате газету.

— Остроумно, — похвалил он Василька.

— А почему горки нет? — надув губы, спросил Вадик.

— Сделаем, — пообещал Василек. — А если достанем фанеру, то сделаем, как в парке, — слоновую.

— Как слоновую? — не понял Вадик.

— Очень просто. На обыкновенную горку набить из фанеры слоновую голову, спину и ноги, а по хоботу будете съезжать.

— Это все хорошо, — сказал Саша. — Но надо узнать, что другие ребята предложат… Тут Леша такую штуку придумал… — С этими словами Саша вынул из ящика стола пачку синих конвертов.

Секретные анкеты рассматривали с любопытством. Здорово! Да еще и напечатано!

— А кто печатал? — спросил Лешка.

— Угадайте!

И оттого, что черные глаза Саши смотрели весело и лукаво, ребята не знали, что и подумать.

Саша подождал минутку и просто сказал:

— Лена напечатала.

— Какая Лена?

— Ну, Лена, из двадцать шестой квартиры. Наша соседка.

Ребята даже не поверили. А Пенка, забыв недавнюю обиду, подумала: «Ой, как хорошо! Это, конечно, бабушка тогда не захотела пустить меня».

Написать на конвертах фамилии ребят и разнести анкеты по адресам поручили Васильку.

— Герке тоже писать? — спросил он.

— А почему бы и нет? — сказал Саша. — Разве не интересно узнать, что он посоветует? Может, такое придумает — только ахнем.

— И Лене писать?

— Конечно.

— Ладно, сегодня же разбросаю по почтовым ящикам…

Время приближалось к десяти. Петр Алексеевич, хотел увести Вадика и Толика в другую комнату, но тут Пенка сказала:

— У меня предложение.

— Знаю, — улыбнулся отец. — Кончать прения. Малышам пора спать.

— Папа! Всего одну минуту… Предлагаю сшить для всех пилотки. Голубые. Помнишь, Саша, как в Днепропетровске было? Вот такие. — Пенка исчезла за дверью и тотчас появилась снова, уже в голубой пилотке, лихо сдвинутой набок.

С правой стороны пилотки были нашиты пять переплетенных колец.

— Это в честь Олимпийских игр мы нашили такую эмблему, — сказала Пенка. — На, примеряй. — И она подала пилотку Лешке Пронину.

Лешка надел, сдвинул пилотку чуть не на самое ухо и подбоченился. Володька восхищенно причмокнул.