Серёжка Покусаев, его жизнь и страдания - Печерский Николай Павлович - Страница 12

Сёма Пахомов остался недоволен таким решением. Он заявил, что он вовсе и не курит, а курил всего два раза и поэтому тоже может быть бригадиром не хуже какого-то Кольки Пухова.

Отец Алика Сёме не поверил и решения своего менять не стал.

Раз приказ — значит, приказ. И обсуждать его и крутить носом нечего.

Лесорубы взяли совковые лопаты и ушли.

Отец Алика сказал, что вернутся они не скоро, и если не управятся, то, может, и вообще заночуют возле таёжного костра.

Но ребята были даже рады, что остались одни.

Это всё-таки не шутка — жить одним в тайге.

Коля Пухов вынес на всякий случай из коридора топор-колун и положил его на видном месте. Ребятам Коля сказал, чтобы они не отлучались далеко от дома и были все вместе.

Сначала мальчишки покатались на лыжах-самоделках, а потом пошли топить печь и варить обед.

Печка эта была не простая, а особенная и обогревала она сразу две комнаты.

Чтобы никому не было обидно, печь всегда топили по очереди — то Пуховы, то Крамари, то Пахомовы, то Яковлевы.

Коля Пухов, который остался сейчас за бригадира, разделил всю работу на две части.

— Сейчас печку буду топить я с Аликом, а вечером — ты с Серёжкой, — сказал он Сёме Пахомову. — Согласен?

Сёма согласился.

— Сейчас картошку будешь чистить ты с Серёжкой, а вечером — я с Аликом. Согласен?

Сёма снова кивнул головой и сказал, что он согласен.

Коля Пухов ушёл с Аликом рубить дрова, а Сёма и Серёжа остались чистить картошку.

Дрова попались сырые, и Коле пришлось как следует попотеть. Тюкнет колуном по бревну, а потом не вытащит назад. Но всё-таки Коля со своей работой справился. Измерил глазами, много ли нарубил, вытер потный лоб рукавом и сказал:

— На сейчас хватит, а вечером Сёмка с Серёжкой нарубят. Понесли.

Коля и Алик собрали дрова и пошли в барак.

Пришли, а Сёмы и Серёжки уже и след простыл.

На столе стоит миска с водой, а в ней лежат всего-навсего две очищенные картошки.

Коля страшно разозлился на этих несчастных лентяев и пошёл их разыскивать. Далеко не уйдут. Коля все ходы и выходы тут знает.

Сначала Коля заглянул на лесопилку, потом отправился к старой брезентовой палатке, где хранились ящики с гвоздями, пилы и запасные топоры. Коля подошёл и услышал в палатке голоса.

Сёма и Серёжка были тут.

Нетрудно было догадаться, чем они занимались.

Когда Коля вошел, он чуть не поперхнулся от дыма.

В темноте тускло мерцал огонёк папиросы. Сёма сидел на ящике с гвоздями и учил своего дружка курить.

— Ты пускай из ноздрей, — угадал Коля Семин голос. — Чего зря дым переводишь?

Сёма и Серёжка заметили открытую дверь и сразу же затоптали папиросы.

И хотя Коля застал их на горячем, они всё равно не сознались, начали вилять и выкручиваться.

Коля был сильный и вполне мог поколотить нахалов за враньё и за то, что они бросили работу.

Но Коля не стал бить Сему и Серёжу, а только турнул их из палатки и послал чистить картошку.

Сёма и Серёжа пошли в барак и увидели, что делать им тут нечего. Пока они сидели на ящиках и пускали дым из ноздрей, Алик уже начистил полную миску картошки и выпил целую ложку рыбьего жира. На верхней губе у Алика золотились маленькие маслянистые кружочки.

Вскоре затрещали дрова, забулькал котелок, и в комнате сразу почему-то запахло летним солнцем и огородами.

Ребята навалились на котелок и очистили его в два счёта. Съели и хорошую картошку, и ту, которая была с тёмными пятнами, и ту, что прилипла к стенкам и стала чёрной и жёсткой, как ольховая кора.

После обеда полагалось полежать немного в кроватях, но ребята не стали устраивать мёртвого часа. Какой тут сон, когда в тайге так тихо и хорошо и каждая снежинка на сугробе сверкает и лучится, будто настоящий самоцвет.

Коля Пухов хотел было пойти в лыжный поход за реку Бирюсу, но снова не нашёл Сёмы и Серёжи.

Только что были они тут, наяривали картошку, которую начистил Алик, и вдруг на тебе — будто в сугроб провалились.

Но Коля знал, что Сёма и Серёжа не в сугробе, а затеяли они какую-нибудь новую подлую штуку.

Сёма и Серёжа всегда такими были. Когда отец и мать были дома, ещё ничего, а если одни оставались — просто беда. И стёкла в окнах побьют, и ведро с водой опрокинут, и скатерть чернилами зальют. Короче говоря, пользы от них никакой, одни убытки.

Но больше всего тут Сёма был виноват. Это он сбивал с толку Серёжу и курил вместе с ним отцовские папиросы «Беломорканал».

Как Коля предполагал, так и вышло: Сёма и Серёжа снова отмочили номер.

Сёма снял со стены двустволку отца и пошёл с Серёжей бить в тайге зайцев. Коля и Алик нашли непутевых охотников возле самой Бирюсы.

Сёма лежал на снегу и целился куда-то в гущу леса. Серёжа тоже примостился за сугробом, будто за бруствером окопа. Он дрожал от холода и просил, чтобы Сёма дал пострелять и ему.

Коля Пухов, который был сейчас бригадиром, подошёл к Семе и вырвал у него двустволку. Ружье было без патронов, но это всё равно. Если ружьё попадётся дураку, оно и без патрона выстрелит.

Коле не хотелось ссориться с Сёмой и Серёжей, но он не сдержался и сказал всё, что знал и думал про них.

— Идите сейчас же домой и рубите дрова, — сказал он. — Я с вами цацкаться не буду.

Коля отвернулся и ушёл с Аликом прочь. Ему было противно смотреть на этих людей. Раз живёшь вместе, значит, надо делать всё вместе — и на зверя ходить, и дрова колоть, и картошку чистить… А если каждый будет тянуть в свою сторону, тогда ничего не выйдет.

Коля чувствовал, что это было только начало и ему ещё придется повозиться с этой публикой.

Так оно и получилось.

Сёма и Серёжа даже и не думали колоть дрова. Они заперлись в своей комнате и притихли.

Коля постучал в дверь и снова напомнил Сёме и Серёже про печку и про дрова.

— А ты кто такой? — послышался из-за двери Семин голос. — Катись колбаской по Малой Спасской, я сам себе бригадир.

«Ну и дружка подцепил себе Серёжка! — подумал Коля. — Прямо оторви да брось».

— Выходи, Серёжа, пойдем вместе дрова рубить, — сказал Коля. — Сёмка до добра не доведет.

За дверью послышался шёпот. Это Сёмка науськивал Серёжу.

Шёпот стих. Несколько секунд стояло молчание. Потом Серёжа вздохнул и скороговоркой пробормотал:

— Катись колбаской. Я сам себе бригадир…

Ну что с ними будешь делать!

Коля пожал плечами и пошёл к себе. Алик сидел в телогрейке возле открытой печки и смотрел на остывающие уголья.

Алик был хороший человек, но он любил тепло, и ему надо было родиться не в Сибири, а где-нибудь возле тёплого южного моря или в самих Каракумах.

Коля взял табуретку и сел рядом. Говорить было не о чем. Всё было ясно и так.

За окном скрипел новыми сапогами мороз. Стёкла затягивались искристым инеем. В комнате становилось всё темнее и темнее. Коля сидел на табурете, хмурил брови и ждал, что ребята одумаются и пойдут рубить дрова.

Он, конечно, мог бы нарубить и сам, но это уже было не по правилам. Он им не лакей!

А Сёма и Серёжа, видимо, и не думали выполнять приказ бригадира. За дверью всё было тихо. Не стучал топор, не скрипел снег. Коля догадывался, в чём тут дело. Печка была одна на две комнаты. Натопит печку Коля, у Сёмы и Серёжи тоже будет тепло. Сиди и грейся сколько влезет. Коле всё равно печку топить надо. Не будет же он замораживать Алика. У Алика и так золотуха.

Вот какой расчет был у Сёмки и Серёжки!

Алик тоже понял, что на Сёму и Серёжу надеяться нечего.

— Пойдем, Коля, рубить дрова, — сказал он. — Вдвоём мы быстро нарубим.

Коля не двигался с места. Что делать, как поступить? От этих мыслей голова у него разламывалась на четыре части. Долго сидел мыслитель, хмурил брови, задумчиво колотил пальцами по колену.

И вдруг — в глазах его блеснули рыжие искры.

Коля улыбнулся сначала чуть-чуть, потом больше, потом вдруг захохотал на всю комнату.

Сначала Алик даже подумал, что Коля сошёл с ума от страшных переживаний. Но нет, Коля был жив-здоров. Он поднялся и сказал Алику: