Струна и люстра (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 7

— Может быть, что-то связанное с нестыковкой плоскостей многомерного континуума? Я когда-то занимался такими вопросами, но считал, что все это в области сплошных абстракций…

— Как видите, здесь не только абстракции… хе-хе… Впрочем, я, должен признаться, являюсь полным профанам в современных теориях, электронных мудростях, виртуальностях и вопросах многогранного мира. Учился, когда еще писали стальными перьями, макаемыми в чернильницы-непроливашки, да-с… До сих пор не могу освоить сотовый телефон, подаренный правнучкой. Мое техническое развитие застряло на уровне телевизора Ка Вэ Эн и кухонных электроплиток… Впрочем, говорят, что сейчас и плитки эти порой выкидывают нечто непредсказуемое. Вот так-с… Могу ли я, молодой человек, чем-то еще быть вам полезен?

— Спасибо, можете. Не скажете ли, как проще добраться отсюда к Завокзальному району, где, по некоторым данным, расположен некий Скворцовский переулок?

— Тремя путями! — обрадовался «храбрый гном». — Если изволите повернуть налево, скоро окажетесь на центральной улице, которая в Ново-Заторске именуется Имперской, а в Инске Садовой. По ней ходит автобус номер два, он доставит вас прямо к вокзалу, а там вы легко сориентируетесь. Если же вы двинетесь направо и чуть назад, то попадете, на Театральный бульвар, он параллелен Садовой. По нему, а потом по проезду Большого Рынка, вы после получаса неспешной ходьбы окажетесь у моста, который ведет через рельсовые пути. За ним и начинается Завокзальный поселок. Но есть и более короткий путь. По Зеленым дворам. Это обширные проходные дворы с их неспешной, отгороженной от улиц жизнью. Я иногда гуляю по ним. Порой они напоминают поленовский «Московский дворик», хотя более масштабны и менее патриархальны… Вон в те ворота, если угодно…

Старичок приподнял шляпу «вестерн» и, когда Валерий, взглянув на ворота, обернулся к собеседнику снова, «гном» уже куда-то пропал.

Глава 4

Ворота были кривые и тяжелые — со столбами, увенчанными жестяным кружевом, с накладным деревянным узором на могучих створках. Одна створка была когда-то отодвинула, да так и вросла в землю. Валерий вошел в широкую щель.

Двор оказался большущий — ну прямо стадион. Обступившие здешнее пространство дома были не только такие, как на Смоленских улицах, но и попроще, пониже. Деревянные и кирпичные, под штукатуркой. Кое-где виднелись гаражи, и у них возились с машинами и мотоциклами озабоченные владельцы. Но они на этом просторе не мешали ощущению безлюдья. Местами двор покрывали треснувшие каменные плиты, а между ними подымалась высокая поросль безымянных уличных трав. Горело желтое мелкоцветье, над которым кружились такие же солнечные бабочки. Валерий неспешно пошел по плитам и сквозь траву.

Полная женщина в клетчатом переднике развешивала между столбами белье. Доставала из поставленного на землю таза простыни и рубахи, укрепляла их на веревке зажимами, а потом бралась за поясницу и кривила лицо. Увидела Валерия, окликнула, будто знакомого:

— Голубчик, подержи посудину, помоги хворой тетке!

Хворой она не казалась, но Валерий поставил чемоданчик и взял тяжелый таз. Пошел рядом с тетушкой, которая доставала и вешала белье штуку за штукой. От влажной ткани вкусно пахло свежестью.

— Мужики-то мои до рассвета слиняли на рыбалку, — весело пожаловалась тетка. — А я вот со своим радикулитом верчусь одна. Нагибаться — каждый раз такое страданье… Ну, спасибо тебе. Ты, видать на каникулы приехал?

— Типа того, — усмехнулся Валерий, вспомнив коричневых лягушат со штурвалом.

— Ну, счастливых тебе гуляний… И девушку хорошую…

— Само собой, — согласился Валерий. И почувствовал себя своим на этом дворе.

Впрочем, не только на этом, на другом тоже.

— Добрый день, — сказал он щетинистым мужичкам, забивавшим «козла» на щелястом столе.

— Тебе того же! — оживились мужички, задвигались. — Присаживайся с нами, у нас пивко есть.

— Спасибо, спешу… — (хотя и не очень спешил).

— Ну, добрый путь тогда…

Третий двор и правда напоминал картину Поленова. На залитом солнцем просторе торчали горбатые сараи, белели березовые поленицы, кривился колодезный сруб, валялось колесо от допотопной телеги. Над заборами подымалась очень белая шатровая колоколенка.

Через траву двигалась гусиная вереница. Предводитель с большой шишкой на лбу глянул на Валерия подозрительно.

— Я хороший, — на всякий случай сказал Валерий. Гусак поверил. Гоготнул по-свойски и повел вереницу дальше.

А Валерий через проход среди полениц проник еще на один двор. Такой же широкий, как и прежние.

Здесь было совсем безлюдно. Сначала. А потом, на дальнем конце, из-за ржавого остова древнего «москвичонка» показался мальчишка. Он бежал.

Как-то неловко бежал — то ли спотыкался, то ли прихрамывал. И оглядывался. «Уж не гонятся ли за пацаном?» — кольнуло Валерия.

Но дело было в другом. От мальчишки тянулся в вверх шнур, а на конце шнура, метрах в двадцати над землей дергалось, ныряло из стороны в сторону… непонятно что.

То есть похоже, что змей, только странный какой-то. Коробчатый, что ли? Но коробчатые конструкции бывают обтянуты тканью или бумагой, а здесь весь каркас был виден насквозь. А внутри его что-то громоздилось.

Валерий остановился у заросшего тополиного пня и ждал. Мальчишка рывками приближался (дергал при этом шнур). Он был в сизой мятой одежонке, вроде той, какую лет десять назад носил и Валерка Зубрицкий. Разлохмаченные на кромках джинсовые шорты, такая же безрукавка, надетая на голое тело. Ременчатые сандалетки на босу ногу… Наверно, из-за них, слишком разболтанных, он и спотыкался.

Наконец хозяин змея (или не змея?) остановился в двух шагах. Мельком глянул на Валерия, развернулся и запрокинул голову.

Было ему, как и близнецам на берегу, лет девять.

Если бы тощему и ломкому Буратино заменили нос дырчатым шариком, а круглую голову украсили оттопыренными ушами и сверху покрыли темным ежиком, то получился бы в точности этот мальчишка. Впрочем, Валерий подумал про такое сходство мельком, потому что смотрел он, как и мальчик, на летающую «штуку».

«Штука» приземлялась. Мальчик что-то сердито шептал, растопыривал немытые локти и дергал шнур (а точнее — обычную бельевую веревку). Видимо, пытался управлять спуском. Но спуск проходил неуправляемо — зигзагами, то быстро, то медленно. И наконец сооружение косо брякнулось в низкий клевер и подорожники.

Валерий увидел, что это обшарпанный стул из круглых гнутых палок (такая мебель, кажется, называется венской). Стул лежал, завалившись на спинку. В разных местах на нем были укреплены бумажные и пластмассовые вертушки, изогнутые жестянки, мелкие шестеренки и ржавые диванные пружины. А на обратной стороне сиденья держалась примотанная проволокой мятая противогазная коробка (Валерий раньше видел такие в музейном отделе «Вторая Мировая война»).

«Обалдеть», — подумал Валерий. Сам того не заметив, подошел вплотную, навис над стулом. Уронил траву чемоданчик и зачесал в затылке. Взглянул на мальчишку. А тот стоял на одной ноге и левой сандалеткой чесал правую щиколотку. Смотрел на приземлившийся стул и неразборчиво бормотал.

Потом сказал разборчиво:

— Ну, чего тебе опять не хватает, паразит?

Это он стулу, а не Валерию. А Валерий спросил:

— Что у тебя за устройство такое?

Мальчик глянул быстро, отвернулся опять и ответил без охоты, но и без промедления:

— Это лап.

— Что за лап?

— Ну, сокращенно «Летательный аппарат».

— Понятно, что летательный. А почему?

Хозяин лапа посмотрел внимательней. Был он темноволос, а глаза светлые — серые. Круглые и печальные.

— Тебе правда интересно, или ты так… для разговора?

«Для пустого трепа», — перевел Валерий.

— Мне в самом деле интересно. Как этот лап летает? Вопреки всем законам аэродинамики…

— Здесь другие законы, — сумрачно отозвался мальчишка и опять стал смотреть на стул. Некоторые вертушки лапа крутились, хотя не было на солнечном дворе ни малейшего дуновения.