Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Собрание в 3томах. Том 3 (Проза, монологи, воспоминания) - Рубцов Николай Михайлович - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Возможно, Катерина и не желала и не хотела ждать большего от жизни, возможно, она всю бы жизнь свою была такой «поэтически» настроенной, религиозно-мечтательной, сохранила бы пылкость чувств и воображения, но… к несчастью, человек мажет быть «поэтически» настроен до тех вер, пока жестокие удары судьбы не развеют нелепых представлений его о жизни, как об источнике единственно счастья и радостей. Жизнь — эта суровая проза, вечная борьба, в результате которой именно и должен человек добыть себе счастье, если у него для этого достаточно духа и воли… Впрочем, не следует склоняться к умозрению: достаточно сказать, что жизнь — суровая проза, и поэтому Катерина, полная романтики и поэзии, горько разочаровывается в ней, столкнувшись лицом к лицу с ее неумолимыми ударами, куда только Девались и прежняя восторженная мечтательность, и пылкость воображения, когда, оказавшись в доме Кабановой, замужем за нелюбимым ею Тихоном, она попала под власть самодурного, назойливого, жестокого характера своей свекрови? Нельзя сказать, что она вообще лишилась дара мечтать и воображать — в ней только притупилась прежняя восторженность, в силу чего она не в состоянии была идеализировать и «поэтизировать» свою и чужую жизнь, поблекла и потускнела яркая, пылкая фантазия. И неудивительно! Вообразите себе на мгновение, что вас лишили цветущей и солнечной родины, где все так близко и дорого вам и, доставив в чужой, неведомый, неприветливый край, заставили вас рыть себе могилу… О, как бы возрадовалась душа! Какими бы удивительно пламенными и нежными аккордами отзывалось ваше «чуткое» сердце на всякое проявление «заботы» и «внимания» о вас, приговоренных к смерти! Пожалуй бы, не хватило чувств!

В горькой иронии сказанного не приходится сомневаться, но именно такая участь постигла Катерину в доме Кабановой. И хотя Катерина стала жертвою такой незавидной участи, все же доброе и любящее от природы сердце ее даже в эту трудную минуту не способно ожесточиться, и как дорого обходилась ей эта идеальная душевная чистота, жестоко поруганная, но ничем не запятнанная! Разумеется, многое в постигшем ей несчастье Катерина воспринимала как должное, как наказание от бога, однако постоянные, назойливые и грубые наставления Кабанихи, ее самодурные проявления власти, ласки нелюбимого Тихона угнетают, давят ее… Таким угнетающим, порою раздражительным бывает однообразное и надоедливое пиликанье «неудавшегося» гармониста, который в «припадке» творческого вдохновения, упиваясь «поистине гармоничными» мелодиями, забывает или же вообще не хочет обольстить вниманием желания и вкусы других. Невольно вырывается в адрес этого не в меру «забывчивого» горе-музыканта: «Знаешь, друг, смени-ка ты пластинку!», или короче, но убедительней: «Да замолчишь ли ты?!»

Однако будем ли мы вправе обвинить Катерину в том, что она не в состоянии сбросить с себя ярмо чужой, опостылевшей ей, власти (власть в руках Кабанихи — та же гармонь в руках гармониста) не иначе, как броситься в бездну и этим лишить себя от всех мучений? Нет: она в силах только заявить протест, бросить вызов самодурной силе, что именно и доказала сама Катерина, покончив впоследствии жизнь самоубийством.

Сколько бы времени еще продолжались страдания Катерины — неизвестно, если б неожиданно не повеяло надвигающейся развязкой. Томительное однообразие ее жизни нарушается появлением на ее жизненном пути Бориса Григорьевича, о котором, без дальнего отлагательства, нужно сказать, что это был доброй и чистой души, умный и образованный, понимающий Катерину, хотя, в силу занимаемого им положения в обществе и, как видно, укоренившегося в нем воспитания, безвольный… Он также же, как и Тихон, является жертвой «темного царства», т. е. всецело находится в его власти.

Надо думать, какую бурю еще не растерянных чувств могло поднять в душе Катерины это новое знакомство, новая встреча. Со свойственной ей страстностью она крепко полюбила Бориса, что именно и дает нам основание думать о близкой развязке: это весьма понятно вытекает из совокупности анализов обстоятельств, характеров и общественного порядка.

Итак, Катерина нашла любимого человека! Но разве это счастье пришло? Нет! В лучшем случае, такое счастье можно назвать лишь счастливым мгновением. Убедительнее же то, что оно лишь ускорило гибель Катерины. Она хорошо понимает это и боится его, гонит его от себя, как призрак, не верит ему, как обманчивой игре воображения, боится совершить грех, запятнать свою совесть и долг перед мужем. Еще и еще раз видим и убеждаемся мы, насколько высоко стоит Катерина в понятиях о нравственности над окружающими людьми! Она умоляет Тихона взять ее с собой, увезти отсюда, от Бориса, но тот, безвольный и ограниченный человек, совершенно непонимающий Катерину, грубо отталкивает ее в эту решающую минуту. Что можно ожидать? Катерина вся и без колебаний отдается Борису, и подлежит ли сомнению ее совершенная невинность?

«Катерина и любит не так, как другие женщины, окружающие ее. Она готова на все для любимого человека, преступая даже те понятия о грехе и добродетели, которые были для нее священными». Ее не страшит даже суровое осуждение общества. «Уж если я греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?» — говорит она, и мы ясно слышим в ее словах решительный протест, который сама Катерина вряд ли до конца понимала, и вряд ли он являлся следствием каких-либо «холодных умозаключений». До конца дней оставаясь верной своим взглядам и убеждениям, Катерина все же глубоко чувствует и переживает свою вину перед мужем. Ей, не знавшей никогда угрызений совести, слишком уж тяжело обманывать мужа и людей, скрывать от них совершенный грех. «…Не могу я терпеть! Матушка! Тихон! Грешна я перед Богом и перед вами!» — в конце концов публично признается Катерина… Сколько смелости! Сколько силы и решимости! Твердо зная, что люди не простят ей греха, что не замолить его и перед богом, она все же делает этот отчаянный шаг во имя правды и справедливости!

…Силы «темного царства» сдвигались над Катериной… «Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу — все равно. В могиле лучше… Под деревцем могилушка… Как хорошо…», и… единственный «луч света в темном царстве» навсегда скрывается в пучине волн холодной и равнодушной бездны…

Теперь для нас понятно, какой безотрадной и неприветливой была жизнь женщины, и какое бесправное, униженное положение занимала она не только в человеческом обществе вообще, но и даже в своем семейном кругу. Власть мужа и тирания «матушек» — для нее закон и нарушать его — тягчайшее преступление. «В могиле лучше…», и в этом страшная причина того, что «не один, не исключение, а целая масса людей, подверженных тлетворному влиянию Диких и Кабановых», в смерти находят свое избавление от мук земных. Знать бы об этом… «и не чаять для них избавления — это, согласитесь, ужасно!».

В трагическом конце Катерины, по словам Добролюбова, «…дан страстный вызов самодурной силе… В ней видим мы протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный под домашней пыткой и над бездной, в которую бросилась бедная женщина…».[8]

ВЫ ПРИШЛИ ЗА ЗДОРОВЬЕМ

Рано утром, когда в селе еще только-только зажигаются первые огни, в дверь постучались. Василий Алексеевич вышел.

— Что случилось?

— Маме плохо…

Больной А. Поповой действительно очень плохо. Уже не первый раз случается у нее сердечный приступ. Установив диагноз, Василий Алексеевич спешно вызывает медсестру. Внешне от спокоен. Даже голос спокоен.

— Ничего опасного. Сейчас пройдет… Сейчас пройдет, — повторяет он.

Его спокойствие передается больной, а через некоторое время она с облегчением произносит: