Гнев духов - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 2

Золотая Тень сладко потянулась, спрыгнула на пол, сняла с пустеющего пока лежака напротив короб с водой, в котором со вчерашнего дня отмокало сушеное мясо, переставила на угли. Не спеша, с достоинством расчесала волосы, смотала их на затылке, заколов гребешком, затем натянула длинное платье из волчьего меха. То самое, что Камыш сшил ей, когда духи выбросили их на берег Большой Воды. Не самое красивое и удобное, без всяких украшений — но самое любимое.

Вода в коробе уже забурлила — девочка, подсунув снизу палки, переставила короб на лежак, отгребла большую часть углей к дальней стене очага, оставив совсем немного, вернула короб на них. Теперь вода всего лишь слегка пузырилась. Можно ненадолго и отвлечься. Еще раз пригладив волосы, Золотая Тень подхватила кожаное ведро со сплетенными из рогоза ручками, аккуратно пробралась между тремя полотнищами входного полога и вышла на свет.

Солнце только-только поднималось на небо, и большая часть племени еще оставалась в домах. Лишь полусонные Трескун и Жалящая Пчела в вытертых накидках несли вдвоем мимо общего котла охапку мокрых шкур. Похоже, родители отослали их спозаранку полоскать откисшие замши, чтобы не пахли. Золотая Тень сделала небольшой крюк и, едва не задев Трескуна плечом, громко предупредила:

— Осторожнее, дети!

Девушка и паренек чуть не уронили свой груз от такого обращения, но… Но Золотая Тень, пусть и в свои восемь зим, уже вышла замуж и считалась женщиной. А они, пусть и старше на три лета каждый — жили с родителями и потому оставались детьми.

— Не задирай нос, о корень споткнешься! — выкрикнула ей вслед Жалящая Пчела, но Золотая Тень лишь снисходительно хмыкнула: мало ли чего ребенок брякнул?

Ей очень хотелось покрасоваться перед кем-нибудь еще — но, увы, никого не встретилось даже на берегу реки. Пришлось лишь зачерпнуть воды и вернуться домой: варево в очаге выкипало быстро, за ним следовало приглядывать и подливать свежую воду вместо испарившийся.

В доме уже ароматно пахло мясным бульоном. Правда, сам суп больше не кипел, придавив почерневшие угольки. Золотая Тень охнула, кинулась к очагу, подняла корец, подгребла угли, вернула обратно, добавила свежей воды. Потекшие по отвороту ведра капли подхватила и стряхнула на полку. Могучий Саблезуб аж подпрыгнул, ошарашенно выпучив круглые глаза:

— Что?!

— Что? — невинно поинтересовалась Золотая Тень, придвигая ведро ближе к очагу.

Камыш отер лицо, встряхнулся:

— Ой, как жарко. Я даже вспотел!

— У нас трута нет совсем. Принесешь?

— Конечно, — кивнул охотник. — Соберу, когда ловушки проверю. Есть у меня приметная береза у тропы. И сама трухлявая, и с грибами.

Он потянулся к своему заплечному мешку, что лежал над очагом под краем кровли. В самом теплом месте, дабы всегда оставался сухим. Камыш заглянул внутрь, проверяя содержимое. Снял сверху и добавил к общему грузу еще два мешочка из тонкой замши.

— Оделся бы сперва, Камыш! — укорила девочка. — Куртки не нашел, а уже за сумку хватаешься.

— И так жарко… — ответил он и тут же вскрикнул: Золотая Тень, не удержавшись от соблазна, все же плеснула ему в горячую спину еще горсть холодной воды. Охотник, крутанулся, выгнувшись, кинулся на нее: — Ах, ты…

Девочка с визгом кинулась спасаться, нырнула под пологи, выскочила наружу, со всех ног помчалась к священной иве, петляя между охотниками, женщинами и детьми. Могучий Саблезуб гнался за нею до общего котла, возле которого неожиданно наскочил на отца, уже опоясанного ножами и топором.

— Чего разбегались, как зайцы?! — изумился Грозный Вепрь, придержав Могучего Саблезуба за плечи.

— Да она! Она… — возмущенно начал паренек… и закончил: — Нашла когда!

— Только-только мужем с женою назвались, а уже раздорите, — укоризненно покачал головой отец. — Никак, Золотая Тень лишнего требует?

— Ничего, я не сержусь! — во всеуслышание заявила девочка и торжественно прошествовала мимо юного охотника. — Могучий Саблезуб, приходи кушать. Суп уже готов. Дети, осторожнее!

На ее пути опять оказались Жалящая Пчела и Трескун — но на этот раз они только засмеялись.

— Я собираюсь проверять ловушки, — коротко произнес Грозный Вепрь.

Он уже был одет в дорогу: сшитые мехом вниз штаны, плотно обтягивающие ступни поршни из толстой лосиной кожи, перехваченная широким ремнем куртка, свисающая почти до колен. Надевалась куртка, разумеется, через голову, но для удобства на груди был разрез, застегивающийся на три петли пахучими можжевеловыми палочками. На случай дождя у куртки имелся глубокий капюшон — но пока, за ненадобностью, он свисал за плечами. В такой одежде в лесу было тепло и удобно в любое ненастье. Хоть в снегу ночуй! Для красоты же на правой стороне груди были пришиты десятки петелек с когтями рысей и барсуков, клыками енотов и росомах. Добыча, не столь трудная, чтобы делать из нее ожерелье гордости, однако наглядно показывающая, сколь добычлив носящий такую одежду мужчина. На левой стороне груди колыхалась раскрашенная ягодным соком замшевая бахрома — две полоски означали двух детей.

— По нашей тропе? — скользнув по бахроме взглядом, спросил в ответ Могучий Саблезуб. — Пойдем вместе?

— Что же, пойдем, — пригладил короткую рыжую бородку отец. После праздника Праматери еще ни у кого из мужчин волосы не успели отрасти ни на голове, ни на подбородке. — Вдвоем в лесу всегда спокойнее, чем по одному. Но давай побыстрее.

— Только оденусь… — Юный охотник заторопился к дому, по вырытым в земле ступеням сбежал вниз.

Девочка помешивала в корце варево, в котором плавали уже и мелкие чищеные корешки свеклы, и макушки молодой крапивы, и листья сушеных приправ. Оглянулась:

— Одевайся. Пока соберешься, как раз готово будет.

— Когда ты крапиву собрать успела? — только удивился охотник.

— Вечером… — Она вздохнула. — Мама говорит, утренняя вкуснее. Но так спать всегда хочется! Но ведь он и так свежестью пахнет, Камыш! Попробуй!

— Пахнет, — не стал спорить охотник, натягивая штаны.

— Вот и я говорю, что пахнет. — Она еще помешала, принюхалась, потыкала острым кончиком палочки в мясо. — Сварилось!

Корец быстро переместился на пока еще пустой лежак дома, девочка достала свернутые из бересты ложки и застыла с ними в руках, глядя на угощение: оно было еще слишком горячим. Прежде чем они смогли наконец-то перекусить, Могучий Саблезуб успел сложить с собой пару кусочков вяленого мяса, проверить и заткнуть за пояс топор, выбрать гарпун, осмотреть копье, еще раз перебрать заплечную сумку, надеть теплую охотничью куртку.

Золотая Тень очень боялась, что мясо, засушенное еще до зимы, не успеет развариться — но, замоченное еще накануне и кипятившееся все утро, оно оказалось мягким, как свежее. Даже свекольные корешки получились тверже. А долгое пребывание под крышей, сперва в доме Грозного Вепря, а потом и у них, придало вареву приятный кисловато-дымный аромат копчености. Она поняла, что стала хорошей хозяйкой, и гордо посмотрела на мужа. Но Камыш, жадно уплетая угощение, ничего особенного в нем не замечал. Девочке даже немного взгрустнулось: старалась, старалась… А ничего особенного, выходит, не вышло?

— Меня Грозный Вепрь ждет, — сказал Могучий Саблезуб, отставляя полупустой корец. — Вдвоем к ловушкам пойдем. Побегу.

— Ладно, — со вздохом кивнула юная хозяйка. — Скорее возвращайся.

Золотая Тень — как всегда поступала мама с отцом — обняла его, прижавшись щекой к щеке, и отступила:

— Про трут не забудь!

— Помню!

Из селения детей Хозяина Реки в лес уходило семь тропинок. На две больше, нежели домов в селении. По молчаливому уговору считалось, что по той, что вела к святилищу, уходил ставить силки шаман Беседующий-с-Небом. Вдоль реки вверх и вниз отправлялись за добычей Парящий Коршун и Упрямый Лось. По той, что начиналась за Священной Ивой, ходили Тихий Уж с почти взрослым Трескуном, этим летом ждущим посвящения в охотники. По тропе напротив, что ближе всего к дому Могучего Саблезуба, искали добычу Сильный Лосось, его сын Летящий Зимородок и отец Медвежий Хвост. За старым пнем начинался путь Черного Стрижа. Здесь же иногда бывал и Мощный Волк, но старый мастер редко пытался охотиться. Его умение превращать кусочки камней в ножи, наконечники и топоры приносило ему куда больше мяса, нежели самые удачливые силки на самой оживленной звериной тропе. Чуть левее пня привычно перепрыгивали узкий ручеек Грозный Вепрь и Могучий Саблезуб.