Синий город на Садовой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 15

— Ну, чего ты как неживой!

— Сам не знаю. Не получается…

— Да чему тут получаться-то? Шагай да смотри вокруг! Как на самом деле, когда гуляешь…

Нет, не выходило у него "как на самом деле". Ну, не артист он ни капельки, что поделаешь! Замечательно, когда сам жужжишь кинокамерой, когда вытаскиваешь с замиранием из бачка мокрую пленку (получилось ли?), когда помогаешь Оле оборудовать в гараже лабораторию и при этом болтаешь обо всем на свете: об НЛО, о группе "Аквариум", о книге "Властелин колец", о школьных тяготах, о приключениях в раннем детстве, о фильме "Восстание на "Баунти"… И строишь планы: что снять в их собственном фильме… А вот как до дела дошло…

— Давай попробуем еще раз, — терпеливо сказала Оля.

Федя на неживых ногах опять поднялся на крыльцо музея, к чугунной пушке времен Петра Великого, и устало сел на верхнюю ступень. Оля села рядом.

— Ладно… Порепетируем еще, и получится.

— Не-а… — сокрушенно сказал Федя. — Бесполезно. На твоем месте я бы прогнал такую бездарь…

Он знал, что Оля его не прогонит, с друзьями так не обходятся. И будет он по-прежнему приходить в старый дом на улице Декабристов, где в комнатах с тяжелой коричневой мебелью живет и хозяйничает самостоятельная девчонка Ольга Ковалева. Очень самостоятельная, потому что мать у нее целый день на работе, в конторе какого-то треста, а потом еще руководит в этом тресте самодеятельным театральным коллективом и домой иногда приходит к полуночи, а на Оле — все хозяйство. Отец у нее тоже есть, но живет в Москве, и "там у него свое семейство; ездила я один раз, больше не хочется…". Научилась Оля многое делать и решать сама, потому что характер у нее спокойный и твердый, хотя сперва это незаметно. Кажется наоборот — нерешительная. Стоит такая серенькая, с неприметным лицом, трогает губы костяшками пальцев…

И сейчас тоже — рассеянно водит по губам кулачком, как губной гармошкой. Думает: что же делать-то?

— Давай еще раз попробуем, — вздохнул Федя. И опять ощутил тоскливое замирание. — Ох, нет… Слушай, Ольга, тут кого-то другого надо. Ну, как это говорится… "раскованного". И чтобы лицо у него было выразительное.

— У тебя вполне выразительное лицо, — деликатно сказала Оля.

— Да брось ты… Я внутри себя понимаю, как что надо делать, а вот изобразить это… Не такой человек нужен!

— Где его взять, "не такого"-то? — вырвалось у Оли.

В самом деле, где? Может, Степку попробовать? Нет, маленький. Тут нужен такой, который бы понимал суть фильма. Ведь это же не просто "Наш город летом", а намек, что живет в городе сказка…

Может, Бориса дождаться? Не-е-е… Борька при всех своих талантах уж точно не артист. Его даже в детском саду ни разу не могли заставить на утреннике стихи прочитать…

В общем, скверное дело… "С'скверное дело", — словно кто-то усмехнулся рядом.

— Ой… Оль! А помнишь Березкина? Ну, того мальчишку в лифте!

Она вроде бы и не удивилась:

— Конечно помню.

— Вот уж у кого лицо выразительное! И вообще он… — Федя хотел сказать, что Березкин, по его мнению, человек, на все отзывающийся живыми нервами. Но выразиться столь изящно не решился. — Пригодный для нашего дела.

— А что, пожалуй… — отозвалась Оля. Но без особого оживления. Может, боялась обидеть Федю заменой. — Только согласится ли? Да и где его найдешь?

— Так и найдем, где встретили?

— Может, он там и не живет, а просто приходил к кому-нибудь… Я его там больше ни разу не встречала.

— А… разве ты там еще бывала?

Оля слегка смутилась:

— Я два раза к Анне Ивановне заходила… Ну, она же совсем одна, дочка в Ленинграде. Вот я и думаю: может, помочь что… — И зацарапала костяшками по губам.

Удивительно, как люди стесняются добрых дел.

— Когда ты успела-то?

— А с утра пораньше…

Федя сказал с неловким упреком:

— Могла бы и меня позвать. Глядишь, и пригодился бы…

— Да там и делать-то нечего. Посуду помыла да пол подмела… А Березкина я ни разу не видела. Мальчишек утром полно во дворе, а его нет. Наверно, он не там живет…

— А откуда тогда диспетчерша лифта его знает?.. Да чего гадать-то! Сходить надо да спросить у людей! — Федя был теперь уверен, что нынешняя "спираль жизни" — веселая, озорная даже — опять приведет их к этому мальчишке.

"Без всякого с'сомнения".

Федя оказался прав. И удачлив! На подходе к дому, где жила Анна Ивановна, они встретили Березкина.

Правда, узнали не сразу. Был он в другой рубашке — оранжевой — и в пыльных школьных штанах с пузырями на коленях. Издали казалось — незнакомый мальчишка. Шагает, похлопывает по штанинам сеткой-авоськой… Он узнал их первый. Сбил шаг, двинул приподнятыми бровями. На рубашке у него Федя разглядел знакомый значок. И тогда сказал издалека:

— Березкин, привет! А мы тебя ищем!

Они сошлись. Березкин глянул на Олю, на Федю, потом в землю. Спросил боязливо:

— С какой с'стати… ищете?

— Дело есть, — объяснила Оля.

Он опять глянул на нее быстро и опасливо.

Оля вдруг торопливо попросила:

— Федя, расскажи ему, ладно? А я пока к Анне Ивановне сбегаю, на две минутки! Узнаю, как она там… — И ускакала с неожиданной резвостью.

Федя слегка опешил от такого поворота. Но надо было как-то начинать разговор.

— Помнишь, ты про аппарат спрашивал? Мы кино снимаем…

Березкин выжидательно молчал. Федя спросил прямо:

— Хочешь сниматься?

— А почему… я?

— Ну, так… Мы про тебя вспомнили. Как сидели вместе в лифте. И решили: давай позовем. Нам человек нужен…

— С'странно… Меня раньше никто никуда не звал.

— Ну… тем более! Согласен?

— Странно, — опять сказал Березкин. Уже без запинки.

— Да что тебе странно-то? — Федю царапнула досада.

Березкин глянул синими неулыбчивыми глазами, помахал авоськой и вдруг признался:

— А я вас тоже вспоминал.

— Ну вот видишь! Значит, не случайно, — настойчиво сказал Федя.

Березкин вдруг посмотрел в сторону, куда убежала Оля. И опять опустил голову. Прошептал:

— А как ты думаешь, она догадалась… про тот с'случай? Ну, в лифте…

— Да ты что! — шумно возмутился Федя. — У нее же глаза-уши были заткнуты! А потом она без памяти от радости сделалась, когда я ей пленку отдал! Я эту пленку в тот день чудом раздобыл, дефицит такой… — Он, пожалуй, чересчур бурно доказывал. Потому что в глубине души был уверен: Оля догадалась. Тем более, что, когда Березкин убегал к мусорным контейнерам, из пакета капало… И теперь Оля, скорее всего, покинула мальчишек не случайно: решила, что Федя с Березкиным без нее лучше объяснятся.

Березкин опять смотрел ему в лицо — стыдливо и недоверчиво. И тогда Федя сказал со всевозможной небрежностью и беспечностью:

— Ну а если бы и догадалась? Подумаешь! Дело житейское.

Оба они глянули на значок с Карлсоном. И Березкин чуть улыбнулся наконец. И спросил:

— А почему ты мне его подарил?

— Да просто так! Чего ты удивляешься?

— Я удивляюсь, — тихо признался Березкин, — как ты угадал. Я люблю всякое такое… что летает…

"Это с'случайно", — чуть не сорвалось у Феди. Он прикусил язык. В этот миг подскочила запыхавшаяся Оля:

— Ну? Вы договорились?

Березкин потупился и чуть заметно кивнул.

Феде стало весело.

— Это — Оля, — сказал он, слегка дурачась. — Очень хороший человек. А я — Федя… А ты? Как звать-то?

И вдруг понял наконец, кого ему напоминает Березкин. Года два назад в вечерней передаче для младших школьников появилась большая кукла — забавный такой пацан Кирюша. Совсем как живой. И Березкин лицом был похож на этого Кирюшу. И показалось Феде, что имя у Березкина должно быть таким же — ласковым и не совсем обычным. И кажется, не ошибся.

— Данилка? — обрадованно переспросила Оля, когда Березкин ответил смущенно и неразборчиво.

— Да нет же! — сказал тот с неожиданной звонкой досадой. — Просто Нилка! — И объяснил доверчиво и сокрушенно: — Каждый раз, когда знакомлюсь, сплошное с'страдание. Папа с мамой придумали такое имя старорежимное — Нил! В честь прадедушки, он был знаменитый фотограф Нил Березкин!.. Он-то знаменитый, а я мучиться должен… Паспорт буду получать — переделаюсь в Данилу…