Тень Каравеллы (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 11

— Жив?

— Жив, — сказал Генка и попытался улыбнуться.

— Ну надо же догадаться! Кости целы? Вставай тогда. — Он приподнял Генку за плечи. — Тут ведь дело не простое. У нас с Владиком все рассчитано, а ты сразу — бултых!

— Ничего, — сказал Генка, пряча влажные глаза. И добавил уже совсем глупо, сам не зная зачем: — А вы и не похожи вовсе на инженера. Я думал, вы не такой.

— Какой есть, — улыбнулся Владькин отец. И, кажется, не удивился.

А Генка чувствовал, что несет чепуху, которая показалась бы смешной даже малышу Ильке. И все-таки нес:

— У меня отец тоже инженер. Тоже не похож. Наверно, все настоящие инженеры не похожи на инженеров.

— А это мысль, — сказал настоящий инженер.

Владик тронул Генку за рукав.

— Ну я и перепугался, — признался он.

— Пустяки, — ответил Генка. — Я пойду. Надо мне домой.

— А то оставайся, — предложил отец Владика. — Сейчас полную сковородку картошки соорудим. — Он обернулся к Владику: — Ты начистил?

Владик вздохнул и зацарапал ботинком по крыльцу.

— Ну, я так и знал, — печально сказал отец. — Конечно, забыл?

— Сейчас начищу, — заговорил Владик. — Долго, что ли…

— «Долго, что ли»!.. Горе ты мое! Про крышу небось не забыл, — усмехнулся отец. И обратился к Генке: — Слазить на крышу он никогда не забудет. Вот уродился чертеняка! Что с ним делать, не знаю. Лупить, что ли?

— Лупи! — весело сказал Владик.

— Неудобно как-то. Большой уже.

— Раньше надо было, — охотно согласился Владик.

— Вот сломаешь шею…

— Я?!

Генка молча слушал их, и ему не хотелось уходить. Но он опять сказал:

— Я пойду.

— Придешь потом? — спросил Владик.

— Завтра. Завтра утром. Можно?

— Вот вопрос! — удивился Владькин отец. — Ты, Гена, разбудить нас не бойся. Мы, как говорят, с петухами встаем.

«Имя знает, — подумал Генка. — Значит, Владик говорил про меня».

За калиткой Генка вспомнил, что забыл куртку. Но уже проглядывало солнце, и он не стал возвращаться.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Утром за Генкой увязался Илька. Откуда он узнал, что Генка идет к Владику, совершенно непонятно. Он вылетел из-за угла, расстегнутая рубашка полоскалась за спиной.

Тормознув сандалией, Илька выдохнул:

— Ген, я с тобой. Ладно?

— Слушай, Гонец, — сказал Генка, — лети в другую сторону.

— Ну, Гена…

— Я кому говорю!

Илька сказал потускневшим голосом:

— Жалко, да?

— Жалко.

Илька опустил голову и прошептал:

— Я же не буду мешать.

— А что ты там будешь делать?

— Смотреть, — сказал Илька и с надеждой глянул на Генку.

— Что тебе там, кино? — разозлился Генка.

— Змея смотреть, — жалобно объяснил Илька. — Вы делать будете, а я учиться буду.

— Откуда ты знаешь, что мы будем делать?

Илька вздохнул:

— Догадался…

— Где не надо, ты догадливый! — проворчал Генка. — А там возьмешь да ляпнешь что-нибудь.

— Не ляпну, вот увидишь.

— Я тебе дам «увидишь»! Ты эту привычку брось, если хочешь туда пойти. Вообще такие слова забудь: «увидишь», «смотри», «глаза». Понял?

Илька понял.

— Да, еще… — хмуро сказал Генка. — Не вздумай его о матери спрашивать.

— А где она?

— Откуда я знаю! Они вдвоем с отцом живут.

— Умерла, значит, — тихо сказал Илька. — Я не буду… Вот у нас тоже, когда папа умер…

Он не договорил, а Генке стало неловко за свою суровость.

— Ну, пойдем. Только не скачи, как козел.

Илька не скакал. До самой Владькиной калитки он шел задумчивый, погрустневший.

Но все-таки один раз Илька ляпнул. Когда знакомился с Владькиным отцом. Тот поставил Ильку между колен и, чуть улыбаясь, выспрашивал:

— Как звать-то? Илька? Илья, значит. Илья-пророк… Ну-ну! Значит, Илюшка. А меня — Иван Сергеевич. Можно и проще — дядя Ваня.

— Лучше уж Иван Сергеевич, — сказал Илька, простодушно глядя на Владькиного отца. — У нас есть сосед дядя Ваня. Пьяница ужасная. Жена каждую субботу его из канавы домой на тачке возит. А он только мычит.

Генка довольно крепко хлопнул Ильку между лопаток. Илька смутился и стал разглядывать свое колено, смазанное зеленкой.

Иван Сергеевич и Владик захохотали. Владька даже ногами заколотил по дверце шкафа — он сидел на гардеробе, что-то искал там.

Генка смотрел на Владькиного отца виновато, словно извинялся за Ильку: что возьмешь с малыша…

— Папа, — отсмеявшись, начал Владик, — а здесь тоже нет клея.

— А я при чем?

— Ну, ты же убирал.

— Убирай сам. Сколько раз говорил: ставь на место.

— А на том месте твои лампы лежали.

— Отодвинул бы.

— Ну да! Начну отодвигать и шандарахну об пол.

— Я вот тебе тогда шандарахну… Что ты там дрыгаешься? Сам сейчас на пол слетишь.

— Конечно, — сказал Владик. — Потому что клей — вот он. Отойдите! — И он с грохотом прыгнул со шкафа. — Илька, забирай бумагу.

С Илькой он разговаривал так, будто они всю жизнь были знакомы. Илька, видно, тоже никакой неловкости не чувствовал. И Генка успокоился.

— Мы на крыльце будем клеить, — сказал Владик. — Папа, а ты ниток дашь?

— Куда вас денешь…

Владик с бутылкой клея шагнул к двери. Илька и Генка двинулись за ним.

— Гена! — окликнул Иван Сергеевич. — Подожди секунду. Помоги-ка шкаф отодвинуть. Владька за него мои чертежи завалил. Достать надо.

— Я завалил?! — возмутился Владик. — Они там целую неделю валяются! Дай я сам отодвину.

— Иди, иди…

Генка и Владькин отец остались вдвоем. Они легко отодвинули скрипучий гардероб от стены: видно, он не был набит имуществом до отказа. Иван Сергеевич отряхнул пыль с трубок ватманской бумаги. Потом повернулся к Генке и, глядя без обычной усмешки в глазах, спросил:

— Ну, как?

— Что? — насторожился Генка.

— Ну, вообще, — сказал Иван Сергеевич. — Как дела у вас?.. Как мой Владик?

— А что, — стесненно сказал Генка. — Все в порядке. Обыкновенно.

— Не хуже других?

— Чем он хуже… — глядя в сторону, сказал Генка. — Он даже… Вон он какого змея построил. У нас такой никто не может. И вообще он…

В этом «вообще» заключалось очень много, но говорить о таких вещах Генка не умел.

— Знаешь, Гена, — заговорил Иван Сергеевич, — эти дни он ходит такой, будто подарок получил. Хотя нет, он подаркам не очень радуется. Тут другое. Будто он чего-то хорошего ждет. Про тебя рассказывал.

— А чего про меня рассказывать… — смущенно пробормотал Генка.

— Да так… Худо ведь ему одному. А тут ты появился. Сегодня вот еще Илюшку привел. Для него это радость такая, для Владьки… Боится только.

— Чего? — удивился Генка.

— Боится. Думает, что походишь ты и бросишь.

— Что я, дорогу забуду? — грубовато сказал Генка и сам испугался своей резкости.

Но Иван Сергеевич ничего не заметил.

— Как-то не везло ему на друзей, — продолжал он. — Ребят, конечно, много было. И в школе, и у соседей. Только сторонились они его как-то, стеснялись, что ли. И жалели. Ты его не жалей.

— Его пожалеешь! — сказал Генка.

— Он этого не любит. — Иван Сергеевич забыл про чертежи. Он стоял рядом с Генкой, придерживал его за плечо. Генка не видел его лица, он не решался поднять глаза. Иван Сергеевич помолчал и повторил: — Не любит. Мы оба жалости не любим. Живем вот вдвоем, ничего… Ты его о матери не спрашивал?

— Я ни о чем не спрашивал, — быстро сказал Генка. — Он сам рассказывает, если что надо.

— Ну и ладно. Ты с ним про это не говори.

— Она умерла? — напрямик спросил Генка, чтобы наконец решить этот вопрос.

Иван Сергеевич отпустил Генкино плечо, поднял с пола и бросил на шкаф ворох ватманских трубок.

— Разные бывают люди, Гена, — глуховато сказал он. — Ушла от нас она. Еще до того, как эта беда случилась с Владькой.

— Разве… — вырвалось у Генки. — Разве Владик… не всегда так…

— Думаешь, он слепой родился? Нет. Это случай. Такая глупая история вышла. На берегу были бревна свалены кучей, и забрался под них котенок. Вот ребята и полезли выручать. И Владька. Три года было, а туда же… Ну, раскатились бревна. Кому руки-ноги поломало, а он упал и затылком о бревно… Так вот и получилось. Пока надежда была, пока по врачам его таскали, по больницам, я молчал. Потом написал ей. Она сперва письма посылала: вернусь, приеду скоро. Потом перестала. Может быть, я это зря тебе говорю. Ну ладно, это так уж… Чтобы знал. Владька об этом не скажет… Давай придвинем.