Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 2

Быстро так все вышло, Словко опомниться не успел. Столько мечтал о таком моменте, и вдруг — раз и готово!

Обычно это делалось не так. Совет выносил свой вердикт в отсутствие кандидата в капитаны, а потом решение объявляли на общей линейке (и аплодисменты, и марш-поздравление барабанщиков, и зачисление в состав совета). Но раз уж Словко сейчас был здесь, на совете, не выставлять же за дверь. Ну а линейка и барабаны — это можно и потом…

Поощрительно улыбаясь, Аида вынула из ящика стола капитанскую нашивку. Но Словко не захотел такую. Вензель, угольники и якорь были оттиснуты на ней желтой пластиковой краской, а прежняя, штурманская, нашивка Словко блестела с золотыми ткаными полосками.

Ольга Шагалова (командир "Тома Сойера") бесцеремонно сунулась мимо Аиды в ящик и отыскала остаток дефицитной, из золотистых ниток, ленты. У Словко под двумя штурманскими угольниками на шевроне было еще свободное место — сантиметра полтора. Ольга велела ему снять рубашку и принялась тонкими стежками рукодельницы пришивать к черному сукну третий угольник. А остальные хлопали Словко по коричневым костлявым плечам и высказывались в том смысле, что "растут люди", "скоро и во флагманы" и "кой с кого фуршет на палубе фрегата, с шампанским и ананасами". Словко скромно посапывал. А когда надел рубашку, показалось, что левый рукав заметно отяжелел (от невесомой-то полосочки!). Словко незаметно ускользнул в туалет и там от души полюбовался в зеркале капитанским знаком отличия.

Правда, шестиугольный вензель над якорем был по-прежнему из узенькой ленты, матросский, поскольку официальных прав капитан Словутский еще не имел (редкое, кстати, явление — без корочек рулевого, а уже капитан!). Но Кинтель сказал верно: корочки — дело недалекого будущего…

Теперь, на улице, Словко смотрел на солнечную щель, заново ощущая радость своего капитанства. Но… долго смотреть — это как бы хвалиться перед собой. Тем более, что на взгорке, на фоне солнечного проблеска и подсвеченных облаков, возник силуэт мелкого пацаненка. (Догадается еще, что хвастаюсь перед собой! Господи, а как догадается? Но все равно, пора домой…)

Словко сделал пару торопливы шагов и услышал:

— Эй!..

В этом "эй" не было ни дерзости, ни нахальства. Наоборот, нерешительность. Наверно, окликнвший просто не знал, как обратиться к длинноногому мальчишке в берете набекрень. Тому, небось, уже лет двенадцать, и говорить такому "мальчик" или "пацан" как-то не с руки, если сам выглядишь первоклассником. А именно так и выглядел тот, кто позвал Словко.

Позвал и… попятился, когда Словко сделал к нему несколько шагов и спросил: "Чего тебе, человек?" "Человек", наверно, звал без особой надежды и ждал, что скорее всего большой мальчишка скажет: "Пошел ты на фиг…"

И вот попятился. И замер.

Словко подошел. Нет, пацаненок был не первоклассник, чуть постарше. Теперь он уже не казался силуэтом. В желтом свете заката искрилась его голова — светлые волосы были короткие и на темени торчали жесткими гребешками. Он был в обвисшем рыжем свитере, из-под которого торчали короткие мятые штаны и ноги в широких резиновых сапожках мутно-апельсинового, как и свитер, цвета. Приоткрытый рот, нос — кукольный валенок, желтые точки в немигающих глазах. А смотрел он… нет, не со страхом. Просто с ожиданием.

— Ну, чего ты хотел? — спросил Словко осторожно, чтобы пацаненок не включил опять задний ход. — Что-то случилось?

— Нет… — выдохнул пацаненок. — То есть да… Помоги мне… пожалуйста.

"Кажется, влипаем в историю", сказали Словко его чуткие нервы. А сам он сказал небрежным тоном:

— Ну, объясняй.

— Там колесо… — мальчишка быстро глянул через плечо. — Тяжеленное такое. Его надо поднять и укатить. Я один не могу…

"Всего-то…", — подумал Словко. Мысль о том, чтобы послать наивного малька подальше не появилась даже в виде легкой тени. Тем более, что на душе все еще теплым зайчиком копошилась "капитанская радость". "А без нее ты прошел бы мимо?" — сунулся сквозь пространство невидимый, но все видящий, слышащий и понимающий Жек. Словко мысленно показал ему язык. И вздохнул:

— Ну, веди…

И они пошли. По Гаванскому переулку. Хозяин колеса торопился впереди (сапожки обрадованно хлопали его по ногам). Переулок был древний, с домишками и перекошенными заборами. Через квартал мальчик остановился и выдохнул:

— Вот… Тут…

У забора возвышалась мусорная куча. Видимо, тоже древняя, поскольку поросла (вернее, проросла насквозь) мелкими кленами и репейником. ("И крапивой, черт возьми", — отметил одетый в шорты Словко).

— Да где колесо-то?

— С той стороны… — Пацаненок быстро обошел "заросший курган". Словко — следом. На внутреннем склоне кучи, напротив забора, подмяв сорняки, лежало…

— Ну, ничего себе колесико!

Словко-то думал, что оно будет от грузовика или телеги. Поднатужиться, поднять — и поехали! А это было… даже и не колесо в прямом смысле. Скорее всего — ворот от старинного колодца. Ростом со Словко. Обод — как согнутая в кольцо балка. Вместо спиц — могучие брусья. Они расходились от ступицы (размером с ведро) не лучами, а двойным крестом. Два бруса шли параллельно, а еще два были наложены на них поперек. А концы их вреза лись в обод с внутренней стороны. От колеса пахло древесной плесенью. И ржавчиной — поскольку к ободу сбоку было прибито плоское железное кольцо, а из ступицы торчала трубчатая ось.

— Где ты раскопал этот экспонат? — сумрачно поинтересовался Словко.

— Он тут и лежал… — прошептал пацаненок.

— Понятно…

Мальчишка сказал все тем же грустным шепотом:

— Я его пробовал поднять. И даже чуть-чуть получилось, но потом оно упало на меня. Еле выбрался…

— Хорошо, что жив остался…

— Ага, — согласился пацаненок и вытер ладони о свитер.

Словко взялся за могучий обод, поднапрягся. Ого!.. И как этот цыпленок ухитрился приподнять такую тяжесть? У Словко "затрещали в брюхе на риф-сезнях все узлы". И тут же появилось понимание: "Я сделал все, что мог". С чистой совестью можно было сказать: "Извини, дорогой мой, это работа для слона. Собирай где-нибудь бригаду, а у меня куча других дел…"

Мальчишка посапывал рядом и смотрел с печальным пониманием. Что-то такое он и ожидал услышать.

Словко выпрямился, потрогал (несколько картинно) поясницу, задрал ветровку и отцепил от пояса мобильник. Та-ак… Кто тут живет ближе всех?

Для начала он вывел на дисплей позывной "Несс". Близнецы откликнулись сразу (Ксеня или Игорь, не поймешь — голоса одинаковые).

— Нессоновы, это Словко! Я в Гаванском переулке, на пути к реке. В квартале от Кочегаров. Ребята, "Мэйдей"…

— Ага, — сказал Нессонов (или Нессонова). — Жмем…

Затем Словко вызвал Кирилла Инакова. Сообщил то же самое. Кирилл оказался многословнее Нессоновых, он спросил:

— Сколько их там? — Видимо, вообразил несчастного Словко, окруженного злодеями.

— Да не то! Просто надо выручить одного человека!

Было слышно, как Инаков завопил в пространство: "Ма-а, мне некогда, вызывают по срочному!.."

Оставалось ждать.

— Это недолго, — снисходительно объяснил Словко притихшему рядом "цыпленку". Тот смотрел с недоверчивой надеждой. Что-то, видимо, уже понял, но, конечно, не все.

Словко спросил:

— А зачем тебе это колесо?

Мальчишка, видимо, ждал такого вопроса. Ответил со вздохом:

— Я и сам не знаю. Только очень надо, чтобы оно вертелось…

— Ну, понятно, — кивнул Словко. Было вовсе не понятно, где и как должна вертеться эта махина, однако уточнять Словко не стал. Иначе получилось бы, что он выпытывает тайну в обмен на обещанную помощь… Чтобы встретить ребят, он вышел из-за кучи.