Кто тебя предал? - Беляев Владимир Павлович - Страница 51

 Шептицкий, сидя в кресле, молча следил за движениями адмирала, который расхаживал по гостиной.

 — Но кто поручится, что скрытные действия служителей церкви, подчиненных мне, не станут известны прихожанам? Кто может поручиться, что какой-нибудь недалекий офицер абвера или контрразведчик не разоблачит их, действуя столь же грубо, как это сделал штурмбанфюрер Дитц? — сказал ШептицкиЙ,

 — Мы работаем чище,— недовольно сказал Канарис.— Вы знаете, конечно, что я не новичок в этих делах. Когда двадцать пять лет назад по приказу русского генерала Брусилова вы были вывезены из Львова в глубь России за проповеди в пользу Австро-Венгрии и Германии, я уже выполнил не одно важное задание нашего генерального штаба. Я специально проинструктирую свой офицерский состав, чтобы связь со священниками была незримой для постороннего глаза. Больше того, я прикажу, чтобы мои офицеры, прибывающие в села, не размещались в приходах, а останавливались только в крестьянских избах. Это вас устроит?

 — Вполне,— сказал Шептицкий.— Скажу вам откровенно: уверовав в молниеносный исход войны с большевиками, в надежде, что Москва падет быстро, мы сделали немало неосторожных заявлений в верности Германии и фюреру. Сейчас мы горько В этом раскаиваемся...

 — Понимаю вашу экселенцию! — сказал Канарис.— Чем дальше внешне церковь будет от политики, тем больше она сможет помогать этой политике тайно... Итак, вы обещаете содействовать нам?

 — Попробую,— уклончиво сказал Шептицкий.— Все, что будет в моих силах, сделаю...

 Эта беседа, как и многие другие тайные встречи Шептицкого с видными чинами гитлеровской Германии, осталась бы незамеченной и я был бы лишен возможности писать о ней, если бы не одно счастливое обстоятельство.

 Наступающая на Берлин танковая армия среди прочих захватила в плен полковника разведки вермахта Эрвина Штольце, постоянно проживавшего до этого в Берлине, В районе Ригтенфельде, по Линденштрассе, 5.

 Первый же допрос Штольце подсказал советским разведчикам, что в их руки попала очень крупная «рыба».

 Еще до прихода Гитлера к власти Штольце был посвящен в самые сокровенные тайны германского государства, знал всю сеть немецкого шпионажа как в стране, так и за рубежом. Уже во времена Веймарской республики он служил начальником первой секции абвера, или немецкой военной разведки, и контролировал всю секретную переписку между центральным аппаратом разведки и штабами военных округов.

 В 1937 году адмирал Канарие, сменивший на посту шефа немецкой разведки полковника Николаи, назначил Эрвина Штольце начальником группы «А» при седьмом отделе абвера. Штольце часто бывал с секретными докладами у самого Гитлера. 15 сентября 1944 года он был назначен начальником Абверштелле-Берлин, имеющей кодовое обозначение «Коммандо Мельдегебит».

 Я нашел возможность ознакомиться с письменными показаниями начальника абвера. Понимая, что его служебная карьера кончена раз и навсегда, он охотно давал показания, считая бессмысленным утаивать что-либо.

 Эрвин Штольце охотно сообщил о поездке Канариса во Львов к митрополиту Шептицкому, о его разговоре с «князем церкви». До приезда Канариса у Шептицкого побывал другой крупный немецкий разведчик — капитан и профессор теологии Ганс Кох. Шептицкий хорошо знал Коха еще со времен первой мировой войны.

 Канарису не понравился независимый тон, каким разговаривал с ним митрополит. Его рассердила дерзость митрополита, который, кончая аудиенцию, сказал, улыбаясь: «А я-то думал, что адмирал должен быть на море, а он, оказывается, стоит у руля военной разведки!» Вильгельм Канарис с неудовольствием повторил эту фразу Штольце в Берлине, а тот в свою очередь сообщил ее на допросе офицеру советской контрразведки.

 Пока митрополит принимал адмирала Канариса, в соборе святого Юра шла торжественная служба. Вдруг, расталкивая молящихся, перед капитулом появился отец Теодозий Ставничий. Ветер развевал его седые волосы и полы расстегнутого пыльника. Прихожане с удивлением разглядывали полубезумного старика. Навстречу Ставни-чему по лестнице быстро спускался митрат Кадочный. Увидев отца Теодозия, он недовольно сказал:

 — Почему вы не были на торжественном молебствии, отец Теодозий? Мы молились сообща, все пастыри и верующие, о даровании победы над врагами, а вы... Митрополит будет недоволен.

 — Где митрополит? — закричал Ставничий.

 — У его эксцеленции какой-то важный, очень почетный гость. Видите? — И Кадочный показал на прижавшийся к стене капитула длинный синий лимузин «хорх» с нацистским флажком на сияющем радиаторе.

 Шофер лениво опирался о кузов машины и с любопытством разглядывал богомольцев, заполонивших подворье. На поясе шофера поблескивала пряжка с надписью: «Готт мит унс!»

 Ставничий оттолкнул Кадочного, взбежал выше и, опираясь ладонями о каменные перила балюстрады, закричал:

 — Люди!.. Слушайте меня... Я тоже учил вас заповеди «Не убий!»... Я учил вас смирению и добру. А они, мои иерархи, отняли у меня единственную дочь и выдали ее убийцам. Они подло предали ее... Единственную дочь... Вы слышите, как пахнет горелым? Это сжигают за Лычаковом ваших близких... Их тоже убили те, кто пришел к нам е надписями на поясах: «Готт мит унс!» Люди!..

 — Боже... Да он сошел д ума! — в ужасе воскликнул Кадочный, закрывая лицо руками. Но тотчас же оглянулся и, увидев подбегающего дьякона, скомандовал: — Звонаря туда! — Он показал пальцем в сторону колокольни.— Глушить безумца!..

 — Вам говорят в проповедях о крови Христа, — продолжал отец Теодозий,— а тот, кто пролил кровь ваших братьев и сестер, пирует сейчас с митрополитом. Вон его машина... Смотрите...

 Взгляды многих богомольцев повернулись к лимузину, и испуганный шофер, не понимая, что выкрикивает этот безумный старик, на всякий случай заскочил в кабину и расстегнул кобуру пистолета.

 Быстрой кошкой вбежал по крученой лестнице на колокольню молодой звонарь. Схватил веревку, идущую К языку древнего колокола «Дмитра». Гулкий, надтреснутый звон древнего колокола заглушил Теодозия. Оттаскивая Ставничего от балюстрады. Кадочный исступленно закричал:

 — Не слушайте его... Братья во Христе! Разум его помутился!

 — Уйди! — с ненавистью толкая в грудь митрата, сказал Ставничий.— Такой же, как и все, иезуит... Подлые, святоюрские крысы...

 На подмогу древнему колоколу пришел своим звоном колокол поменьше, заглушая голос Ставничего. Богомольцы видели только, как беззвучно раскрывается его рот.

 Два крепких румяных дьякона вместе с митратом Кадочным схватили Ставничего под руки. Он отбивался изо всех сил. Они оторвали его от каменных перил и поволокли в глубь собора, в захристие[18], подальше от взглядов верующих.

 Недобрую весть о гибели Иванны обитателям подземелья принес садовник Вислоухий.

 — Мы все виноваты в том, что не сумели задержать ее здесь,— горевал Журженко.

 — Нельзя, ни в коем случае нельзя было оставлять ее без присмотра ни на минуту! — сказал Садаклий.— Такая потеря!