Рауль, или Искатель приключений. Книга 1 - де Монтепен Ксавье - Страница 4

– Зачем? – спросила Жанна.

– Нужно отыскать на дороге, посреди обломков кареты, несколько вещей, о потере которых он стал бы очень сожалеть.

Жанна опять отперла шкаф, вынула фонарь и подала Жаку, который тотчас же зажег и вышел, оставив дверь не запертой. Он скоро вернулся и принес пару превосходных пистолетов, в серебряной оправе, и небольшую черепаховую шкатулку, с инкрустациями из перламутра, слоновой кости и золота.

– Вы все нашли? – спросила Жанна.

– Нет еще, – отвечал лакей и тотчас вышел опять. Вторичное отсутствие Жака продолжалось долее первого. В это время Жанна рассматривала герб, вырезанный на золоте в середине черепаховой шкатулки; такой же герб был вырезан и на ложе пистолета, на серебряной бляхе. Этот герб принадлежал к числу тех, которые на геральдическом языке называются гербами, изъясняющими происхождение фамилии. Он представлял золотую осину в красном поле, с девизом: ТРАНБЛЭ НЕ ДРОЖИТ.

Жак воротился, сгибаясь под тяжестью небольшого кожаного чемодана, который нес на плече; он стал на одно колено, чтобы легче сложить свою ношу; тяжесть была так велика, что чемодан вырвался у него из рук и упал на пол со страшным стуком. Без сомнения, этот чемодан или пострадал от сильного толчка в то время, как карета разбилась, или его кожа была уже очень стара, потому что теперь при падении в одном из углов его образовалась большая трещина и множество золотых монет со звоном покатились во все стороны.

– Сколько золота! – невольно вскричала Жанна, и зрачки ее расширились при виде драгоценного металла, но ни на один миг алчная мысль не промелькнула в голове ее.

– Да, – отвечал Жак, улыбаясь, – и славное золото!.. Только что вышло из-под пресса. Посмотрите… Посмотрите!

И слуга, как бы для подтверждения своих слов, поднял горсть золотых монет, поднес их к свечке для большего блеска, а потом подал девушке. Жанна взяла их и с любопытством начала рассматривать. Это действительно были красивые золотые монеты, совершенно новые, с изображениями различных европейских государей. Тут были французские луидоры в двадцать четыре и сорок восемь франков, и испанские квадрупли, и английские гинеи, и немецкие дукаты, и многие другие монеты, перечисление которых заняло бы слишком много времени.

– Неужели все это принадлежит вашему хозяину? – вскричала Жанна, не видавшая даже и во сне такой огромной суммы.

– Все это? – повторил слуга, как будто не совсем поняв смысла этих слов.

Она повторила свой вопрос.

– Но кавалер имеет в двадцать раз, во сто, в тысячу раз более золота, чем вы видите здесь, – отвечал Жак. – Хотя, может быть, через шесть недель в этом чемодане не останется и двадцати пяти луидоров…

– Стало быть, ваш хозяин очень богат? – спросила изумленная Жанна.

– Так богат, – возразил слуга, – что можно с достоверностью сказать, он сам не знает своего богатства!..

V. Мать и дочь

Жанна сказала, мы уже знаем, что несколько часов сна вылечат больного; но девушка была не очень искусным доктором и предсказания ее не должны были осуществиться. Или кровь была остановлена слишком рано, или сильный ушиб причинил внутреннее расстройство, только с кавалером сделалась сильная горячка, и зловещий ангел бреда сел у его изголовья.

Жанна принесла Жаку хлеба, вина, холодной говядины и оставила его с больным; поэтому, она всю ночь не знала, что происходило в нижнем этаже. Когда она вошла в спальню матери, та спала или, по крайней мере, притворялась спящей. Жанна тихо прошла мимо нее и дошла до своей комнатки, смежной со спальней матери.

На другой день она встала на рассвете, чтобы узнать о состоянии больного. Она надеялась, как и накануне, незаметно пройти мимо кровати матери, но та подстерегала ее, как хищная птица свою добычу, и остановила ее, когда девушка готова была выйти.

– Пожалуйте сюда, – сказала она. – Я хочу говорить с вами…

Жанна подошла к матери, поцеловала ее руку и спросила, хорошо ли она спала.

– Очень дурно! – отвечала больная, – и по твоей милости!

– Жанна потупила голову и не отвечала.

– Да, – продолжала мать, – именно по твоей милости: ты сокращаешь мою жизнь своим сумасбродным неповиновением и упрямым характером!.. Ты не хочешь вспомнить, что каждая новая черта твоей преступной расточительности отнимает день моей жизни… что у нас ничего не осталось… что голод скоро предупредит агонию болезни, потому что ты каждый день отнимаешь у меня кусок хлеба для посторонних, которым он не нужен!..

– О! Матушка, – прошептала Жанна, задыхаясь от слез, – извините меня, умоляю вас!.. Я не знала, что делаю дурно!..

– Ну, хорошо! – продолжала больная, – дело сделано, не будем более говорить об этом! Но я надеюсь, что сегодня же утром, сейчас же, сию же минуту ты выгонишь этих людей, которых приняла так некстати, и присутствие которых в моем доме беспокоит меня и надоедает мне!..

– Да, матушка… – пролепетала Жанна.

– Ступай же и поторопись!.. Не забывай, что ты мне нужна, и не жертвуй матерью ради людей, совершенно нам посторонних…

– Да, матушка… – опять отвечала девушка.

Она вышла из комнаты и медленно спустилась по лестнице, придумывая, каким образом исполнить данное ей неприятное поручение. Но бедняжка ничего не могла придумать и, когда дошла до порога комнаты больного, она еще не знала, какими словами скажет ему, чтобы он искал более гостеприимное убежище. Сердце ее сильно билось. Однако ее поддерживала смутная надежда найти кавалера де ла Транблэ на ногах и готовым к отъезду.

– Могу я войти? – спросила она, постучавшись в дверь.

– Можете, – отвечал Жак шепотом.

Девушка отворила дверь, и первый взгляд ее обратился к алькову. Кавалер все еще лежал и, казалось, спал глубоким и тяжелым сном. Только бледность еще более вчерашнего покрывала его лицо. Жанна тотчас поняла, что Раулю хуже.

– Он дурно провел ночь, не так ли? – спросила она.

– Ужасно!.. – отвечал слуга.

– Что же с ним было?..

– Почти тотчас, как вы ушли, с моим бедным кавалером сделалась горячка. Он бредил, не узнавал меня, говорил беспрерывно самые безумные и бессвязные вещи; потом мало-помалу слабость заступила это ужасное волнение, он заснул и вот уже около двух часов погружен в сон, который еще продолжается…

– Что делать? – прошептала Жанна.

– Я ждал, когда вы придете – нужно сходить за доктором в Сен-Жермен.

– Да, вы правы… – сказала девушка, – ступайте, ступайте скорее.

– Насколько я мог судить о расстоянии вчера вечером, – продолжал слуга, – отсюда до города должно быть недалеко…

– Если вы поторопитесь, вы вернетесь меньше, чем через час.

– О! Я не буду терять ни минуты! – вскричал Жак.

И, присоединяя действие к словам, он поспешно вышел. Жанна заперла за ним дверь и медленно вернулась, размышляя обо всем, что было горестного в ее положении. Что она скажет матери? Как извинится за то, что нарушила ее приказания? А с другой стороны, как их исполнить?.. Как сказать этому несчастному больному, может быть, умирающему: «проснитесь и оставьте дом, в котором вас не хотят более видеть…» Жанна предпочитала перенести гнев матери и подвергнуться ее несправедливым упрекам. Однако, готовясь вынести грозу, она пошла посмотреть, не проснулся ли де ла Транблэ.

Рауль все еще спал. Разбросанные в беспорядке волосы отчасти закрывали его лоб, выказывая почти женскую белизну его. Сжатые брови и трепещущие губы показывали страдание, несмотря на сон. Мы уже знаем, что Рауль был хорош собой. В эту минуту в красоте его было что-то настолько трогательное, что сердце женщины не могло устоять перед чувством нежного сострадания.

Жанна долго на него смотрела и, возвращаясь к матери, была счастлива при мысли, что сможет пострадать за этого молодого человека, такого бледного и прекрасного. Почти всегда, о! дочери Евы, преданность в вашем сердце показывает дорогу любви!

– Ну?! – с живостью спросила больная, как только Жанна вошла в ее комнату. – Уехали они?..