Гагарин (СИ) - Шарапов Кирилл - Страница 11

— Танк справа и пехота человек сорок. Прут прямо на нас, — раздался голос наблюдателя в гарнитуре, причем в нем отчетливо слышалась паника.

— Все на позиции, — надевая шлем, скомандовал Арсений, — отсекаем пехоту, гранатометчики валят танк. Все, поехали!

Атаку отбили, танк горел, застряв между домами и намертво запечатав проход, вокруг него валялось несколько десятков тел.

— Ирма, хорошо мы им задали, — довольно выкрикнул Арсений и, не услышав ответа, посмотрел на соседнее окно.

Девушка лежала рядом с позицией, прислонившись спиной к обломку рухнувшего потолочного перекрытия, шлем слетел с ее головы, ветер, пахнущий гарью и морем, трепал грязноватые серые пряди, выбившиеся из прически. От штурмового костюма несло паленой синтетикой. Арсений присел рядом и закрыл ей глаза. Почему-то из всех вещей, связанных с ней, вспомнился ни разу ненадеванное бикини, оставшийся в шкафу на «Иосифе Сталине». «Так и не обновила ты его», — подумал Арсений и, подняв далеко не хрупкое тело, оттащил подальше от входа. Лавров вернулся к своей позиции, скоро должна была последовать новая атака. Прошел час, ничего не происходило, никто не стрелял, не шел вперед. В Новороссийске стало тихо, так тихо, что парень подумал: «А может, контузило?»

Неожиданно на частоте бригады прорвался грубый командный голос:

— Говорит Генерал Васильев, всем частям Красного Пояса, на планете Крым только что было подписано мирное соглашение с правительством Звездного Квадрата. Планета отныне имеет статус демилитаризованной зоны и переходит в совместное пользование пояса и квадрата. Приказываю всем частям прекратить сопротивление и сложить оружие, через несколько часов на планету прибудут десантные шлюпки.

Лавров, обернувшись, посмотрел на бойцов, никто не радовался, все знали одно: их предали, их товарищи погибли зря. Арсений обернулся и посмотрел на лицо Ирмы, оно было спокойным, расслабленным, таким, пока она была жива, Арсений его не видел. Она не дожила до мира всего одну атаку.

Глава третья. Звездные перекрестки

Ночные вахты самые скучные: весь экипаж, кроме дежурного и пилота, спит. В иллюминатор смотреть не хочется, там космос, такой привычный, холодный и пустой. Неповоротливый торговец медленно ползет вперед.

Арсений поправил лазерный револьвер, висящий в кожаной кобуре на бедре, это все, что осталось у него от отца, а от остальных только воспоминания. Сколько лет прошло? Лавров сморщил лоб, кажется, семь. Да, точно семь, потом братья погибли. Арсений, как единственный наследник, продал ферму, за все это время у него не появилось ни капли желания посетить безымянную луну. Эта книга была прочитана, закрыта и поставлена на полку. Юность кончилась там, возле горящего дома, или нет? Арсений задумался. Или она кончилась на Крыме? Похоже, это ближе к истине. Не прошло и часа после возвращение на базу на Большой Москве, как капитану батальона, к которому был приписан Арсений и семеро бойцов, уцелевших в Новороссийске, легло на стол прошение об отставке. Он не смог простить правителю Красного пояса гибель Ирмы. В той войне погибли сотни тысяч бойцов, но именно эта гибель казалась Арсению глупой и бессмысленной. Жалование за два года он перевел на свой счет, оставив на руках около трехсот рублей. Он не собирался жить на центральной планете, как и не собирался покупать дом, но деньги были нужны, и пока их не хватало.

Что было дальше? Арсений задумался. Он был фермером, солдатом, теперь вот уже пять лет летает на торговце.

Выйдя из управления, Арсений огляделся, он не впервые был на центральной планете, но теперь она показалась ему другой. Он смотрел на нее совершенно иными глазами: Москва — гигантский мегаполис, башни в сотни этажей, офисы корпораций, запруженные воздушные коридоры в час пик. Здесь было слишком суетно, все двигалось слишком быстро. Недавно кто-то из исследователей раскопал в архивах старую аудиозапись начала двадцать первого века. Песня называлась «Moscow never sleeps», она моментально стала хитом, который вот уже пять месяцев держалась на вершине чарта Красного пояса. Именно в тот день Арсений понял смысл этой песни и осознал, что подобная жизнь ему не по душе. Он сел в воздушное такси и набрал адрес. Перед тем, как покинуть эту планету, нужно было закончить еще одно дело.

Такси спланировало на небольшой искусственный остров в двух километрах от берега, в центре которого среди тропических деревьев стоял шарообразный дом. Арсений знал, что вряд ли ему будут здесь рады, но был обязан в нем побывать. У них на ферме был любитель старинной музыки, в его коммуникаторе хранились десятки тысяч архивных записей. Был такой стиль — армейская песня. Арсений не помнил имя исполнителя, но строчка врезалась ему в память — «никогда не сможете понять, что такое заходить живым к убитому домой». Именно это он и собирался выяснить. Хоть Ирма и родилась на Новой Литве, но единственный ее родственник проживал именно здесь. Он был вице-президентом крупной корпорации, занимающейся разработкой оружия. Ее родители разошлись до того, как отец пошел в гору, он не забывал дочь и помогал, чем мог, хотя мать его терпеть не могла. Когда она умерла, Ирма отложила предложение отца работать у него и пошла в армию. В прожженном насквозь бронекомбинезоне Арсений нашел лист бумаги с обугленным краем, прощальное письмо, написанное за несколько часов до гибели. У Ирмы сгорел коммуникатор, и не было возможности набрать привычное электронное, поэтому письмо было написано на обычной бумаге, а точнее титульной странице книги со странным названием «Прощай оружие». Оно было сложено пополам, и Лавров не стал его читать, на чистом свободном месте прямо под названием книги было написано — «отцу».

Арсений одернул китель, Звезда героя Красного пояса и Орден Чести звякнули. Звезда была за Калифорнию, Орден за Крым.

Арсений собрался с мужеством и направился по дорожке, выложенной крупной галькой, к дому. Видеоглаз сфокусировался на нем, едва Лавров переступил невидимую линию.

— Лейтенант Лавров, в отставке. Прошу встречи с Томасом Раудисом.

Несколько секунд ничего не происходило, затем замок щелкнул. Арсений решительно распахнул дверь и вошел. Навстречу ему из нутра огромного пустого дома шел крепкий высокий мужчина с пепельными волосами. Он уже знал, Лавров понял это сразу по его отстраненному лицу, он был один наедине со своим горем.

— Лейтенант Лавров? — голос отца Ирмы был подавленным, так звучит голос человека, у которого ничего не осталось, в нем отсутствовала самая важная часть — тяга к жизни.

— В отставке, — ответил Арсений, — у меня для вас письмо.

— Письмо? — безжизненно спросил он, глядя на замызганный лист бумаги с обгорелым краем. — От нее?

Арсений кивнул. Мужчина нерешительно взял его в руки и развернул, его глаза быстро бегали по строчкам. Вот он прочел его первый раз, затем еще и еще. Он начисто забыл о человеке, стоящим перед ним. Арсений терпеливо ждал.

— Выпьете?

Арсений отрицательно покачал головой.

— Сегодня я нажрусь, но не здесь, я люблю места попроще.

Томас усмехнулся.

— Она тоже. Последний раз мы встречались в маленьком прокуренном баре полгода назад. Я в таких местах не бывал уже лет пятнадцать, но мне было там уютно.

Арсений на это промолчал. Несмотря на положение отца, Ирма была простой девушкой.

— Прощайте, господин Раудис.

— Если вам что-то нужно… — начал Томас, но осекся.

— То, что мне было нужно, я только что сделал, — ответил Арсений. — В центральном аппарате лежит Орден Чести, присвоенный Ирме посмертно. Как единственный родственник, вы можете получить его.

— Ваш тоже за Крым?

— Тоже, я был ее командиром, она погибла всего за час до того, как кончилась война. Пожалуй, эта самая нелепая смерть, которую я видел. Прощайте! Честь имею, — и Арсений, развернувшись, пошел к двери.

— Спасибо, — догнал его голос Томаса, когда дверь уже почти закрылась.

Вызвав такси с коммуникатора, Арсений присел на посадочной металлической площадке, с которой открывался великолепный вид на океан. Темнозеленые мелкие волны красиво набегали на белый песок пляжа. Достав сигарету, он спалил ее в две затяжке, отшвырнув окурок, прикурил следующую. «Интересно, а будет ли когда-нибудь легче?» — спросил он сам себя. Он надеялся, что станет после того, как он отдаст письмо отцу Ирмы, но не стало, боль потери щемила сердце. На мгновение им овладел страх, слишком много призраков рядом с ним: отец, мать, Ирма, безымянные солдаты, которые надеялись на него. Такси опустилось перед ним. Швырнув окурок на площадку, он решительно раздавил его каблуком. «Просто придется научиться жить в такой большой компании», — шепнул парень вслух и взялся за ручку дверцы.