Грех и святость русской истории - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 28

И выходит, что девять казненных на Руси в 1504 году еретиков[110] как бы гораздо тяжелее на чаше нравственных весов, нежели десятки тысяч казненных по «благословению» Фомы Аквинского.

Речь идет отнюдь не о предложении отказаться от непререкаемого русскогонеприятия казни еретиков вообще; это и невозможно, и совершенно нежелательно, ибо перед нами по-своему истинно прекрасное национальное качество. Речь совсем о другом – об объективном осознании самого этого качества, осознании, которое даст возможность понять, что казни еретиков – это одно из проявлений трагического несовершенства мира в его целом (к тому же выразившееся на Руси XVI века в неизмеримо меньших масштабах, чем в тогдашней Западной Европе), а не порождение «злой» воли русской Церкви или отдельных ее деятелей.

Нельзя не учитывать, в частности, и тот давно установленный факт, что в самом своем решении призвать к казни еретиков святитель Геннадий, первым начавший борьбу с ересью, опирался на известия о «деятельности» испанской инквизиции, и, по всей вероятности, без такой опоры казни еретиков на Руси вообще не состоялись бы…

Для того чтобы полнее уяснить сам феномен русского сознания, о котором идет речь, целесообразно напомнить о том, как это сознание превратило в будто бы совершенно уникального, не имеющего себе равных в мире тирана и палача Ивана IV Грозного (притом превратило в глазах не только России, но и Запада!); между тем английские, испанские и французские короли того же XVI века отправили на казнь в сто разбольше людей, чем наш грозный царь.[111]

* * *

Теперь необходимо хотя бы кратко сказать о самой ереси, с которой боролись преподобные Иосиф и Нил. Это достаточно сложное явление, и характеризовать его здесь во всех его аспектах невозможно. К тому же существует ряд работ, в которых более или менее верно и полно охарактеризована эта ересь. Здесь следует назвать содержательный раздел «Ересь жидовствующих» в трактате А.В. Карташева и замечательное – пусть и в некоторых моментах спорное – исследование Г.М. Прохорова;[112] в последние годы появилось несколько уточняющих те или иные стороны проблемы работ.[113]

Но о самом «основоположнике» ереси – о не раз упомянутом в сочинениях преподобного Иосифа «Схарии» – рассказать целесообразно, ибо очень часто сведения о нем, излагаемые в популярной литературе, неверны или смутны. А между тем его воздействие на новгородских священников и, возможно, на таких людей, как посольский дьяк Федор Курицын, невестка (жена сына) Ивана III Елена, и на самого великого князя, с которым «ересиарх» в течение многих лет вел переписку, было весьма и весьма значительным. Все говорит о том, что это был по-своему «выдающийся» человек. Сведения о нем собраны в ряде исследований,[114] на которые и опирается дальнейшее изложение.

Как уже сообщалось, «ересиарх» был сыном знатного и богатого итальянца – конкретно генуэзца – Винченцо де Гизольфи. Семья Гизольфи, занимавшаяся крупной торговлей и в то же время привычная к владению оружием, еще с XIII века самым энергичным образом действовала на побережье Черного моря – в так называемых «генуэзских колониях».[115] В моем уже упоминавшемся сочинении о Куликовской битве показано, что обосновавшиеся с XIII века в Крыму генуэзцы сыграли если не решающую, то уж, без сомнения, громадную роль в организации нашествия Мамая на Русь (на Куликово поле, как известно, явилась и собственно генуэзская пехота). И можно видеть своего рода историческую «эстафету» в том, что спустя девяносто лет после 1380 года выходец из влиятельной генуэзской семьи, Заккария-Схария, осуществил «идеологическую диверсию» на Руси. Правда, он был уже, так сказать, не только генуэзец. В письмах («грамотах») Ивана III он именуется и «фрязином» (то есть, по-древнерусски, итальянцем), и «черкасином», и «евреянином», и «жидовином», и еще «таманским князем». И все эти – столь разные – наименования были отнюдь не безосновательны. Отец Заккарии, Винченцо, вел свои дела – по-видимому, главным образом торговые – в генуэзской «колонии» Матрега на Таманском полуострове. И в 1419 году, как уже сказано, вступил в брак с черкесской (черкесы населяли тогда Таманский полуостров) княжной Бике-ханум; в результате его сын Заккария обрел титул и положение «князя Таманского».

Далее, необходимо учитывать, что в свое время, в IX–X веках, Матрега, именовавшаяся тогда Самкерц, была одним из важнейших городов иудейского Хазарского каганата, и к тому же князь Святослав, разгромивший другие центры враждебного Руси каганата, по каким-то причинам не захватил Самкерц,[116] и его иудейское население уцелело; в исторических источниках есть сведения о его весьма существенной роли на Таманском полуострове вплоть до времени Заккарии Гизольфи.

При нем здесь побывал итальянский путешественник Джордже Интериано, который, говоря о черкесах-зихах как о христианском народе (они были крещены еще в VIII веке византийской Церковью), вместе с тем отметил, что зихи, когда «случается необходимость написать к кому-нибудь», подчас «поручают это дело евреям», выступавшим, следовательно, как наиболее «культурная» часть таманского населения.[117]

Среди таманских евреев имелись, надо думать, потомки правящих верхов иудейской империи – Хазарского каганата, люди многознающие, сохранившие национально-религиозную память. По всей вероятности, «князь таманский» Заккария был тесно связан с этими людьми своего княжества и так или иначе воспринял их знания и верования; в противном случае было бы непонятно, почему Иван III в своих «грамотах» именовал этого полуитальянца-получеркеса (зиха) «евреянином» и «жидовином».

Кстати сказать, в 1488 году некий инок Савва в послании близко знакомому ему тогдашнему «дипломату» Дмитрию Шеину, встречавшемуся в Крыму с Заккарией, призывал не доверять никаким словам последнего: «…аще (если) человек будет добр и украшен всеми добродетельми и примесит к ним мало нечто жидовского… то все его житье непотребно пред Богом и человеки, и Бог не стерпит ему и обличит его, яко же и новгородцких попов, учение жидовское приимшим… И я, господине Дмитрей, молюся тебе: что еси от него (Заккарии. – В.К.) слышил словеса добры или худы, то, пожалуй, господине, отложи их от сердца своего и от уст твоих, яко же некоторое скаредие (скверну); несть с ними Бога…»[118]

Как уже сказано, о «ереси жидовствующих» впервые (насколько нам известно) сказал в одном из своих посланий архиепископ Новгородский святитель Геннадий. Но вот уже в следующем, 1488-м, году инок Савва (о котором мы ничего не знаем – кроме сохранившегося текста его послания Д.В. Шеину) осознает опасность Заккарии и подпавших под его влияние «новгородских попов» для православия.

Важно отметить, что Савва, по-видимому, не считал Заккарию носителем иудейской религии как таковой: тот, по его словам, только «примесил… мало нечто жидовского». И хотя, по сведениям преподобного Иосифа, к проповеди Заккария-Схарии в Новгороде присоединились «ортодоксальные» иудеи (как говорится в Иосифовом «Сказании о новоявившейся ереси», в Новгород «потом же приидоша из Литвы инии жидове, им же имена Иосиф Шмойло Скаравей, Мосей Хануш»), «ересь» все же не являлась иудейством в прямом смысле этого слова.

Имеющаяся в различных источниках «информация» дает основания для вывода, что князь Таманский Заккария, этот полуитальянец-получеркес, был человеком, обладавшим самой «современной» и многообразной тогдашней образованностью, почерпнутой и с Запада, и с Востока. Как полагает Г.М. Прохоров, Заккария «знал итальянский, черкесский, русский, латинский (на латыни написана его сохранившаяся грамота Ивану III), татарский, еврейский (богослужебный) языки. Он появился в Новгороде (в 1470 году. – В.К.) молодым,[119] образованным и богатым аристократом с большими международными связями». Следует добавить: не только аристократом, но и главой государства – пусть малого, но имевшего немалое геополитическое значение, поскольку Таманский полуостров был узловым пунктом на одном из важных путей из Европы в Азию; правда, в 1482 году полуостров захватили турки, и Заккария был лишен власти, но он все же как бы сохранял «ранг» главы государства.