Грех и святость русской истории - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 23

И именно эта ситуация легла в основу конфликта князей с Иваном III, a также в конечном счете определила позднейшую борьбу князя В.И. Патрикеева (уже в качестве «старца Вассиана») с монастырским землевладением. Как говорит в другой своей работе Р.Г. Скрынников, «Вассиан Патрикеев, в недавнем прошлом крупнейший землевладелец России, стал самым беспощадным критиком положения дел в монастырских селах»,[61] – то есть князя лишили его громадных земель, и он стал бороться против крупных землевладений Церкви…

Все эти – может быть, кажущиеся уводящими в сторону – факты необходимо знать для того, чтобы ясно увидеть глубочайшие различия (и даже несовместимость!) между князем-иноком и якобы близким ему преподобным Нилом Сорским.

В возрасте примерно тридцати лет, на взлете блистательной карьеры, князь Василий Патрикеев вдруг лишен всего и заточен в монастырь. Но, придя в себя, он, в сущности, начал свою новую, инуюкарьеру, в которой опирался на авторитет уже имевшего высшее признание старца Нила. Ему удалось завязать взаимоотношения с «безмолвствующим» в своем скиту старцем (в частности, получить от него послание), по-видимому, потому, что в 1501 или 1502 году в Кирилло-Белозерском монастыре принял пострижение находившийся уже в преклонных летах (в 1503 году он, по всей вероятности, скончался) государев дьяк Андрей Федорович Майков – старший брат Нила Сорского (который в юности был вместе с ним на государственной службе). Майков не раз участвовал в посольствах, возглавлявшихся отцом и сыном Патрикеевыми, и, надо думать, помог князю-иноку войти в доверие к своему уже обретшему высокое почитание брату. Объявив себя учеником и последователем преподобного, князь-инок устроил себе скит неподалеку от Нилова.

Однако Василий Патрикеев был, без сомнения, мнимым учеником скитского старца, – об этом совершенно ясно говорит все его позднейшее жизненное поведение. Ведь вскоре же после кончины преподобного, в 1509 году, он бросает свой скит и добивается перевода в Москву, в Симонов монастырь – эту, по сути дела, придворнуюобитель, где он сумел вступить в самую тесную связь с Василием III и заняться активнейшей «большой» политикой. И теперь, как свидетельствовал современник, «ядаше же мних Васьян приносимое ему брашно от трапезы великого князя».[62] Все это абсолютно не соответствовало заветам Нила Сорского своим ученикам… Речь, разумеется, не о том, чтобы вообще «осуждать» князя-инока за его образ жизни после кончины Нила Сорского, но только о том, что при таком образе жизни он не имел оснований называть себя (как он постоянно делал) последователем преподобного.

Впрочем, еще и в Белозерском крае князь-инок Вассиан занимался деятельностью, чуждой истинным ученикам преподобного. Он сумел объединить вокруг себя в своего рода партию немалое количество местных людей Церкви, которых, по-видимому, очаровывали и знатность этого потомка Гедимина и недавнего верховного вельможи, и – одновременно – статус ученика преподобного Нила. Так, нельзя усомниться в том, что Вассиан заручился всемерной поддержкой влиятельного старца Кирилло-Белозерского монастыря Варлаама, который в 1506 году был призван в Москву, где стал архимандритом Симонова монастыря, куда – явно не без рекомендаций Варлаама – переселился и князь-инок, впрочем, теперь уже «князь-старец». А в 1511 году Варлаам был возведен в сан митрополита – вероятно, не без помощи самого Вассиана, быстро ставшего любимцем Василия III.

В Москве – в частности, перед Василием III – Вассиан предстал как негласный вождь целого направления церковных людей, которых публицисты XIX века назвали «нестяжателями»; современники же употребляли названия «кирилловские старцы» или – шире – «заволжские старцы». Одно из первых «нестяжательских» сочинений, связанное так или иначе с Вассианом и направленное против преподобного Иосифа Волоцкого, было озаглавлено именно как манифест целого направления: «Ответ кирилловских старцев».

До недавнего времени считалось, что этот «ответ» был написан будто бы еще при жизни преподобного Нила Сорского, но ныне А.И. Плигузов и Ю.В. Анхимюк показали, что в действительности «Ответ» появился не ранее 1510-х годов.[63] Направление, возглавляемое Вассианом, было в то время в высшей степени угодно Василию III. H.А. Казакова, много лет посвятившая изучению личности и сочинений Вассиана, писала, опираясь на специальные исследования С.М. Каштанова, что «правительство Василия III повело наступление на вотчинные права монастырей», и «Василий III нашел в Вассиане умного и деятельного сторонника политики ограничения феодальных прав церкви».[64]

Это означает, что Вассиан превратил глубокое духовное учение о «нестяжании», которое исповедовал преподобный Нил Сорский, в чисто политическую программу и даже в козырную карту в своей собственной борьбе за власть. В известном своем труде «Пути русского богословия» Г.В. Флоровский писал, что Вассиан и его сторонники «оказались запутаны и в политическую борьбу, и даже в политическую интригу»;[65] однако про самого Вассиана правильно будет сказать, что он по своей воле «запутал» себя в эту борьбу и интригу – и добился на своем новом пути очень многого. Вместе с тем его успехи не имели, конечно же, никакого отношения к подлинному наследию Нила Сорского, хотя Вассиан постоянно взывал к имени преподобного.

Н.А. Казакова, склонная к высокой оценке князя-инока, все же не могла не сделать следующий вывод: «В творчестве Вассиана вопрос о духовной жизни инока, о его внутреннем самоусовершенствовании (а это составляло основу учения преподобного Нила Сорского. – В.К.) по существу не занимает никакогоместа». В другой работе Н.А. Казакова отмечает, что «между Нилом Сорским и Вассианом Патрикеевым как писателями трудно найти что-либо общее». И действительно, даже сама идея «нестяжательства» у Вассиана не имела ровно ничего общегос заветами преподобного. Вассиан кичливо писал в своем сочинении «Прение с Иосифом Волоцким»: «Сие, Иосифе, на мя не лжеши, что аз великому князю у манастырей села велю отьимати и у мирскых церквей». Н.А. Казакова заметила по этому поводу: «Очевидно, Вассиан убедился в том, что церковники не расстанутся добровольно со своими землями, и взгляды Вассиана приобрели законченный и радикальный характер»,[66] то есть, в отличие от преподобного Нила Сорского (но – якобы – «развивая» его заветы), он выдвинул требование («веление») насильственного отъятия земель у Церкви.

Однако для преподобного Нила Сорского добровольный отказ Церкви от владения селами являл собой выражение высокого духовного совершенствования церковных людей; о насильственномже отъятии сел он и не помышлял, ибо никакого совершенствования при этом и не могло произойти – скорее, или даже наверняка, наоборот…

И тем не менее преподаватель истории религии в Московской духовной академии в 1993 году без каких-либо оговорок «констатирует»: «…заволжский старец Вассиан (в миру – князь Василий Патрикеев), ближайший ученик преподобного Нила Сорского…».[67] Руководствуясь этим заведомо несостоятельным представлением, те или иные действия и слова Вассиана совершенно неправомерно «приписывают» преподобному Нилу; тезис же о его «противоборстве» с преподобным Иосифом целиком и полностьюисходит из поступков и высказываний князя-инока или, точнее, князя-старца.

Князь Василий Патрикеев в обличье «старца Вассиана» явно сумел надолго завоевать себе положение первого (или по крайней мере одного из самых первых) лица в государстве. Василий III, называвший своего любимца «старец Васьян княж Иванов» (то есть объединяя два «достоинства»), говорил о нем – ни много ни мало! – что он «подпор державе моей… и наставниками».[68]

Власть «старца» в 1510 – 1520-х годах была поистине безграничной: именитый придворный книгописец Михаил Медоварцев рассказывал позднее: «…блюлся есми… преслушати князя Васьяна старца, занеже был великой и временной человек у государя великого князя, и так и государя великого князя не блюлся, как его блюлся и слушал».[69]