Грех и святость русской истории - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 21

Итак, люди, которые и сегодня склонны «противопоставлять» преподобных Иосифа и Нила, должны по крайней мере задуматься о том, из каких «источников» выплеснулось сие противопоставление…

* * *

Автор этого сочинения с давних пор стремился понять взаимоотношения преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, чувствуя, что они являют собой как бы «двуединство» Святой Руси, и часто встречавшиеся в литературе утверждения об их чуждости или даже враждебности не убеждали, – хотя обосноватьиное представление было не столь уж легко.

…Почти шестьдесят лет назад – еще до рокового 1941 года, когда Иосифов Волоколамский монастырь претерпел тяжкие разрушения, – перед глазами предстал этот поистине небесный град, глядящийся в воды запруженной при преподобном речки Струги, и как бы вошел в живущее в воображении едва ли не каждого русского человека видение святого Китежа…

Через много лет, в 1977 году, на книжных прилавках появился основательный труд одного из виднейших исследователей истории Руси XV–XVI веков, А.А. Зимина (1920–1980), начавшего изучение Иосифова Волоколамского монастыря еще в 1940-х годах под руководством академика М.Н. Тихомирова (1893–1965). Стоит отметить, что предыдущее капитальное исследование, посвященное преподобному Иосифу, вышло в свет более чем за сто лет до книги А.А. Зимина, в 1868 году. И это исследование, созданное молодым тогда филологом И.П. Хрущевым (1841–1904), давно стало, как говорится, библиографической редкостью и в ряде отношений «устарело».[52]

В своем исследовании А.А. Зимин впервые открыл или хотя бы уточнил целый ряд существенных исторических фактов, и, несмотря на столь характерные для книг того времени дикие подчас идеологические догмы и шоры, перед внимательными читателями являлись громадность, мощь, многосторонность подвига святого. Становилось ясно, какая веками продолжавшая свое действие духовная воля воплотилась в истинно богатырском облике основанного им монастыря – облике, вполне постигаемом даже и ныне, хотя обитель все еще нуждается в капитальной реставрации, – начиная с восстановления взорванной в 1941-м году семидесятипятиметровой колокольни.

…В Нило-Сорскую пустынь судьба впервые привела намного позже, в 1970-х годах. Приплыв из Вологды через Кубенское озеро – мимо скорбных и все же светящихся руин уничтоженного в 1930-х годах Спасо-Каменного монастыря – к пристани города Кириллова, мы располагали всего несколькими часами стоянки теплохода, и тут выяснилось, что никакого транспорта до текущей в восемнадцати километрах отсюда малой реки с двойным прозваньем Сора-Сорка не имеется.

А между тем соприкосновение с точкой земли, где возникло это словно пронизанное святостью имя «Нил Сорский», было главнойцелью предпринятого тогда путешествия…

Пришлось обратиться к местному начальству, и, как оказалось, «решить проблему» мог только «первый» в городке человек, который, к нашей удаче, знал – или, может быть, сделал вид, что знает, – мои литературные опыты и выразил готовность помочь. Но, осведомясь о месте, куда нужно доставить путешественников, он с удивлением вопросил: «Так ведь там же у нас только дурдом?» Что тут следовало сказать? Для большей понятности ответ был таков: «Представьте себе, пятьсот лет назад там постоянно жил один из членов тогдашнего… Политбюро». И это нелепое и, не исключено, в чем-то кощунственное «разъяснение» подействовало: вскоре милицейский «газик» (ничего иного не нашлось) уже мчал нас по давно затравяневшей лесной дороге.

На арке ворот, ведущих в обветшалый монастырек, действительно красовалась надпись «Психоневрологический диспансер», и идти туда не захотелось; к тому же было хорошо известно, что эти – пусть и скромные – каменные стены никак не соответствовали духу Нилова скита и появились здесь только в XIX веке (согласно преданию, когда Иван Грозный решил воздвигнуть здесь каменный храм, преподобный явился ему во сне и запретил строительство). Мы предпочли просто помолчать в первозданной тишине этой и в самом деле пустынибезмолвия, постоять на берегу проточного пруда, выкопанного первоначально самим преподобным.

А между тем из монастырских ворот появился человек с ведром в руке. Он шел и смотрел на нас, но явно сквозь нас. И мелькнула мысль: некогда здесь обитали люди не от мира сего, и ныне – также, хотя те были выше сего мира, а нынешние, вероятно, ниже… Что-то таилось в этой смутно осознаваемой перекличке. А водонос, по-прежнему глядя в ничто, наполнил ведро и пошел обратно.

Тогда и мы, повинуясь какому-то зову, опустились на колена и ладонями черпнули воду из Нилова пруда. И глоток ее вызвал не испытанный дотоле трепет – будто и впрямь соприкоснулись мы с излученной здесь когда-то и уже неиссякаемой духовной энергией, которая в те времена без труда (и без всяких «средств информации») достигала расположенных за полтыщи верст отсюда Москвы и Новгорода, о чем свидетельствуют тогдашние события…

Значение преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского в истории Русской Церкви и в истории Руси в ее целом поистине неоценимо. И это значение более или менее общепризнано. Почти в каждом научном и публицистическом сочинении, касающемся переломной и, безусловно, великой эпохи конца XV – начала XVI веков, с необходимостью заходит речь об этих деятелях Церкви.

Но – прискорбное «но»! – едва ли не преобладают или даже господствуют неверные, нередко грубо искажающие реальность представления об этих подвижниках, притом представления о преподобном Иосифе Волоцком имеют чаще всего «очерняющий» или даже заведомо клеветнический характер.

Удивляться вообще-то нечему – достаточно вспомнить, что сравнительно недавно господствовало также восходящее к «либеральной традиции» XIX века стремление внедрить в души ложный «зловещий» образ Достоевского. Правда, это было легче преодолеть, ибо творения Достоевского гораздо более доступны, и сам он отделен от нас не столь долгим временем. Сквозь полутысячелетие разглядеть истину несравненно труднее.

В глубине сознания или, вернее, в своего рода полуосознанной исторической памяти (которая в той или иной степени присутствует в каждом человеке) преподобные Иосиф Волоцкий и Нил Сорский издавна представали для меня как идущие по своим особенным путям, но идущие все же к единой цели, – ни в коей мере не отрицая, а дополняя, обогащая друг друга. Однако к концу 1970-х годов встала задача доказатьэто, и пришлось обратиться к длительному и сложному изучению источников и историографии; некоторые результаты этого изучения и излагаются далее.

* * *

На состоявшейся в 1987 году Международной церковной научной конференции «Богословие и духовность» митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим совершенно справедливо сказал:

«С середины прошлого века и до наших дней преподобным Иосифу Волоцкому и Нилу Сорскому посвящено очень много работ. К сожалению, в большинстве из них… доминирует тенденциозная традиция либеральной историографии прошлого века, приверженцы которой настойчиво пытались представить преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского вождями двух противоборствующих направлений… Наступила пора демифологизировать схему либеральной историографии, почти заслонившую от нас живые лики святых».[53]

Это, повторяю, совершенно справедливые суждения, и стоит только оговорить, что в ряде новейших трудов наших историков, созданных в 1950 – 1980-х годах, все же проступают (хотя такое утверждение может показаться неоправданным и противоречит «общепринятому» мнению) «живые лики святых», и проступают они даже не потому, что работы историков, о которых идет речь, лишены «тенденциозности» (это не так!), но потому, что в них в той или иной мере выразилось стремление досконально изучить реальныесобытия и взаимоотношения далеких времен.

Это относится и к работам уже упомянутого А.А. Зимина, и – правда, в различной степени – к книгам и статьям таких исследователей, как Ю.В. Анхимюк, Ю.К. Бегунов, Н.К. Голейзовский, Р.П. Дмитриева, Н.А. Казакова, В.М. Кириллин, Я.С. Лурье, А.И. Плигузов, Г.В. Попов, Г.М. Прохоров, Н.В. Синицына, Р.Г. Скрынников (в дальнейшем многие из этих работ будут цитироваться).