Старые годы - Пушкин Александр Сергеевич - Страница 63

— Да, да, жарко! — повторил расслышавший только последнее слово Карл Карлович, дрожа и махая на себя колпаком. — Мне очень жарко! Русские! Ах, боже мой! Да это ужасно и даже, можно сказать, чрезвычайно плохо! Сущая гибель и беда!

Всю ночь не смыкали они глаз, потому что пальба продолжалась до рассвета. В пятом часу утра (это было 1-го мая 1703 года) крепость Ниеншанц сдалась Петру Великому. По подписании капитуляции фельдмаршалом графом Шереметевым Преображенский полк занял город, а Семеновский введен был в контр-эскарп. Победителям достались восемьдесят две пушки, несколько мортир и множество разных военных припасов.

IV

Когда оба старика, утомленные тревожною, бессонною ночью, легли наконец и уснули, когда Христина, сидя у стола и протянув на нем свою белую ручку, прилегла на это мягкое изголовье разгоревшеюся от тревоги щекой и погрузилась в сон, Василий и Густав вышли тихонько на берег, снова сели в лодку и отправились по речке на Неву. Солнце уже поднялось из-за леса и осыпало рябевшую от утреннего ветерка речку дождем ослепительно блестящих искр. Воздух был напоен весеннею свежестию; птички громко пели, в лесу, нисколько не заботясь, что война нагрянула на пустынную, спокойную сторону, где они вили свои гнезда.

— Позавидуешь птицам! — сказал Василий. — Вечно веселы, вечно поют. Не то что мы, бедные люди. Как бы эти певуньи могли понять, что у меня и у тебя теперь на сердце, то наверное перестали бы петь.

— Да, признаюсь! — сказал Густав. — В сердце у меня такая теперь тревога и тоска, что в воду готов прыгнуть. Что-то, отстояли ли Ниеншанц?

— А вот увидим, — продолжал Василий. — Не знаю, что делается со мною! Боюсь, чтобы русские не взяли крепости, и желаю, чтобы они ушли отсюда, а сердце вот так и дрожит от радости при мысли, что мы, может быть, увидим теперь на стенах Ниеншанца русское знамя.

Густав нахмурился и проворчал сквозь зубы:

— Будь спокоен, не увидим!

Они выехали на Неву и поплыли к Ниеншанцу, чтобы взглянуть, что там делается.

— Смотри, смотри, Густав! — вскричал вдруг Василий радостно. — Какой на крепости-то флаг? Ведь белый, с двуглавым орлом.

— Ты ошибаешься, — возразил тот, напрягая вдаль зрение.

— Да уж не ошибаюсь! Крепость взята! Ай да наши!

— Послушай! Ты лодку опрокинешь. Ну для чего ты вскочил? Я с тобой поссорюсь, если ты будешь так глупо радоваться, как будто помешанный.

— Ах, Густав, не сердись! Я в самом деле боюсь помешаться. Как подумаю о русском царе, о котором чудеса рассказывают; как подумаю, что я русский; как подумаю потом об отце, что он шведский подданный, то, признаюсь, сердце разрывается на части, и хоть стыдно, а вот так и хочется заплакать.

В это время, заметив, что их догоняют две шестивесельные лодки, они принялись грести из всех сил, но лодки, их преследовавшие, были гораздо быстрее на ходу. Вот они все ближе и ближе к ним, с каждою минутой! Василий и Густав рассмотрели в обоих лодках каких-то офицеров; вместо гребцов сидели на скамейках солдаты в зеленых мундирах, с красными воротниками и, положив подле себя ружья, дружно взмахивали веслами, а на корме каждой лодки стоял усач-капрал и правил рулем.

— Кажется, они прямо едут на нас? — сказал Василий.

— Кажется, так, — отвечал Густав. — Чего они хотят? Не взяться ли нам за ружья? Уйти от них, я вижу, невозможно.

— За ружья? Что ты! Можно ли нам двум защищаться от стольких.

В это время одна лодка обогнала их, перерезала им дорогу, и кто-то закричал по-шведски: «Стой! Причаливай сюда!»

Густав взял в руки ружье, а Василий, правя веслом, подъехал к лодке.

— Что вам угодно? — спросил он офицера, который рассматривал их внимательно.

— Ах, ты русский? — сказал офицер.

— Русский.

— И ты также? — продолжал офицер, обратись к Густаву.

— Нет, я швед.

— Швед, а между тем говоришь так чисто на нашем языке.

— С детства все жил вместе с русскими, так и научился их языку.

— Что вы за люди?

— Здешние жители, — отвечал Василий.

— Давно ли вы в этой стороне живете?

— Я вырос в здешней стороне. Вероятно, дед мой или прадед был в числе тех русских, которые уступлены Швеции по Столбовскому миру.

— А зачем у вас ружья?

— Мы охотники.

— Вот что! Ну слушайте, любезные! Вы, конечно, очень хорошо знаете здешнюю сторону, все тропинки в лесах, все острова и островки, все реки и речки. Поэтому один из вас сядет ко мне в лодку, а другой — вот в ту, которая теперь подъезжает к нам. Нам нужно подробно осмотреть все здешние места. Вы будете нашими языками. Ну, перелезай же хоть ты, русский, ко мне. Вот, подполковник! — продолжал он, обращаясь к Преображенскому офицеру, сидевшему в другой лодке, — я и нужных для нас языков достал. Бери к себе этого шведа.

— А если я не позволю, чтобы меня взяли, — сказал гордо Густав.

— Ну так тебя сейчас же убьют, любезный, если станешь противиться. Вы теперь оба мои пленные, так уж поневоле надо меня слушаться. Я шлюссельбургский губернатор Меншиков. Если исполните ваше дело хорошо и будете верными языками, то я через несколько дней отпущу вас. Если же как-нибудь измените, нас обманете или наведете на неприятельскую засаду, то сейчас же велю вас расстрелять. Впрочем, вы, кажется, оба добрые малые. Надеюсь, что мы с вами не поссоримся.

Василий весело прыгнул в лодку Меншикова, а Густав, надувшись, пересел в другую лодку, которою командовал Преображенский подполковник Карпов, тот самый, который за полгода перед тем, бывши еще майором, отличился при взятии Шлиссельбурга и был тогда тяжело ранен. По приказанию Меншикова у Василья и Густава отобрали ружья и положили их в лодку, которую привязали к корме лодки Карпова. Поплыли. При истоке Большой Невки из Невы Меншиков и Карпов расстались. Первый продолжал путь прямо, а второй поворотил в Большую Невку. Перед подполковником лежала на маленьком низком столике доска с наклеенною на ней бумагою; тут же был компас, карандаш и несколько математических инструментов.

— Послушай, любезный! — сказал Карпов Густаву, чертя что-то карандашом на бумаге. — Какой это остров от нас влево?

— У него нет никакого имени. Остров, да и только…

— Смотри не лгать у меня!

— Я не лгу.

— Да что ты так надулся, приятель! Гляди повеселее. Не советую со мною ссориться. Не то из плена совсем не выпустят. Говори же правду: как название этого острова?

— Я вам сказал уже, что он безымянный.

— А велик ли он?

— Версты три с лишком в длину и более двух в ширину.

— Нам надобно его объехать кругом. Указывай гребцам, куда плыть.

У Густава лицо немного прояснилось. «Нам придется плыть мимо нашего дома, — подумал он, — без сомнения, увижу отца и сестру, успею сказать им несколько слов, чтобы их успокоить. Что-то с ними теперь делается?»

— Налево, — Сказал он гребцам, когда они доплыли до того места, где вытекала из Большой Невки речка, на берегу которой стояло жилище Густава.

Между тем Христина, которая, как было сказано, уснула, сидя у стола, раскрыла глаза, осмотрелась, вспомнила всю ночную тревогу и вскочила с беспокойством. Карл Карлович еще спал. Девушка вышла из хижины, боязливо посмотрела во все стороны. Ни души! «Куда брат Густав девался? — подумала она, едва удерживая слезы. — Оставил нас одних, когда мы в такой опасности, когда, того и смотри, придут сюда русские».

— Брат! Брат! — закричала она. — Где ты? Поди сюда! Мне страшно.

Нет ответа. Везде глубокое молчание, только ворон каркал на ближней сосне. Сердце у нее сжалось от страха и печальных предчувствий. Ей казалось, что вот сейчас же выскочат из-за деревьев русские солдаты и ее схватят. В это время Илья Сергеевич вышел из своей избы.

— Ах, Илья Сергеевич! — воскликнула девушка. — Как рада я, что вы вышли. Ищу брата. Ушел куда-то, бросил нас, и в какое время!

— И моего сына нет нигде. Куда это они в самом деле ушли? Ба! Да вот и лодки нашей нет. Верно, они уехали опять на Неву.