Подарки фей - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 7

Вообразите теперь их возмущение, когда однажды, прохладным июльским утром, отправившись печь картошку, они еще издалека заметили в Ивнячке чью-то движущуюся фигуру. Перемахнув через ворота и растеряв при этом половину картофелин, они едва нагнулись их подобрать, как вдруг из вигвама вышел – кто бы вы думали? – Пак собственной персоной.

– Так это ты? – обрадовалась Уна. – А мы подумали, кто-то из людей.

– То-то вы помчались сломя голову, – усмехнулся Пак.

– Это ведь наше личное владение! Хотя тебе, конечно, мы всегда рады.

– Потому я и пришел. Некая дама желает поговорить с вами.

– О чем? – осторожно спросил Дан.

– Да так… о королевствах и тому подобных вещах. Она кое-что в этом смыслит.

Только сейчас они заметили стоявшую у ограды даму в очень длинном темном одеянии, из-под которого выглядывали туфли на высоких красных каблуках. Ее лицо было наполовину скрыто черной шелковой маской – вроде мотоциклетного шлема, только без стекол. Впрочем, меньше всего она походила на мотоциклистку. Пак подвел к ней детей и чинно поклонился. Уна сделала свой лучший книксен, какой только могла припомнить по урокам танца. Дама ответила ей изысканно-церемонным, глубоким реверансом, всколыхнувшим волнами ее роскошное платье.

– Поскольку, судя по всему, вы являетесь владычицей этого Королевства, мне остается лишь признать ваши права, сударыня. – И, повернувшись к уставившемуся на нее Дану, резко спросила: – Что с тобой, дружок, ты чем-то удивлен?

– Я просто думал, как чудесно у вас получился этот реверанс.

Дама громко и пронзительно рассмеялась.

– Да ты прирожденный царедворец! – заметила она. – Скажи-ка, девочка… или, вернее, скажите, ваше величество, что вы знаете о танцах?

– Меня учили немного танцевать, но, по правде говоря, я ничему не выучилась.

– Этому стоит учиться! – воскликнула дама, шагнув вперед с таким видом, будто собиралась сию минуту приступить к уроку. – Женщине, когда она совсем одна среди мужчин или среди врагов, это дает время обдумать, как ей победить – или проиграть. Пока мужчины развлекаются, женщины должны действовать. Хей-хо! – Она присела на пригорке, зорко осматриваясь по сторонам.

Старый Мидденборо, пони, которого запрягали в травокосилку, пересек лужайку и свесил свою печальную голову за ограду.

– Очень милое Королевство, – сказала дама. – Границы хорошо укреплены. Как ваше величество управляется с ним? Кто ваш министр?

Уна немного смутилась.

– Мы играем не так, – ответила она.

– Вы играете?! – Дама вскинула вверх руки и расхохоталась.

– Мы правим вместе, – объяснил Дан.

– И вы никогда не ссоритесь, юный Берли?

– Иногда. Но никому об этом не рассказываем. Дама понимающе кивнула:

– У меня нет своих детей, но я хорошо понимаю, что такое секрет, который должен остаться между королевой и ее первым министром. О да!.. Однако, нисколько не желая оскорбить ваше величество, замечу, что Королевство ваше довольно маленькое, следовательно, на него легко могут позариться другие… люди или звери. Вот, скажем, этот, – она указала на Мидденборо, – этот старый мерин с лицом испанского монаха – он не делает попыток проникнуть в ваши владения?

– Это невозможно. Хобден заделал все проломы в ограде, – отвечала Уна. – Но ему самому мы разрешаем охотиться на кроликов в Ивнячке.

Дама снова расхохоталась – громко и безудержно, как мужчина.

– Очень умно! Хобден ловит кроликов для себя и в то же время охраняет ваши рубежи. Какую прибыль ему приносит ловля кроликов?

– Мы про это не спрашиваем. Хобден наш старый друг.

– Что за чушь! – сердито воскликнула дама. И тут же рассмеялась: – Впрочем, это ваше собственное королевство. Знавала я одну девицу, у которой владения были немного побольше; и пока ее люди стерегли проломы в ограде, она тоже не задавала им лишних вопросов.

– А пробовала она выращивать цветы? – спросила Уна.

– Нет, только деревья – они долговечнее. Ее цветы рано увяли. – Дама склонила голову, опершись щекою на ладонь.

– За цветами нужно ухаживать. У нас тут они есть, хотите посмотреть? Я принесу! – Она нырнула в тень за вигвамом и вернулась с охапкой красных цветов. – Правда, красивые? Это виргинские левкои.

– Виргинские? – повторила дама, поднося цветы к нижнему краю своей маски.

– Да. Их привезли из Виргинии, из-за моря. Неужели ваша девушка никогда не сажала цветов?

– Никогда сама. Но ее люди обрыскали всю землю, собирая лучшие цветы для ее короны. Так они чтили ее.

– А она это заслужила? – поинтересовался Дан.

– Quien sabe? Кто знает? По крайней мере, пока ее подданные трудились в дальних краях, она трудилась здесь, в Англии, чтобы у них был надежный дом, куда можно вернуться.

– Как же ее звали?

– Глориана – Бельфеба – Елизавета Английская. – Она произнесла с особым выражением каждое из этих имен.

– Так вы говорите о королеве Бет?

Дама слегка повернула голову в сторону Дана:

– Это довольно небрежно сказано, юный Берли. Что ты можешь знать о ней?

– Ну, как сказать… я видел ее зелененькие туфельки в Брикуолл-Хаус – вон там, дальше по дороге. Они хранятся в стеклянном ящичке… такие крохотные туфельки!

– Ох, Берли, Берли! – засмеялась она. – Ты действительно настоящий царедворец.

– Нет, правда. Они такие маленькие – просто кукольные. А вы ее действительно хорошо знали?

– О да! Она была – женщиной, прежде всего. Вся моя жизнь прошла при дворе королевы. Помню, как она танцевала после пиршества в Брикуолле. Можно сказать, что Филипп Испанский в тот день лишился новенького, с иголочки, королевства. Стоит это пары стоптанных туфелек, как по-вашему?

Она вытянула носок туфли и немного наклонилась вперед, рассматривая широкую сверкающую пряжку.

– Вы слышали, должно быть, о Филиппе Испанском – многострадальном Филиппе, – промолвила она, любуясь блеском камней. – Прямо не верится, сколько может претерпеть мужчина в ручках прекрасной дамы. Если бы я сама была мужчиной и какая-нибудь красотка вздумала играть мною, как Елизавета играла Филиппом, я бы… – Она оторвала головку левкоя и, зажав его в левой руке, стала медленно ощипывать лепестки. – Видно, не зря говорили (я-то в этом убеждена), что Филипп любил ее. Да, любил!

– Что-то я не совсем понимаю, – сказала Уна.

– Не дай бог тебе понять, девочка! – Она смахнула цветы с платья и встала. Ветер шуршал, пролетая по лесу, и быстрые тени пробегали по ее лицу.

– Я хотел бы узнать историю этих туфелек, – сказал Дан.

– Узнаешь, Берли. Узнаешь, если будешь внимательно смотреть. Я покажу вам целое представление.

– Мы никогда не были на настоящем представлении, – призналась Уна.

Дама взглянула на нее и рассмеялась:

– Сейчас мы начнем. Представьте себе, что королева – Глориана, Бельфеба, Елизавета – вместе со своим двором отправляется в порт Рай, чтобы развеять тоску (девушкам часто бывает тоскливо), и по дороге останавливается в Брикуолл-Хаус, близ деревушки – как она называлась, Пак?

– Норгем, – подсказал тот, устраиваясь на корточках возле вигвама.

– Жители Норгема разыгрывают в ее честь маску, или пьесу, и местный пастор произносит приветственную речь на такой скверной латыни, что меня бы в детстве выпороли за нее…

– Выпороли?! – переспросил Дан, не веря своим ушам.

– Разумеется, сэр, и очень крепко! Итак, она проглатывает этот вздор, оскорбительный для ее учености, благодарит через силу, вот этак… – Дама зевнула. – О, королева может очень любить своих подданных в душе, но умом и телом устать от них, как собака… И вот она садится, – широкие юбки дамы вспенились при этом движении, – за пиршественный стол под Брикуоллским дубом. Ей прислуживают – видно, так ей по грехам ее суждено… Пак, как звали этих юных петушков, прислуживавших Глориане за столом?