Подарки фей - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 43

Архиепископ вздохнул и прикрыл глаза.

– Прошу прощения, сэр, – приподнялся Пак, – но это еще не все. Помните, что сказал Меон в самом конце? – И не дожидаясь ответа, он повернулся к детям: – Меон созвал в усадьбу всех своих рыбаков, пастухов, и пахарей, и домашних слуг… «Слушайте! – сказал он им. – Ровно двое суток назад я спросил господина епископа: хорошо ли будет, если человек в минуту опасности предаст веру своих отцов? И его преосвященство сказал: нет, это будет нехорошо. Да не вопите же так, вы ведь теперь христиане! Спросите гребцов на красной боевой ладье – и они вам расскажут, как близки мы все трое были к смерти, когда Пэдда привел их на островок. Но даже там – на голой, мокрой скале – на краю гибели! – христианский епископ сказал мне, язычнику: останься верен отцовским богам. И теперь я говорю вам: вера, которая осуждает предательство, даже если ценой предательства ты спасешь свою душу, – это правильная вера. И вот я уверовал в христианского Бога, и в епископа Уилфрида, и в его святую Церковь.

По приказу короля все вы приняли крещение, и я не пошлю вас креститься заново. Но предупреждаю: если еще хоть одна старуха отправится к Вотану, или девушки тайком затеют пляски в честь Бальдра, или кто-нибудь станет поминать Тора, Локи и прочих, я сам, своими руками, накажу ослушника. Я научу вас хранить верность христианскому Богу! Теперь ступайте на берег, только без шума – я велел зажарить для вас пару быков».

Ну, тут они завопили «Ур-ра!» – что означает «С нами Тор!» – а вы, сэр, насколько я помню, засмеялись?

– Ты помнишь больше моего, – улыбнулся архиепископ. – Поистине, то был счастливый день. И я многому научился там, на скалах, где обнаружил нас Пэдда… Да-да! Нужно быть добрым со всякой Божьей тварью – и терпеливым с ее хозяином. Но понимаешь это слишком поздно.

Он поднялся, и шитые золотом рукава сутаны тяжело зашуршали.

Орган запыхтел, будто пробуя вздохнуть поглубже.

– Вот сейчас, сэр, – зашептал Дан, – будет самая торжественная песня! Для нее нужно накачать побольше воздуха… Она поется по-латыни.

– Святая Церковь не знает иного наречия, – отозвался архиепископ.

– Это не настоящий церковный гимн, – пояснила Уна. – Это она играет так, для удовольствия, когда закончит свои упражнения. Она вообще-то не органистка, просто приезжает сюда позаниматься – из самого Альберт-Холла.

– О, что за дивный голос! – воскликнул архиепископ.

Голос был высокий и чистый, он точно вырвался из-под темного свода разрозненных звуков, и каждое слово звенело ясно и отчетливо:

Архиепископ подался вперед и затаил дыхание.

Теперь снова звучал один орган.

– Он как будто втягивает в себя весь свет из окон, – прошептала Уна.

– А мне кажется, это кони ржут во время битвы, – шепнул ей Дан.

Голос почти закричал:

Все ниже, все глубже опускался звук органа, но еще басистее самой басовой ноты прозвучал гулкий голос Пака, пророкотавший последнюю строку:

И пока они удивленно озирались по сторонам – звук был такой, будто заколебалась ближайшая колонна, – маленькая фигурка повернулась и вышла из церкви через южный портал.

– А теперь будет грустная часть, но она такая красивая… – Тут Уна обнаружила, что обращается к пустому креслу.

– С кем это ты говоришь? – обернулся к ней Дан. – Да еще так вежливо!

– Сама не знаю… я думала… – растерялась Уна. – Вот смешно!

– И ничего смешного. Давай слушай свое любимое место, – проворчал Дан.

Теперь музыка звучала мягко, она как будто наполнилась легкими, воздушными нотками, порхавшими друг за дружкой в широком потоке главной мелодии. Но голос – голос был еще прекраснее музыки!

И все смолкло. Дети вышли на середину церкви.

– Это вы? – окликнула их приезжая леди, закрывая крышку органа. – Я так и подумала, что вы здесь, и нарочно это сыграла.

– Огромное спасибо! – сказал Дан. – А мы так и думали, что вы сыграете, и нарочно остались ждать. Ну, пошли, Уна, не то опоздаем к обеду.