Благородство ни при чем - Монро Люси - Страница 8

Блузка задралась, открыв его взгляду обольстительный изгиб затянутого в джинсы зада.

– Скажи что-нибудь, Ронни.

Она молча попыталась приподняться. Маркус мягко, но настойчиво опустил руку на ее плечо, не давая ей двигаться.

– Не торопись, детка. Ты могла серьезно ушибиться. Она покачала головой и сделала попытку встать, преодолевая сопротивление его рук.

Он был непреклонен.

– Ты не должна рисковать. Не двигайся.

Едва уловимый аромат – ее запах – щекотал ему ноздри, рождая желание обнять ее, провести ладонями по гладкой шелковистой коже.

Она вдохнула ртом и несколько раз выдохнула. С каждым выдохом дрожь – единственное видимое проявление ее рыданий – уменьшалась.

– Я в порядке. Дай мне подняться.

Голос ее все еще звучал хрипло, но слез больше не было.

Маркус почувствовал облегчение. Он не знал, как быть с ее слезами. Он не привык видеть ее плачущей. Слезы никак не вязались с ее обычным обликом – непоколебимого спокойствия, и они привели его в замешательство. Маркус не должен был так эмоционально реагировать на очевидные проявления того, что ей сейчас плохо, но ничего поделать с собой не мог. Может, она и сама виновата – страдает потому, что такова цена бесчестного поступка, и все равно ей не стоит так казниться.

Поскольку она пыталась подняться, несмотря на то что он давил ей на плечи, Маркус решил ей помочь – приподнял ее и усадил к себе на колено.

В сгущающихся сумерках он не мог разглядеть выражение ее лица, но видел, что она отворачивается.

– Пусти меня, – сказала Вероника.

Он покачал головой и сильнее нажал ей на плечи, не желая отпускать.

– Ты, возможно, нуждаешься в медицинской помощи.

Она засмеялась, и это прозвучало еще горше, чем тогда, в машине. Ронни и раньше смеялась не часто, но искренне. А теперь от ее горестного смеха он поморщился.

– Как трогательно. К несчастью, мы оба знаем, что за этой твоей заботой ничего не стоит. Я упала на тротуар лишь потому, что не смотрела себе под ноги. Колени у меня наверняка ободраны и ладони горят, словно от ожога, но врач мне не нужен. Мне просто надо домой.

Она окончательно взяла себя в руки. Теперь не было следа ни слез, ни отчаяния. Маркус вдруг подумал, что где-то она должна была научиться так быстро и эффективно брать под контроль собственные эмоции. Раньше он воспринимал это ее умение как данность, считая, что она от природы холодна, но, проведя с ней в постели не один час, понял, что это не так. Даже предательство не смогло стереть у него из памяти ее в минуты страсти.

– Я тебя подвезу.

Она вновь попыталась отстраниться, и на сей раз он не стал ее удерживать.

Вероника встала и отряхнула джинсы.

– В этом нет необходимости.

Он не мог позволить ей сесть за руль в таком состоянии. Пусть она и умела брать себя в руки за считанные минуты, но он-то знал, что внутри ее всю трясет.

– Нет, я тебя довезу.

Она скрестила руки под грудью и пошла от него прочь. Даже после всего того, что произошло, он возбуждался от одного ее вида – от этих рук, приподнявших грудь, отчего та казалась больше и круглее.

Он сжал кулаки, чтобы не поддаться искушению и не притронуться к ней.

– Я не сяду с тобой в машину.

– Почему?

– Ты еще спрашиваешь? – Она задала этот вопрос таким тоном и сопроводила его столь выразительнымвзглядом: даже дурак бы догадался, что он не заслуживает доверия.

– Да, спрашиваю, – пробурчал он.

Маркус не давал ей никаких оснований думать, будто с ним ей будет небезопасно. Не он же ее толкнул, черт возьми! Она сама упала.

– Я не собираюсь еще и в машине выслушивать твои оскорбления. Я уже поняла, что ты меня ненавидишь. Разве этого мало? – Голос ее был еще слегка хрипловатым от волнения, и это оказалось так не похоже на его прежнюю маленькую Ронни, что он прищурился, пытаясь в надвигающейся темноте разглядеть ее глаза.

Ненавидел ли он ее? Ему было бы бесконечно проще сейчас, если бы он действительно ее терпеть не мог, но его тело все еще слишком сильно реагировало на ее присутствие. Он презирал ее за предательство, за бесчестный поступок, был уязвлен тем, что она его бросила, но ненависти в нем не было.

– Я тебя не ненавижу.

– Не лги мне. В этом нет смысла. Я не знаю, почему ты не сказал Клайну о том, что случилось в «Си-ай-эс», но я все равно тебе благодарна. Если бы я могла как-то возместить ущерб от своего поступка, я бы это сделала.

Ему очень хотелось ей поверить. Но зачем снова наступать на те же грабли? Приняв за чистую монету ее слова, он попадет в ловушку. Нет, черт возьми! Не на того напала. Однако Маркус не стал показывать свой скептицизм. Надо вести себя так, чтобы завоевать ее доверие. Только так он сможет завершить расследование в кратчайший срок.

Кроме того, он не лгал. Возможно, если бы он мог ее возненавидеть и перестать воспринимать как часть себя, он давно положил бы конец затянувшемуся воздержанию. Он презирал ее и хотел одновременно. Какой жеон дурак! Его осенило внезапно – он должен освободиться от наваждения. Изгнать бесов – избавиться от неотступно преследовавшего его желания.

Он еще не знал как, но пока он будет проводить свое расследование, он должен найти способ перестать ее хотеть.

Он направился к стоянке машин перед рестораном.

– Пошли.

Она последовала за ним – молчаливая тень в весенней ночи.

Он остановился возле ее машины.

– Нам все еще надо поговорить. Она удивила его, кивнув в ответ.

– Но не сейчас.

– Я тебе позвоню.

– У тебя нет номера моего телефона.

– Так дай его мне.

Она прикусила губу, а затем сказала:

– Мы увидимся на работе в понедельник. Тогда и поговорим. – Она не хотела, чтобы он ей звонил.

– Твой бойфренд будет против?

Он почувствовал облегчение и досаду на себя за это чувство, когда она сказала, что у нее нет бойфренда. Но она все же не хотела, чтобы он ей звонил. Собственно, этот факт его не удивил. У нее были все основания его остерегаться. Она даже не знала, насколько он для нее опасен.

– Мы завтра поговорим. Дай мне свой номер.

Она не ответила, но вытащила из сумочки блокнот и ручку. Быстро нацарапав что-то в нем, она аккуратно оторвала листок и протянула ему:

– Вот.

Он взял его из ее пальцев.

– Завтра.

– Хорошо.

Он дождался, пока она заберется в машину. А затем стоял и смотрел, как она повернула ключ в замке зажигания и тронулась со стоянки. Лишь после этого он с помощью пульта открыл дверь «ягуара».

Чувство радостного нетерпения, которое он в себе отнюдь не приветствовал, охватило его и не отпускало всю дорогу, пока он ехал в снятую для него Клайном квартиру.

Крохотные пальчики на ногах Эрона восторженно сжимались. Ему нравилось купаться.

Вероника улыбалась. Она обожала сына и любила его купать. Смочив мягкую губку гелем для младенцев, она осторожно натирала ею детское тельце. Он весь стал скользкий, как мокрый тюлень, и ее рука, державшая малыша за предплечье, соскользнула. Он заурчал от восторга, погрузившись по шею в теплую воду.

Воспользовавшись моментом, она ополоснула малыша и была вознаграждена радостным плеском – вся ее футболка покрылась мелкими мыльными брызгами. Эрон весело фыркал.

– Ах ты, маленький негодник! Хочешь маму всю намочить?

Эрон бил по воде крохотными кулачками, расплескивая воду по ванной – большая часть попадала на Веронику.

– Мама.

Дженни зашла в ванную:

– Тебе звонят.

Вероника наклонилась и вытащила Эрона из ванночки. Завернув его в мягкое канареечного цвета полотенце, она спросила:

– Кто?

Внутри у нее образовалась неприятная пустота. Она и так могла догадаться, кто ей звонит.

– Я думаю, это Маркус. Он захотел знать, кто я такая.

Нежные младенческие ладошки шлепали Веронику по лицу. Она улыбнулась, несмотря на дурное предчувствие. Как это похоже на Маркуса! Он полагает, что имеет право задавать такие вопросы. И требовать ответа.