Тайна замка Вержи - Михалкова Елена Ивановна - Страница 46

Бог?!

Николь споткнулась и чуть не упала. Старуха, быстро обернувшись, подхватила ее.

– Эй! Ты что это?

Николь охватило смятение. В самом деле, что с ней? Она только что договорилась до того, что ведьма – создание божье, а не дьявольское.

– Держись крепче на ногах, лягушоночек, – только и сказала старуха. – Не так уж и далеко нам шагать.

Она не стала предупреждать Николь, что впереди у них самая трудная часть пути. Сама она редко пользовалась этой дорогой, предпочитая идти в обход по тропе, которую проложила много лет назад. Но сейчас выбора не было. Если пойти долгим путем, это займет весь день, а девчонка слабеет на глазах.

Арлетт отвела взгляд, чтобы не видеть лихорадочных пятен на ввалившихся щеках Николь, потрескавшихся губ с запекшейся мучнистой коркой. Она знала, что каждый шаг дается бедняжке все тяжелее, но не идти они не могли.

Тропа давно потерялась в траве, и они брели, следуя каким-то неведомым знакам, понятным лишь старухе.

Трижды им пришлось продираться сквозь чащу, где под буреломом притаились капканы из глинистых воронок и мертвых обломанных веток, ощерившихся со всех сторон.

Перебираясь через одну такую яму, Николь заметила внизу покачивающиеся змеиные головы, поднимающиеся вверх, точно стебли гигантской крапивы.

Она отвела взгляд и перебежала по стволу на другой край, где ее ждала старуха.

– Что ты там углядела?

– Гадюк, – заминка перед ответом была совсем недолгой.

– А, их тут хватает.

Хватать-то хватает… Но только Николь знала, что в здешних лесах не водится змей такой величины, чтобы головы у них были размером с кошачью.

Наконец непролазные лесные дебри сменились высохшим болотом, из которого торчали пятнистые стволы осин, точно исхудалые руки нищих, протянутые к небесам.

Возле крайней осины старуха остановилась. Под ее ногами зеленый травяной ковер обрывался, будто срезанный заступом, и дальше кое-где среди кочек стелился только грязно-желтый выцветший мох.

Ведьма обшарила глазами пространство, которое им предстояло пересечь.

По мнению Николь, такая предосторожность была ни к чему. Болото просматривается насквозь, с их места отлично видно, что за деревьями не прячутся ни кабаны, ни голодная волчья стая. К тому же колдунье встреча с волками не страшна.

– Ступай за мной след в след, – предупредила старуха.

Николь, пошатываясь от усталости, шагнула в примятый ее башмаком упругий мох.

Вокруг не видно ни лужицы – одна сплошная грязь. Видно, иссякли подземные ручьи, когда-то питавшие болото.

Ведьма не шла напрямик, а петляла между кочек, словно куропатка, путающая след, и Николь вскоре стало казаться, что они ходят кругами.

О, этот нескончаемый круг!

Зной вытягивает из нее все соки. Она иссохнет, как несчастные осины, как само болото, когда-то жирное и пахучее, точно шея богатой старухи, окаймленное кровавым ожерельем брусничных зарослей и синими жемчужинками черники.

Может быть, оно вспучивалось, как дрожжевое тесто. Или его мутная ржавая вода стояла неподвижно, подобная застывшему зрачку мертвой птицы. Как бы там ни было, нынче от него осталось только огромное грязное пятно, размазанное по чистому покрывалу леса.

И по этому пятну ползут они – две изнуренные букашки.

Солнце давило, вжимая раскаленную ладонь в макушку Николь. Оголенные стволы с пятнами лишайника расплывались перед глазами. Под высохшей грязью ей чудилось какое-то движение, словно кто-то там, внизу, повторял их путь.

Это болотнянник, хотела предупредить ведьму Николь, он запутает тебя!

Но пересохший язык не ворочался во рту.

Сбившись с шага, девочка оступилась, и ее нога нашла опору в затвердевшей грязи. Первым побуждением Николь было позвать на помощь. Но, почувствовав под собой устойчивую поверхность, она облегченно выдохнула.

Нет здесь ничего страшного. И болотнянника нет. Должно быть, тени деревьев сбили ее с толку. Если болото и было когда-то опасным, эти времена давно прошли.

А в следующий миг подсохшая корка треснула, и девочка по колено ушла в липкую чмокнувшую жижу.

Чвак! – сказала жижа, подтаскивая ее к себе.

Ведьма тотчас обернулась.

Николь лежала на животе поперек тропы, цепляясь за мох, и неумолимо сползала к расширяющейся грязевой проруби. Болото засасывало ее так быстро, словно в его глубине притаилась громадная тварь и тянула ее за ногу.

Не замешкавшись ни на миг, старуха сбросила с плеч котомку и тряхнула ее странным, каким-то неловким жестом, одновременно рванув другой рукой за постромки.

– Хватай!

Мешок размотался, будто скрученная лента, содержимое его разлетелось, но ведьма даже не взглянула под ноги. Точно рассчитанным движением она швырнула один конец ленты Николь. Он упал возле девочки, и она судорожно вцепилась в ткань, ощущая под пальцами зашитый внутри камешек.

Второй конец ведьма быстро закрутила вокруг ближайшего ствола и затянула узлом, а затем, не говоря ни слова, двинулась к девочке, осторожно ступая по вмятинам во мху.

Приободрившаяся было Николь вдруг ощутила, что по ее ноге кто-то ползет. Словно болото, испугавшись, что добычу отберут, выбросило грязевой отросток, доставший до ее бедра.

Она вскрикнула и извернулась, пытаясь сбросить его с себя.

Но ведьма подоспела раньше. Так же молча она с размаху ударила Николь по ноге, быстро подцепила что-то острым загнутым концом своей клюки и отшвырнула далеко в болото.

Николь услышала странный, очень тонкий свист и негромкий хруст проломившейся земляной корки. Обернувшись, она успела увидеть, как над поверхностью болота мелькнул кольчатый гладкий хвост толщиной с ее руку и исчез в трясине.

Когда ведьма вытащила Николь на тропу, губы у девочки ходили ходуном.

Ведьма смотала длинную полосу ткани, подобрала то, что высыпалось из мешка, и рассовала по карманам фартука. И только затем взглянула на трясущуюся Николь, сжимавшую в кулаках вырванные с корнем волокна мха.

– След в след, – жестко повторила она.

Остаток пути по болоту девочка прошла, ни разу не сбившись.

Лишь тогда, когда жуткая топь осталась далеко позади, ведьма остановилась.

– Все. Считай, выбрались.

Николь кулем повалилась на землю. Один башмак вместе с носком остался в болоте, и она успела исцарапать до крови ногу.

– Не дергайся.

Ведьма счистила с ее задравшейся штанины грязь. Та высыхала на глазах и отпадала целыми ломтями.

– Пить!..

Старуха достала вторую флягу, и девочка жадно приникла к ней.

– Мы еще не дошли, лягушоночек. Оставь про запас. На, держи мой башмак! – она стащила его с ноги и бросила Николь.

– А как же ты?

Ведьма, не отвечая, сноровисто перемотала правую ступню полосой ткани и закрепила концы вокруг лодыжки.

– Вот так-то лучше. А теперь пора идти!

Она силой заставила Николь подняться.

– Я не могу! – выдохнула та, вновь оседая на колени.

Ведьма, не отвечая, скользнула взглядом по перелеску за ее спиной. Что-то в ее глазах заставило девочку обернуться.

Никого. Разве что за раскидистыми кустами бересклета мелькает что-то светло-серое.

– Там заяц? – вгляделась Николь.

– Заяц, – помолчав, согласилась старуха.

Николь посмотрела на нее. Потом снова на куст бересклета, за которым виднелись уже два серых пятна.

И поднялась сама, закусив губу так, что брызнула кровь.

– Пойдем.

Остаток пути Николь запомнила как череду собственных шагов: один-другой-один-другой-один-другой…

Каждый шаг отдается в теле глухим толчком. Будто враг пихает в спину пленника: а ну! ступай! не спи! шагай!

Посмотришь вниз – в глазах мельтешит размытая серая крупа и плывут наискось дрожащие белые пятнышки. Взглянешь вперед – и там то же.

Но изредка перед Николь вспыхивали картины, яркие до рези в глазах.