Клинок Ворона - Молох Саша - Страница 15

— Я разбираюсь в оружии. Наверно, это единственное, в чем я хоть что-то смыслю. Клинок ковали во время восстания Ворона или даже раньше. Скорее всего, в кузне оборотней. Видишь руны?

Я кивнула и спросила:

— А почему он сломан? Здесь что, была битва?

— Тогда повсюду была битва, — Айс отстранено разглядывал обломок, осторожно водя пальцем по линии кровостока. — И нам почти удалось выбить их, если бы не... — оборотень замолчал.

— Если бы не что? Расскажи, пожалуйста, — от любопытства слезы моментально высохли.

— Расскажу, но в обмен на одну вещь, — Айс сжал клинок в руке так сильно, что лезвие с легкостью прорезало кожу. Темные капли тут же украсили лед. — Сабира покажет мне тот нож, который по ее словам перенес ее сюда.

— А разве ты его не видел? — я смотрела, как темные пятна расплываются на черно-белом льду, делая его пористым. — Он был у меня за поясом, пока я бродила по пустоши. А потом оказался в моем рюкзаке. Разве не ты его переложил?

Айс отрицательно покачал головой:

— Я не видел никаких ножей среди вещей сабиры.

— Хорошо, согласна. Я могу тебе его даже подарить, если понравится. Все равно от него никакого толку — обратно он меня переносить не хочет.

Когда мы вернулись в лачугу, огонь в печи уже погас, а варево в котелке начало покрываться корочкой льда. Айс занялся хозяйством — у него, как и у моей мамы, были строгие правила насчет расписания кормления — что бы там ни происходило, а ужинать все равно надо. Только перед этим ему пришлось вытерпеть неприятную процедуру перевязывания пострадавшей руки, которая была проведена со всем присущим мне садизмом.

Не откладывая дело в долгий ящик, я залезла в рюкзачок. Последнее время я заглядывала туда редко — пакетик с «вечными» бутербродами давно перекочевал на стол, и из всех виденных мною чудес это продолжало оставаться самым полезным.

Нож оказался на месте — такой же тяжелый и бархатный на ощупь. Хотя, с чего бы ему меняться? Осторожно вытащив его из рюкзачка на свет, я заметила то, что раньше ускользало от моего внимания. Если повернуть нож под определенным углом к свету, на лезвии, возле самой рукоятки, проявлялся рисунок. Едва заметный контур, он был еще чернее, чем поверхность клинка: круг, а в нем расправившая крылья птица. Клеймо было выполнено скупыми примитивными штрихами — так рисуют дети, когда им лень прорисовывать детали.

— Айс, — позвала я оборотня. — Вот он, смотри.

Оборотень почти неслышно подошел сзади и заглянул через мое плечо. Потом протянул руку и осторожно погладил клеймо.

— Бери. Он теперь твой, — я попыталась заглянуть оборотню в глаза, но он поспешно опустил голову.

— Я не возьму его, сабира. Спрячь это. Спрячь и никому никогда не показывай. За такой нож любой человек убьет тебя, не раздумывая ни секунды.

— И оборотень тоже... убьет?

Айс кивнул, быстро отошел к печке и стал помешивать уже начавшее закипать варево.

— Объясни, почему всякий раз мне приходится клещами вытаскивать из тебя слова? — я подошла к Айсу и уселась около дышащей жаром печи. Сквозь щели в дверце было видно, как по раскаленному докрасна песку пробегают синие всполохи.

— Сабира... Я не понимаю...

— Да все ты понимаешь, заканчивай придуриваться. Здесь все всё знают, кроме меня, разумеется. Надоело чувствовать себя круглой дурой!

— ...Не понимаю, кто ты, — невозмутимо закончил Айс, игнорируя мою возмущенную реплику.

— И поэтому ты меня ненавидишь? Потому что я не похожа на тех, кого ты привык называть людьми? Или потому, что ненавидишь их всех одинаково? Тогда зачем вытащил меня с пустоши? Я об этом не просила. Если все из-за того гипотетического патруля, так твой приятель был прав. Я, во всяком случае, никого живого на равнине не видела. Ни конных, ни пеших...

— На какой из этих вопросов сабира хочет получить ответ? — оборотень прекратил мешать варево и достал две железные миски.

— Желательно на все. И по возможности, ответы должны быть честными.

— Хорошо, — Айс пожал плечами. — Первое: да, я ненавижу людей, откуда бы они ни явились и как бы себя ни вели. Второе: последний патруль в наших краях видели лет сто назад. Клеф не вылезает за пределы поселка, его очень просто обмануть. Третье: ты действительно не похожа на тех людей, что я видел ранее. Это запутывает дело еще больше. Четвертое: с равнины я забрал тебя только потому, что не чувствовал исходящей от тебя угрозы или опасности.

— А сейчас?

— Что сейчас?

— А сейчас... ну, чувствуешь опасность?

— Нет, — Айс чуть заметно улыбнулся и поставил передо мной плошку с похлебкой. — Лом остался около шахты. Без него ты не столь внушительно выглядишь.

Я подозрительно посмотрела на оборотня. Мне показалось, или он начал иронизировать? Нет, скорее всего, показалось.

— Ты обещал мне историю, — сказала я, отправляя в рот первую ложку каши. — Про тот обломок клинка.

— Сабира позволит сначала доесть? Или она предпочитает истории, рассказанные голодным?

— Сабира позволит. Она вообще очень добрая и терпеливая, если ты еще этого не заметил, что очень странно для человека, который час назад узнал, что его жаждет убить все половозрелое население поселка.

Айс поперхнулся, и мне пришлось постучать его по спине. Может, я даже слегка переусердствовала: желание как следует дать оборотню по шее, в надежде, что вся дурь из него выскочит, превращалось в навязчивую идею.

— Благодарю сабиру! Со мной уже все в порядке, — Айс увернулся от карающей руки.

— Извини, увлеклась, — я мило улыбнулась и вернулась обратно за стол. — Так о чем мы говорили? А, вспомнила. О том, что твой приятель Клеф спит и видит меня мертвой. Да не давись ты кашей! Ее и так мало. Так вот, разъясни, пожалуйста, что я вам такого сделала?

— Он мне не приятель. Сабира может не волноваться. Клеф ее не тронет.

— Ой, как интересно! И что его остановит, хотела бы я знать?

Айс отодвинул в сторону миску с кашей, поняв, что поесть спокойно ему уже не удастся.

— Во-первых, я не позволю ему этого сделать. А если этого будет недостаточно, то сабире просто стоит продемонстрировать Клефу тот самый нож, который она показывала мне.

— О, начинаем подходить к самому интересному, — я потерла руки в предвкушении ответа на одну из многочисленных загадок. — Что там с этим ножом?

— Он принадлежал Ворону, — медленно, словно выцеживая из себя каждое слово, проговорил Айс.

— Теперь самое время для той истории, верно? — уже без улыбки спросила я. — Всякий рассказ следует начинать с начала.

Отставив миску в сторону, я вылезла из-за стола и уселась на кровать, по-турецки скрестив ноги. Айс, подозрительно прищурившись, следил за моими перемещениями. Пришлось пару раз хлопнуть ладонью по доскам, чтобы до него дошло, чего я добиваюсь.

— Здесь мне будет удобнее слушать, а тебе комфортней рассказывать.

Оборотень послушно уселся на кровать, стараясь держаться как можно дальше от меня. Некоторое время он молчал.

— Это было давно. Очень давно. С той поры не осталось ни летописей, ни свитков, только память и слова. Тогда наш род жил намного южнее, около разлива Сарог. Старики называют те дни золотыми. Я не знаю, так ли это, старые легенды не всегда правдивы. Жили мы в относительном мире, границы свои охраняли строго. Рядом с нами соседствовали еще пять родов оборотней и, естественно, стычки на спорных территориях возникали, но до войн и побоищ дело не доходило. Тогда мы знали душу металла, и вещи, уходившие с наших наковален, были лучшими во всей долине. Торговали со многими: ольты с Аметистовых гор поставляли нам металл в обмен на пушнину, сэты покупали оружие, люди — украшения для своих женщин, таиры — заказывали якоря и цепи для своих кораблей. Не знаю, было ли все так гладко, как рассказывают легенды, но тогда наш род не бедствовал. Так было до тех пор, пока не пришли люди...

— Подожди, ты же говорил, что вы с ними торговали...

— Есть люди, а есть люди. Те, кто пришли позже на готовые земли, города... Они назвали себя сабирами. В переводе с их языка это слово означает «хозяева». Никто не знал, откуда они взялись, но их было много, вполне достаточно для того, чтобы завязать войну. Пока они воевали с сэтами — нас это не касалось. Острозубые — странный народ и, может быть, мир стал бы намного лучше, если бы их не стало. Потом война перекинулась на наши земли. Сабиры владели силой, перед которой не могли устоять наши крепости. Они назвали нас нелюдью и потребовали полного подчинения в обмен на сохранение жизни. Ни один из родов не пошел на их условия. Война была долгой и кровопролитной — руки людей не знали усталости, а разум — милосердия: они вырезали целые кланы. Наш род был вынужден спасаться бегством, также как и многие другие. К тому времени от народа оборотней осталась едва ли четверть. На какое-то время сабиры забыли о нас — они развязали бои в Аметистовых горах, стараясь выкурить ольтов из их пещер, потом вспыхнула война с таирами. Эти сопротивлялись сабирам дольше всего, им помогала сила леса, но все-таки и они потерпели поражение. Под железной дланью сабиров в скором времени оказался весь южный Дарн.