Путь Эвриха - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 35

— О Промыслитель, чудны дела твои и непостижимы человеческим разумом! — пробормотал Батар, чувствуя, что, несмотря на отвращение, которое вызывал у него вид этой кишащей ядовитыми гадами трещины, он не в силах отвести от нее взгляд.

Изумрудно-зеленые и цвета патинированной бронзы, желтовато-бурые и медно-красные, серо-синие, словно перекаленная сталь, лиловые и грязно-лимонные, цвета электрона — драгоценного сплава золота и серебра узорчатые тела сотен шипящих, шуршащих и постукивавших хвостовыми погремушками тварей лениво перемещались, не то исполняя некий жуткий, медленный танец, не то творя колдовское действо среди раскаленных зноем камней. Злобные глаза, с неподвижными щелевидными зрачками, взирали на юношей то ли угрожающе, то ли апатично, однако непонятные взоры эти заставляли душу Батара сжиматься в предчувствии неотвратимой беды. Во рту пересохло, по лицу струился пот, а халат давно уже прилип к спине, сросся с ней, превратился во вторую кожу…

— Змеиная свадьба… — донесся откуда-то издалека голос Урэгчи. — Ничего особенного, и все же по этой тропе я бы не пожелал ехать даже заклятому врагу.

Батар попытался прогнать морок, ощутил едкий, пропитавший все вокруг, специфический, ни на что не похожий запах и, не узнавая собственного голоса, просипел:

— Да, как-нибудь в другой раз… В другой раз мы поедем этой дорогой. А сейчас… э-э-э… не будем мешать свадебной церемонии…

Ему приходилось слышать рассказы о змеиных свадьбах, но никогда он не предполагал, что зрелище это может вызвать у него такой необъяснимый ужас. Ну что, казалось бы, особенного? Нежатся себе змеюки разнополые на солнышке… Вот странно только, что они еще и разных пород. Толстые, тонкие, длинные, короткие, а ладят как-то между собой. Не перекусали друг друга, хотя сунься к ним любой зверь или, к примеру, человек, вмиг на тот свет отправят…

— Надо искать другую дорогу, — промолвил пастушок и начал разворачивать своего ослика. Батар последовал его примеру, не сводя глаз с занятых своим странным ритуалом чешуйчатых, холоднокровных тварей.

Лишь отъехав от злополучного карниза на сотню шагов, юноша сообразил, что другого пути к Желтым увалам они не знают. Объезжать гору нет смысла, на это, может, и дня не хватит, вот разве попробовать пройти низом, где журчал среди нагромождения каменных глыб серебристый ручеек, из которого набирали они как-то раз воду во фляги, сделанные из обрезков полых бамбуковых стволов…

Идти за бивнем, распиливать его и везти по частям к Падающему гиганту представлялось Батару все более бессмысленной затеей, но все же он направил ослика к подножию горы. Лицо пастушка приняло после встречи со змеиной свадьбой отсутствующее выражение, и он, ни слова не говоря, тоже спешился и повел своего ослика в поводу, с трудом отыскивая путь среди обломков серого камня, заваливших проложенную горными козами тропу.

Следуя за извивами ручейка, журчание которого было слышно, даже когда набросанные в причудливом беспорядке глыбы совершенно скрывали его из виду, путники вступили в ущелье, накрытое тенью похожей на рогатую шапку горы. Наслушавшийся старых камне-знатцев Сюрг, будучи уверен, что все богатства Цай-Дю-рагата сосредоточены близ этой горы, излазил ее вдоль и поперек, но не нашел и дюжины стоящих камушков. Батар же до сегодняшнего дня обходил ее стороной. Во-нервых, Харэватати, многое, правда, за давностью лет запамятовавший, при упоминании о Рогатой Шапке только пожал костлявыми плечами — не припомню, мол, чтобы чем-то меня эта приметная гора порадовала. Во-вторых, подходы к ней были сильно загромождены валунами, грунта, смытого дождями, почти не попадалось, и значит, слоновой кости тут взяться было неоткуда.

Вынужденный идти вдоль подошвы знаменитой горы, юноша больше всего озабочен был тем, чтобы не поломать ненароком ноги — в последний день это было бы особенно обидно, — и, оказавшись на пологой, свободной от каменных глыб площадке, обрадовался возможности передохнуть. Нижний край зеленовато-серого утеса служил ложем образовавшему здесь крохотное озерцо ручью, а высокий являлся основанием красновато-ржавой, круто уходящей в поднебесье скалы. Рассеянно оглядевшись по сторонам, юноша опустил глаза и ахнул — вот так шутку сыграл с ними Промыслитель, явив этакое диво накануне их отъезда из Цай-Дюрагата!

— Урэгчи! Урэгчи, скорее сюда! Ты только взгляни, это же гранатовые жилы! Или я вовсе ничего не смыслю в камнях и Сюрг даром все лето толковал о своем ремесле! — Батар некоторое время потрясенно таращился на открывшееся его глазам сокровище, а потом, вытащив из сумки плоскую щетку из свиного волоса, которой обметал слоновьи бивни, кинулся расчищать скальный откос, в массе которого навеки застыли кроваво-красный и угольно-черный каменные ручьи.

— Красный и черный гранат! Вместе! Да тут не на безрукавку, тут камня столько, что Баритенкая с потрохами купить можно! — шептал Батар, не обращая внимания на пастушка, с брезгливым любопытством наблюдавшего за его суетливыми движениями.

Потребовалось совсем немного времени, чтобы выражение лица Урэгчи изменилось, ибо он успел привязаться к этому спокойному широкоплечему парню, в котором сила тигра уживалась с кротостью ягненка. «Этого не бойся, этому можно доверять. Он так силен, что будет избегать драк, и столь уверен в себе, что не станет рисковать понапрасну, — сказала Урэгчи мать и непонятно добавила: — Плохо только, что у него глаза мечтателя…»

Пастушок досадливо поморщился. Разумеется, он знал, что Черно-Алая плита находится у подножия Рогатой Шапки, но разве могло ему прийти в голову, что они набредут на нее в самый последний день? Ведь не прегради им путь змеиная свадьба, были бы они уже близ Желтых увалов! И все же это его, только его вина! Хотя если Владыка Гор решил испытать человека, то так или иначе испытает…

— Эй, Урэгчи! Почему ты смотришь на эту скалу так, словно по ней течет кровь? — Отбросив щетку, Батар вылил воду из фляги на прорезавшие зеленовато-серый камень гранатовые жилы, и цвета их, угольно-черный и кроваво-красный, проявились, сделались насыщенными и глубокими. Остро засверкали блики на изломанных гранях кристаллов. — Разве это не прекрасно, Урэгчи? Это красота и это богатство! Гляди, вот тут, у ручья, кто-то уже бил шурф — высота жил значительно больше локтя, и я не удивлюсь, если они уходят до корней горы!

— Так оно и есть. Я слышал об этом месте и хочу тебя предупредить. Богатство это не принесет счастья. Кровь жертв, равно как и кровь палачей, не может принести счастья, даже если она похожа на драгоценный камень. Нет-нет, разум не покинул меня! Послушай, это не легенда, не сказка, это в самом деле было! — Пастушок сделал несколько шагов и опустился на колени, положив правую ладонь на жилу красного, а левую — на жилу черного граната. Пес поднял к небу мохнатую морду и тоскливо завыл.

— Уймись, Хомба! Батар, ты ведь слышал о Гурцате Кровавом? Так вот, это, спасаясь от посланных им людей, племя шекочей бежало через Вечную Степь и нашло последнее пристанище в горах Цай-Дюрагата. Однако даже здесь им не удалось укрыться от «рогато-головых». Воины Гурцаты выследили шекочей. Женщины этого гордого племени не желали вынашивать в своем чреве ублюдков кровожадных убийц, мужчины не хотели становиться под зловещий стяг Гурцаты, убивать и порабощать другие народы, и «рогатоголовым» было приказано, отыскав шекочей, вырезать их всех от мала до велика.

Здесь некогда была долина, в которой «рогатоголо-вые» выполнили приказ Гурцаты. — Урэгчи указал на Рогатую Шапку. — Шекочи были уничтожены все до единого, и при виде этой беспощадной резни содрогнулся даже Владыка Гор. Редко вмешивается он в дела людей, но жестокость «рогатоголовых» поразила его, и хлопнул Владыка Гор в ладоши — вот так! — и на месте цветущей долины выросла красная гора. Рогатая Шапка передавила всех воинов Гурцаты. Но ничто не исчезает бесследно. Кровь шекочей, просочившаяся из-под Рогатой Шапки, превратилась в жилу красного граната. Она уходит глубоко-глубоко, ведь шекочей было много и кровь их пропитала землю не на пядь и не на пять пядей, а на десятки локтей. Кровь «рогатоголовых» тоже выступила из-под красной горы. Ибо кровь, будь это даже кровь палачей, всегда оставляет след. И кровь воинов Гурцаты превратилась в черный гранат.