Лесные духи - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 33

— Беседующий-с-Небом сказал, что ты дашь мне знак, — напомнит предку Камыш. — Давай его, я жду. Подскажи, что делать, Хозяин Реки? Кроме тебя, помочь мне больше некому.

Охотник встал, оглядываясь — но не увидел ничего, кроме неподвижного, белого от инея леса.

— Ничего не делать, да? — повернулся к предку Могучий Саблезуб. — Не делать? Ждать? Ты советуешь ждать?

Ответом по-прежнему оставалась тишина. Камыш сел обратно в снежное кресло, глядя в глаза Хозяину Реки, надеясь заметить хоть что-нибудь. Но вокруг кружился только снег, плавно ложась на наст, на мудрого предка, на копья охотника и его одежду. Снег, тишина, серый свет. Даже ветер притих, никак не выдавая своего существования.

— Ждать? — снова спросил юный охотник, явно надеявшийся на что-то другое. — Ты советуешь ждать?

Но иного ответа так и не прозвучало.

Небо начало постепенно сереть. Погрустневший Камыш поднялся, скинул снегоступы, вдел ноги в крепления. Подобрал оружие, закинул за спину гарпуны. Обернулся на Хозяина Реки в последний раз, выбрался из ямки на наст и широким шагом побежал вниз по холму.

Свежий снег слегка запорошил его старые следы, и Могучий Саблезуб начал прокладывать новую тропу, сожалея, что ждал ответа слишком долго. Пасмурные ночи темны. Заблудиться он, конечно, не заблудится. Но вот в дерево или иное препятствие лбом влететь можно. Как бы не пришлось в лесу ночевать.

Торопясь, он проскакивал дерево за деревом, куст за кустом — когда вдруг заметил слева от себя в снегу совсем свежую глубокую канавку. В два локтя шириной, почти по пояс в глубину. Зимой такие тропы пробивают кабаны с их короткими ножками. В отличие от лосей или оленей, они не пытаются перемахивать зимние сугробы, скакать поверху. Они ломятся к своей цели по прямой, сквозь сугробы и кусты, словно не замечая препятствий.

Упустить такую удачу охотник не мог, и, несмотря на близость вечера, повернул вслед за зверем, еще больше ускоряя шаг. Канавка вела и вела вперед — через ивовые заросли, сквозь орешник, по широкому полю, которое летом наверняка было непролазным болотом, опять через ивняк, потом вдоль холмика… Наконец Могучий Саблезуб увидел впереди коричневую спину, над которой поднималось снежное облако. Кабан, не зная усталости, упрямо рвался к какой-то неведомой цели. И он был один. Крупный сильный секач, уставший бродить в стаде и ставший к закату жизни одиночкой. Обычный лесной вепрь.

— Духи отвернулись от меня, — пробормотал юный охотник, скидывая из-за спины гарпуны. — Это не Парящий Коршун, это сам Хозяин Реки наказывает меня своим гневом. Неужели я чем-то его обидел? Оскорбил, смеялся над ним? Не помню. Ничего не помню…

Вепрь-одиночка — самый страшный обитатель леса. Его длинных клыков опасаются даже медведи. Его обходит стороной даже Большой Кот, как бы ни подводил голод его ненасытное брюхо. Перед вепрем не способен устоять никто. Ведь к старости ребра секача срастаются, превращаясь в единый панцирь, лоб кабана с рождения защищен толстой костью, шеи у этого зверя нет совсем, так глубоко засажена голова в его тушу. Спереди он неуязвим. Неуязвим ни для кого. Да еще и вооружен длинными желтыми клыками, мало уступающими длиной клыкам Большого Кота, но только направленными вверх, а не вниз. Наверное, секачи давно бы истребили все и всех, оставшись единственными обитателями дебрей — но, к счастью для всего живого, самому сочному мясу они предпочитали желуди, орехи и толстые травяные корешки. Но все равно никто из обитателей леса никогда не смел тревожить идущего через чащу старого матерого вепря.

— Прости меня, Хозяин Реки, коли оскорбил тебя или обидел. Я сделал это без зла…

Могучий Саблезуб наложил гарпун с длинным костяным наконечником на ложе бросательной палки. Потратив на погоню столько времени, он не мог повернуть назад, хотя бы не попытавшись… Отпустив копье, юный охотник взмахнул мгновенно потяжелевшей металкой, отправляя оружие в цель. Темный штрих с шелестом разрезал воздух, сбивая снежинки, и ушел в наст примерно в двух шагах позади вспарывающей сугробы туши. В переднюю часть тела охотник и не метился — бесполезно. Но вот если попасть в брюхо — рано или поздно зверюга упадет. Камыш поднял со снега второй гарпун, наложил, метнул, сделав небольшую поправку… И почти сразу услышал возмущенный рык — попал!

Он торопливо подхватил третий гарпун, послал в цель, схватился за четвертый, метнул… Повторный возмущенный рев сообщил об еще одной удаче. Снежная целина взметнула белые комья, целые облака рыхлого пыли поднялись к небу. Поляна словно ожила, вздыбилась. И охотник вдруг понял, что вся эта вздыбленность, комья, облака — весь это ужас несется прямо на него.

— Он же не мог меня увидеть! — только и успел удивиться Могучий Саблезуб, когда из белого месива показалась огромная голова, качнулась вниз. Охотник, уже ничего не успевая сделать, только резко опустил металку, перехватив двумя руками, закрываясь от смертоносного удара клыками в живот.

По рукам хлестнуло с такой силой, что они мгновенно заболели до самых плеч, копьеметалка разлетелась надвое — но зато удар под ребра пришелся не клыками, а жесткой кабаньей мордой. Камыш крякнул, взлетая, на миг увидел поляну сверху: лежащее вдоль тропы копье, проносящегося дальше кабана. Потом ухнулся вниз, пробив толстый сугроб почти до самой земли, вскочил на четвереньки, пробежал вперед, дотянулся до копья, схватил, попытался встать, нашел глазами развернувшегося секача. Тот молча сорвался с места, оставляя за собой кровавую полосу. Оба попавших в него гарпуна волочились следом. Могучий Саблезуб опер копье древком в землю, направив острием на врага. Тот со всей скорости напоролся на копье грудью и даже не замедлил шага: сухо щелкнуло древко, раскалываясь сразу на три куска, и охотник еле успел вскинуть ногу, толкнуться о черный пятак между клыками. Сильнейший рывок крутанул Камыша вокруг головы, паренек невольно вскрикнул и врезался в снег в десятке шагов от вепря. Тот уже вертелся снова, ища пропавшего врага. Наконец нашел, вскинулся, разгоняясь. Могучий Саблезуб выдернул топор, замахнулся из-за головы, примериваясь к бегу зверюги, в последний миг перед ударом шагнул в сторону и со всей силы опустил свое страшное оружие секачу на лоб.

Зверь ничего не заметил. Его словно щелкнули пальцем по лбу: обидно, но не страшно. Он снова развернулся. Кинулся в атаку. Охотник не успел придумать ничего, кроме как прыгнуть, что есть мочи, в сторону, нырнуть в сугроб, пропуская кабана мимо. На четвереньках Камыш забрался поглубже и уже там вскочил, оглядывая поле схватки.

Вепрь промахнулся, но уже снова разворачивался, копье казалось раскиданным сразу везде, от топора никакой пользы, про ножи лучше не вспоминать… Охотник вдруг заметил, что один из гарпунов вырван из раны и теперь лежит на снегу в месте последней остановки зверя, тут же стремглав кинулся туда. Одновременно сорвался в атаку и секач. Тяжело дыша, враги промчались эти считанные шаги, встретились возле брошенного оружия. Паренек ощутил прикосновение чего-то холодного к своей левой голени, упал, схватился обеими руками за метательное копье, слегка подкинулся вверх, сам не зная почему и отчего. Коричневая кабанья туша мелькнула слева, и Могучий Саблезуб что есть силы ударил ее «в догон», перед левой ляжкой и чуть ниже, проталкивая острие как можно дальше, чтобы оно хоть немного ушло под ребра.

Вепрь пробежал с десяток шагов, остановился, подпрыгивая на месте, размахивая головой и рыча. Камыш не сразу понял, что зверь в ярости рвет его шапку, слетевшую то ли еще раньше, то ли при последнем столкновении. Превратив заячьи шкурки в полнейшие лохмотья, секач как-то особенно глубоко и громко, удовлетворенно вздохнул… и медленно завалился набок. И больше не шелохнулся. Он был мертв.

Могучий Саблезуб, не веря своим глазам, не мигая смотрел на него до тех пор, пока на щеки не выкатились слезы. Торопливо ощупал самого себя. Он был жив! А секач — мертв. Охотник попытался встать — и тут же понял, что обрадовался слишком рано. У него болело все тело — кроме, разве что, головы. Больше того, сделав пару шагов, Камыш понял, что из ноги струится кровь, а куртка подозрительно липнет к левому боку. И еще неизвестно — победил он в этой схватке или скоро ослабнет и останется лежать рядом со своим врагом на радость куницам и росомахам.