Полуденный мир - Молитвин Павел Вячеславович - Страница 14

— Ха! — Гарт рассмеялся. — Зря ищут, нет там давно ни золота, ни драгоценностей. Попадаются изредка искусно сделанные безделушки, но продажа их не окупит плату землекопам, которых наняли эти чудаки.

— Они разыскивают не безделушки. Они ищут кристалл Калиместиара.

— Что?

— Кристалл Калиместиара — ключ от Сокровищницы Маронды, — повторил начальник караванной охраны.

— О Великий Регну, и ты веришь в эти сказки?

— Это не сказки, Гарт. Маронда действительно существовал, и старинные монеты с его профилем и именем — лучшее тому подтверждение. На вот, полюбуйся. — Хог снял с шеи цепочку, на которой висела большая золотая монета, и протянул её воину. — Давно уже такие монеты стали редкостью, и эту я ношу как талисман, она досталась мне в наследство от отца. Ну, убедился?

— В чем? Читать-то я все равно не умею, — буркнул Гарт.

— Тогда тебе придется поверить мне на слово.

Мгал заглянул через плечо воина — надпись на древней монете была полустерта, уроки, преподанные Менгером, почти забылись, и все же в неверном свете костра он сумел прочитать: «МАРОНДА — ВЕРХОВНЫЙ ВЛАДЫКА УБЕРТУ».

Вздрогнув, Мгал провел рукой по лицу. Значит, все, что говорил Менгер, правда. Правда от начала до конца. Конечно же, он верил ему, но одно дело — легенды и предания, истории, похожие на сказки, поведанные стариком юноше, почти мальчишке, в глухих чащобах севера, и совсем другое — тяжелая золотая монета с именем Маронды, указ о храмовой неприкосновенности и поиски Черными Магами кристалла Калиместиара в древних развалинах.

— Расскажи, кто такой Маронда, что за сокровища он оставил и почему ключом к тайнику является кристалл Калиместпара?

— О, это длинная история, и её можно рассказывать до утра. Поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

Начальник караванной охраны громко зевнул, поднялся на ноги и зашагал к своему костру. Воины и караванщики, подошедшие послушать беседу Хога с северянами, разбрелись по лагерю, а оставшиеся, кутаясь в плащи, начали укладываться спать вокруг костра.

— Теперь, после того как начальник караванной охраны возвратил тебе арбалет, вы с Гилем можете вернуться к Развилке. Едва ли южане решатся послать погоню за человеком, вооруженным отравленными стрелами, — сказал Мгал, искоса поглядывая на Гуга.

— Можем, — согласился чернокожий, — но тогда Старший караванщик прикажет убить тебя и Эмрика.

— Ну, такой приказ легче отдать, чем исполнить, — усмехнулся Мгал.

— Конечно. Тем более что мы предупредили бы вас о своих намерениях заранее, чтобы вы имели возможность вовремя уйти и не подвергать опасности свою жизнь. Меня останавливает другое… — Чернокожий помолчал, наблюдая за тем, как передовые повозки медленно переползают с устланной полусгнившими бревнами болотной дороги на высокий травянистый берег, и заметил с некоторым недоумением: — Смотри-ка, ни одного мугла нет, а казалось бы, самое им тут раздолье.

— Так что же тебя останавливает? — спросил Мгал, стараясь побороть смутное беспокойство, охватившее его после слов Гуга. Повинуясь инстинкту, он оглянулся и передвинул колчан из-за спины на бедро, хотя причин для тревоги решительно не было: смрадная, предательски хлопающая и проседающая под ногами топь кончалась, до Красной долины оставалось, по словам караванщиков, не больше трех дней пути, а оттуда до Уртака рукой подать.

— Я много размышлял и пришел к выводу, что нашествие отрядов Белых дьяволов на наши земли — это испытание, посланное Самаатом моим соплеменникам. Объединившись против общего врага, мы выдержали бы его с честью. Но каждый думал только о себе и должен претерпеть за это. Чтобы увериться, правильно ли понята мною воля Самаата, противиться которой не под силу ни одному смертному, я просил Гиля спросить об этом самого Создателя земель и народов…

— И что же ответил тебе Самаат — Создатель земель и народов, именуемый южанами Небесным Отцом и Владыкой Жизни, а северянами — Вожатым Солнечного Диска? — поинтересовался Эмрик у Гиля.

— Он… — хотел было ответить за Гуга мальчишка, но донесшийся с берега громоподобный рев и отчаянное ржание тонгов заставили его умолкнуть на полуслове.

Невидимый зверь снова огласил окрестности цепенящим душу ревом, и, словно в ответ ему, раздались истошные вопли караванщиков:

— Глег! Глег-щитоносец на дороге! Спасайтесь! Спасайтесь, кто может!

— Стойте! Стойте, во имя Великого Регну! Лучники, ко мне! — гремел Хог. Ему вторил пронзительно-скрипучий голос Старшего караванщика:

— Назад дороги нет! Вы перетопчете друг друга и погубите караван! Остановитесь! Остановитесь, трусливые выродки, вам говорят!

Однако призывы их мало кто слышал. Бросая телеги и повозки, караванщики, успевшие выйти на берег, бежали обратно к топи. Между ними, усиливая смятение, сновали верховые воины, тщетно пытавшиеся сдержать обезумевших от ужаса тонгов. Лишь немногим седокам это удалось, менее ловкие спрыгивали, скатывались с седел, были и такие, которых вышедшие из повиновения животные сбрасывали наземь или затаскивали в слепом порыве ужаса в топь.

Люди, оставшиеся на бревенчатой дороге и поначалу оцепеневшие от неожиданности, начали бестолково суетиться, всячески мешая друг другу. Одни нахлестывали тонгов, надеясь добраться до берега и спастись бегством. Другие пробирались в хвост каравана, двое или трое упавших в топь, захлебываясь, молили своих товарищей о помощи. Кто-то, пытаясь развернуть телегу с бревнами, перегородил ею и без того узкую дорогу через болото, что ещё больше усилило неразбериху. К ржанию тонгов и проклятиям насмерть перепуганных людей добавился треск ломавшихся повозок, и надо всем этим воем, визгом, скрипом и хрустом царил невыносимо жуткий рев невидимого большинству караванщиков — и оттого казавшегося ещё более ужасным — зверя.

— Эта тварь будет, пожалуй, покрупнее Иси, — пробормотал Мгал, крепко сжимая древко копья.

Рев напавшего на караван глега не встревожил и не напугал северянина — предпочитая явные опасности тайным, он, напротив, испытал даже нечто вроде облегчения. Чувство это передалось его товарищам и помогло им не поддаться отчаянию, охватившему караванщиков.

— Определенно крупнее, — повторил Мгал, чутко прислушиваясь к звукам происходящего где-то за холмом побоища и не сводя прищуренных глаз с мечущихся по берегу фигурок. — И все же лучше нам выбираться на твердую землю, чем топать обратно по этому проклятому болоту.

— Иди вперед, мы от тебя не отстанем, — сказал Эмрик Мгалу и, обернувшись к Гилю, не то в шутку, не то всерьез спросил: — Сумеешь отвести глегу глаза? На тебя вся надежда.

Сталкиваясь с бегущими людьми, уворачиваясь от копыт встающих на дыбы тонгов, пролезая под высокими повозками, перелезая через телеги, Мгал и его товарищи не заметили, как достигли твердого берега. Оглушительный рев на некоторое время затих, и им казалось, что глег ещё довольно далеко, когда Гуг, первым взбежавший на холм, внезапно остановился, попятился и придушенно вскрикнул:

— Смотрите, глег! Глег-щитоносец…

Мгал, а за ним и Эмрик с Гилем застыли рядом с чернокожим воином, пораженные открывшимся перед ними зрелищем. Десятка полтора высоких тяжелых повозок были опрокинуты, раздавлены и разбросаны по склону холма, а сам глег — чудовищный то ли зверь, то ли ящер в три человеческих роста высотой — тяжело топтался среди них, довершая разгром головной части каравана, выискивая людей и тонгов. Страшно было смотреть, как под ударами его когтистых лап и хвоста, похожего на исполинскую булаву, утыканную костяными шипами, рассыпаются обломки повозок, сминаются, словно берестяные туески, бронзовые котлы, которые южанам не удалось продать в землях барра, разлетаются в разные стороны мешки, сундуки, короба и тюки, устилая землю своим содержимым: мукой, брусками соли, медными слитками, вяленым мясом, штуками драгоценного сукна, связками кож и мехов.

— Много я слышал о чудищах юга, но такого даже представить себе не мог, — проговорил Эмрик, глядя на резвящегося глега с выражением благоговейного ужаса на лице.