Побег обреченных - Молчанов Андрей Алексеевич - Страница 40

– Юрок! – позвала его разбитная торговка Галина, специализирующаяся на синтетических париках и азиатской косметике. – Будь другом, сгоняй за парой бутылок и закусоном… стакан за мной! Подружек по ряду угощу. День рождения сегодня.

«Вот оно! – ударило в голове Юры. – Пошел козырь!»

Молнией метнулся Шмакин в коммерческий киоск за ликером и водкой, оттуда к мангалам, где в картонные тарелки сгрузил усатый восточный человек шипящий шашлык, залив его томатной пастой и ссыпав в расплывающуюся ее жижу подвядшие колечки сырого лука и сморщенные солоноватые дольки мякоти прошлогодних огурцов.

Затем же в мгновение ока предстал Шмакин услужливым джинном перед щедрой Галиной и сказал подобающее поздравление, сказал с душой, неформально, хоть и нецензурщины пришлось подпустить для убедительности в слове; и плеснулась в стакан водочка, и – у-ух, провалилась в желудок, всплеснулась в нем пламенем фиолетовым, а за ней, корябая горло, полез измазанный томатной сукровицей шашлык, и сделано было главное дело, закреплен почин дня, а уж дальше как карте угодно лечь; главное – теперь и не боязно с заделом таким!

Звучали вокруг разговоры торговок:

– Трусов у меня зависло – на дивизию хватит!

– А ты на оптовый с ними выйди, я там на прошлой неделе все прокисшее имущество спустила! Или по магазинам раскидай…

– Да потом эти капканы проверять… И так времени нет! К зубнику записалась к тому же… Три дня точно вылетят! Разор!

– А у гинеколога была?

– Да, техосмотр прошла.

Распространив чебуреки с табачными изделиями и верхушку с продажи упрятав в карман, под конец торгового дня вновь очутился Юра у полога, под которым собирала неверной рукой пьяненькая именинница Галина разноцветные скальпы и красители ланит, запихивая их в обтрепанные пластиковые торбы, и вновь подфартило Шмакину: попросила его торговка подсобить ей донести ввиду расплывчатого ее состояния товары до дома, обещаясь при том помощника вознаградить. Чем, правда, не уточнила, и спросил осторожный Шмакин небрежно, словно бы и с неохотой, о вещи как бы непринципиальной вовсе:

– Выпить-то дома есть?

– Х-хо! – донесся надменный ответ. – Чего уж чего…

Да, выдался день! Прошел не по-лысому!

Юра, не ощущая тяжести груза, волок баулы с неликвидами, сметая ими окурки и обертки с тротуара, и следовал доносящимся из-за спины руководящим командам:

– Направо тут… Яма, гляди… вот блин! (Звук падения тела.) Колготки новые… э-эх! Прямо давай! Первый подъезд. Лифт не работает, падла. На пятый этаж переться…

– Справимся, – покладисто отвечал Шмакин. – Мы спортсмены…

– Ага, блин… Скалолазы.

Они едва успели войти в квартиру, как раздался звонок в дверь – прибыли Галины приятельницы.

Цветы, звон бутылок, посуды, спешно накрываемый стол…

– Я, может, пойду? – риторически вопросил Юра хозяйку.

– Сиди уж… Ты – парень свой… – донесся ожидаемый ответ.

И – понеслось!

Предусмотрительно конфисковав из алкогольного неконтролируемого изобилия бутылку коньяку и водки и запрятав их в туалетный бачок с целью изъятия по уходу, Юра позволил себе расслабиться и вскоре плыл в каком-то радужном тумане, наполненном неясными лицами, пятнами закуски на тарелках и отчетливо выступающими из тумана бутылочными горлышками, перемещение которых им непроизвольно, но остро и болезненно отслеживалось.

И вдруг из искрящейся райской пелены, заволокшей премерзкий обыденный мир безысходности и страданий, выплыло к Юре лицо прелестной незнакомки с чертами, несколько смазанными от дыма сигареты, зажатой в ее густо алеющих помадой губах.

И что-то ему незнакомка говорила, а Юра бойко ей отвечал, восторженно осознавая приближение невероятного романа, и мир дробился, исчезал, затем вновь трудно формировался в каких-то неотчетливых образованиях; горлышки заветных сосудов проваливались во мглу неизбежных отлучек, не всегда из них возвращаясь; но в какой-то момент Юра внезапно очнулся, обнаружив себя на улице стоящим на ногах, причем первая лихорадочная мысль о запрятанных в бачке коньяке и водке, мгновенно полыхнувшая в мозгу, сменилась облегчением помилованного висельника: каждый из рукавов куртки оттягивала тяжесть трофеев.

«Вот это – автопилот!» – восхищенно подумал он, слепо осматриваясь в незнакомом пространстве, но тут почувствовал поцелуй в щеку и, отпрянув испуганно, услышал вдруг пьяный и хриплый женский голос:

– Родители к тетке уехали, не бойся… Завтра днем возвратятся…

Шмакин внутренне подобрался, уже бесповоротно трезвея. Мелькнуло: «Как бы не намотать чего…»

– А гондоны есть? – произнес в темноту.

– Найдутся!

В голове Юры вновь помутилось от забытого уже чувства сексуального возбуждения. Встревоженно подумалось, как бы орудие секса не дало осечку…

Между тем незнакомка, чье лицо различалось в темноте едва угадываемым пятном, решительно взяла Шма-кина за руку и двинулась с ним по известному ей маршруту, приведшему их сначала в непроницаемый мрак какого-то подъезда, а после – в квартиру.

Провожатая включила свет, больно резанувший Юру по глазам, и, так и не дав разглядеть себя, скрылась в ванной, обронив:

– Иди в кухню, щас дернем…

Пройдя на кухню, Шмакин присел на табурет и, прислушиваясь к журчанию лившейся в ванной воды, механическим жестом достал из рукава бутылку, крутанул хрупко треснувшую пробку с горлышка, произведя долгий глоток, на сей раз, как кислота, разъевший взвешенную муть, обволакивающую сознание.

Да, задавшийся день продолжался…

Смутный образ красавицы из уже сгинувшего туманного забытья внезапно обрел в его воображении угнетающе ослепительные черты…

Шмакина бросило в пот.

– Ну, везуха… – прошептал беззвучно, осматривая чистенькую кухню с аккуратными полочками, баночками, отмытым до стерильной выбеленности линолеумом, унылым попугаем в клетке, привязанной к оконному карнизу…

Звук льющейся в ванной воды несколько стих, зато у Юры внезапно и грозно забурчало в животе, и он почувствовал нестерпимую резь в кишечнике, остолбенело привстав с табурета с судорожно зажатой в руке бутылкой…

В следующий момент ему нестерпимо захотелось пукнуть, будто внутри его содрогался неведомый вулкан, ища выхода гневно клокочущим тазам…

«Проклятые чебуреки! – подумалось растерянно. – Травят народ!..»

Отставив сосуд, он дернулся в туалет, но тут журчание воды в ванной оборвалось, наступившая тишина заложила уши, Юра метнулся к двери одной из комнат, растворил ее, углядев сбоку от входа трюмо с многочисленными пузырьками, дезодорантами, баночками кремов…

Схватив наугад один из пузырьков с пахучими жидкостями, отвинтил пробку и, пританцовывая с выпученными глазами, просунул, сдернув брюки, в глубь комнаты зад, дав наконец волю изнемогающей натуре…

Попутно припомнился детский стишок-считалочка:

Раздавшийся звук, подобный выстрелу из орудия крупного калибра, ошеломил Шмакина, не подозревавшего о таких способностях не только собственного, но и вообще человеческого организма в принципе.

Он ошалело замер, принюхиваясь…

«А запах!..» – вспомнилась фраза из восторженной телевизионной рекламы чего-то такого…

Юра принялся дезориентированными движениями руки разбрызгивать вокруг себя жидкость из пузырька, с недоумением соображая, что в углу комнаты внезапно зажегся свет и на него, судорожно вцепившись пальцами в края одеял, уставились полными сонного ужаса глазами пожилые мужчина и женщина…

Потерянным жестом Юра плеснул жидкость в их сторону, отчего белизна пододеяльников покрылась внезапно черными крапинами…

Он посмотрел на пузырек…

Чернила.

– Какого они тут хрена?.. – озадаченно вопросил Юра неизвестно кого, а далее, спешно поддернув сползшие штаны, рванул на кухню, сграбастал со стола початую бутылку и, боковым зрением усмотрев раскрывающуюся дверь ванной, слыша растерянные проклятия, раздавшиеся в комнате, рванул на себя входную дверь и, сверзившись на лестнице, скатился вниз, бросившись в гущу мокрых голых кустов. Пробравшись не без труда через их хлесткую путаную преграду, очутился в каком-то переулке.