Падение «Вавилона» - Молчанов Андрей Алексеевич - Страница 49

Я завел двигатель, намереваясь отправиться в путешествие по неясному покуда маршруту, как вдруг в зеркальце бокового обзора заметил мужчину лет сорока пяти в промасленной спецовке и кожаной кепочке, волочившего на складной тележке обшарпанную стиральную машину без одной боковой стенки. Местом последнего пребывания машины, по всей вероятности, была помойка.

Поравнявшись с «БМВ», мужчина в кепке, истомленный депортацией габаритного и тяжелого агрегата, остановился передохнуть, закурив папиросу, что моментально выявило его советское происхождение.

Я приспустил боковое стекло. Предложил:

— Давай помогу. Грузи металлолом в багажник. Довезу.

Мужичонка испуганно воззрился на роскошный автомобиль.

— Да грех на такой машине… — молвил растерянно.

— Не стесняйся, дядя. Ехать-то далеко?

— Километра три…

— И зачем тебе такая аппаратура? — полюбопытствовал я, помогая уместить в багажник громоздкую рухлядь.

— Отреставрирую — будет как новенькая, — донесся уверенный ответ. — У меня дома вторая такая же… Из двух одна слепится.

По дороге рукодельник-реставратор представился мне как Валера, сказал, что работает вольнонаемным сантехником в располагающейся в Карлсхорсте танковой бригаде и занимает в одном из здешних жилых домов служебную армейскую квартиру.

Мне поневоле пришлось соврать, что, дескать, прибыл в Германию с целью частного бизнеса, в Берлине второй день и нахожусь покуда в состоянии свободного полета — легенда по своему существу банальная и не способная кого-либо удивить: подобных искателей легких денег и заграничных приключений без определенных занятий на земле Германии находилось предостаточно, и поток их, хлынувший с территории развалившегося Союза, увеличивался день ото дня.

Совместными усилиями мы заволокли стиральный агрегат в Валерину квартирку с единственной крохотной комнатенкой и тесной кухонькой.

Равно как жилые, так и подсобные помещения данной квартиры, представляли собой единый склад разнообразного утильсырья: здесь хранились части швейных и стиральных машин, проржавевшие велосипеды, с полок свисали душевые шланги, пучки проводов и генераторные ремни разного типа автомобилей, в одном из углов, подпирая потолок, громоздилась резиновая колонна из старых автопокрышек, а на протянутых под потолком нитках сушились грибы, вобла и — проездные билеты для поездок в метро.

Уловив мой озадаченный взор, хозяин пояснил, что дары германских рек и лесов в значительной степени экономят его бюджетные средства, а использованные билетики являют собой предмет бизнеса, ибо путем долгих изысканий им, Валерием, разработано ноу-хау по смешению трех импортных тормозных жидкостей, в результате чего получается состав, бесследно удаляющий отметку, которую наносит на билет контрольный автомат при входе в метро. Как пояснил рукодельник, билеты, обработанные чудо-составом, затем проходили помывочную процедуру, сушку и разглаживание утюгом, после чего предназначались для реализации за половину номинальной цены офицерам и вольнонаемным служащим гвардейской танковой бригады.

В честь состоявшегося знакомства я предложил распить залежавшуюся в машине бутылочку немецкого «сухаря», чему Валерий не воспротивился, угостив меня, в свою очередь, борщом собственного изготовления и рассказами о здешней гарнизонной жизни.

Валерий работал по контракту, получая грошовую зарплату, треть из которой отдавал в качестве взятки военному начальнику, шантажирующему его возможностью сокращения штатов, как, впрочем, и остальных подчиненных ему вольнонаемных, всяческими правдами и неправдами пытавшихся задержаться в Германии до последнего дня вывода войск, после которого многим предстояло отправиться в нищую российскую глубинку, пораженную безработицей и упадком.

Именно такое будущее уготавливалось и Валере, чья семья ныне проживала в одном из поселков Краснодарского края, а он, высылая иждивенцам регулярные денежные переводы, четвертый год ишачил в оккупационной армии, параллельно подрабатывая на шабашках у немцев и не от хорошей жизни собирая по свалкам разнообразное барахло, которое, по его словам, «денег стоило немереных», в услових российской провинции на дорогах не валялось, а после реставрации еще способно было прослужить долгие лета.

Вслед за борщом Валера попотчевал меня белыми грибами, тушенными с лучком в сметане, не без удивления комментируя странное пренебрежение немцев к дарам дикой природы:

— Тратят деньги на шампионьоны какие-то, а нормальных грибов не собирают… У них даже штраф за это положен — во порядочки…

— Охрана природы, — заметил я.

— Ага. Точно. По лесу идешь — зайцев целые выводки… И даже не убегают, черти. А куда им бежать с такими задницами раскормленными? Не зайцы, а сенбернары какие-то… Один раз прыгнет, полчаса перекуривает… Это у нас зайцы — да! Он тебя как увидит, сразу четвертую передачу влупит, и только ты его видел!

Поблагодарив гостеприимного хозяина, я уже собирался откланяться, как вдруг Валера предложил:

— Если жить негде, смотри — оставайся… А там со временем подыщешь себе жилье. Машину во двор загони, туда никто не сунется. У меня, конечно, не этот… не «Холидей Инн»… — Ударение в слове «холидей» он сделал на последнем слоге. — Но разместимся.

Лавируя между пирамидами картонных коробок, заполонивших комнату, мы вышли на узкое свободное пространство между двумя диванами, стоящими друг против друга.

— Мой — правый, твой — левый, — пояснил Валера.

— Спасибо, — сказал я. — Предложение неожиданное, но приятное. Я заплачу сколько надо.

— Да ты чего! — всерьез обиделся Валера. — Какая еще плата! Охренел, браток?! Больше чтобы не заикался.

Несмотря на бедность, был Валера человеком нежадным, гостеприимным и на чужих трудностях денег не наживал. Это я усек сразу.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда пошел в магазин. Ужин за мной.

Снять квартиру в Карлсхорсте особенной проблемы не составляло: плати взятку ответственному офицеру — и въезжай на свободную служебную площадь.

Многие пустующие апартаменты, оставленные уже съехавшими на родину военными, попросту нагло оккупировала разномастная шатия— братия подобных мне бродяг-нелегалов, занимавшихся ночными набегами на магазины, угонами машин и организацией притонов с дешевыми проститутками и наркотиками.

Я к ответственному офицеру на поклон идти не хотел, поскольку вполне мог угодить из его кабинета в комендатуру, как находящийся в розыске дезертир, а присоединение же к преступным элементам считал и вовсе негодным делом: жизнь в их крысиных гнездах была мне глубоко отвратительна и сулила в итоге ту же комендатуру и последующее выдворение из страны в тюремные чертоги.

С другой стороны, приживание у Валеры не могло длиться бесконечно при всей благосконности ко мне добрейшего и либерального хозяина, трудившегося на многочисленных работах с утра до глубокой ночи.

В один из дней Валера явился в настроении весьма приподнятом, сообщив, что ему подфартило с очередной халтуркой: один из эмигрантов взял в аренду у армии огромную заброшенную квартиру под склад промтоваров и теперь намеревался снабдить ее прочной стальной дверью и решетками на окнах. Осуществление данного проекта целиком и полностью поручалось Валере.

Я предложил свою кандидатуру для помощи в работах в качестве бесплатной рабочей силы. От помощи Валера отказался, сказав, что управится сам, и единственное, в чем я могу ему подсобить, — перенести на место шабашки необходимый инструмент и сварочный аппарат, хранившийся у него на антресолях в туалете.

Заброшенная квартира впечатляла громадными комнатами с кафельными печами, высокими потолками и широкими окнами, выходившими на тихую улочку, носившую интересное название — Андернахерштрассе.

Название улицы Валера прокомментировал так:

— Вот приеду домой, друзья меня и спросят: какого, Валера, ты ошивался на этом штрассе?

Вскоре прибыл арендатор помещения — грузный лысый человечек со слюнявыми губками и голубенькими невинными глазками младенца, удивленно взирающими на мир, словно немо вопрошая: а куда, собственно, я попал?