Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович - Страница 73

Ф: Но чтобы выбрать эти результаты и оценить их, нужно как-то в них разбираться!

П: Для этого существуют специалисты-посредники, помощники, советники. Но и они принадлежат к той же породе, только, может быть, чуточку ближе к пониманию («умнее»). Они несколько повышают интеллектуальный уровень системы власти, но не очень-то значительно. Но этого обычно бывает достаточно. Власть в целом не есть исследовательский институт.

Ф: Но ты сам не раз обвинял наше руководство в глупости! Как это понимать?

П: Я относил это к высшему руководству и к той элите, которая его окружала. Возьмем теперь моральный аспект рассматриваемой селекции! Если ты жаждешь сделать успешную карьеру, ты прежде всего должен обнаружить себя в качестве потенциального карьериста перед теми, от кого зависят первые шаги на этом поприще. Как это сделать? Есть множество способов привлечь к себе внимание этих судей и заслужить их похвалу. Но не все они пригодны для твоих целей. Самый эффективный и надежный в этом отношении способ — переступить моральную черту, т.е. потерять моральную невинность, если таковая была у тебя вообще. Прирожденные карьеристы в таких случаях, как правило, совершают тайный или открытый донос, последний — в форме честного и искреннего обличения, устраивают провокацию, предают друзей и т.п. Важно лишь при этом сохранить видимость порядочности, честности, правдивости, гражданской ответственности, заботы о коллективе и т.п. Важно не то, что ты есть с моральной точки зрения, а то, как ты выглядишь в глазах сильных мира сего, ибо они отбирают на смену себе подобных себе. Карьера оценивается категориями не морали, а успеха. Если ты поступаешь по правилам морали, ты приличную карьеру не сделаешь. К морали в карьере призывают те, кто уже сделал карьеру, наплевав на всякие моральные принципы, или кто отчаялся ее сделать.

Ф: Значит, властвует нами отборная мразь?!

П: Почему мразь?! Средненормальные люди. И то, что отбираются такие, — это целесообразно, поскольку работники системы власти и управления — не священники и воспитатели, а правители общества, вынужденные действовать в соответствии с объективными социальными законами. Если они не будут этого делать, общество просто распадется и погибнет. В сферу власти и управления отбираются не худшие представители рода человеческого, а наиболее подходящие, и у них культивируются качества, необходимые для них в смысле функционирования в среде их жизнедеятельности и в смысле выполнения социальных функций системы в целом. Отбор в эту сферу умных и талантливых математиков, физиков, певцов, плясунов и т.п. привел бы быстро к тем же результатам, к каким привел бы отбор людей без голоса и слуха в оперу.

Ф: А у нас даже неглупые люди призывают к тому, чтобы во власть шли именно те, кто для нее непригоден!

П: Возьмем, далее, психологический аспект рассматриваемой селекции! Карьеристу не положено иметь своей собственной психологии. Психология с его точки зрения есть выдумка литературы девятнадцатого века. Достоевщина. Для него все очень просто: повысили в чине — приятно, повысили сослуживца в чине

- неприятно, конкурент попал впросак — приятно, обошли наградой — неприятно... Карьеристу не положено открыто проявлять сильные страсти. Все должно быть скрыто и приглушено. Всегда спокойствие и выдержка. Не терять никогда лицо. Не впадать в отчаяние, не проявлять сомнения и колебания. Никакой экстравагантности и эксцентричности. Ничего привлекающего внимания ни в одежде, ни в манерах. Заурядность, заурядность и еще раз заурядность. Заурядность, развитая до такой степени, чтобы было сразу видно, что этот человек есть винтик машины власти. В этой обезличенности работников системы власти и управления нет никакой несправедливости. Она тоже целесообразна. На том, что делается во власти, лежит печать посредственности. А посредственность безлика. Ум и талант тут появляются лишь на миг и только для того, чтобы расчистить дорогу очередной посредственности.

Ф: А как же быть с выскочками, популистами?! Они преуспевают!

П: Не все и не всегда. Это — особые случаи. И для них есть свои принципы. Я сейчас говорю о карьеризме как о массовом явлении в обществе в его стабильном состоянии. А Наполеоны, Ленины, Сталины, Гитлеры и им подобные личности более низких уровней и масштабов — это нечто иное.

Ф: Как ты с этой точки зрения оцениваешь нынешнюю ситуацию в российской сфере власти?

П: Как нарушение всех ее законов. Эта сфера заполнилась неадекватным ей человеческим материалом, который не считается с самыми элементарными ее правилами.

Ф: И что же дальше?

П: Постепенно этот материал будет замещаться более адекватным требованиям сферы. И будет то, что было в царской России и в Советском Союзе и что можно видеть теперь в США, Германии, Франции и прочих странах. Это — универсальный закон социального бытия. Одним словом, заурядный чиновник в заурядной конторе, занятой заурядным делом, — вот образец, к которому тяготеет средний карьерист. И сонмища их делают свое дело мозга и нервной системы общества педантично, кропотливо, терпеливо и профессионально изо дня в день, из года в год.

Ф: А компьютеры?! Обещают с их помощью усовершенствовать всю сферу власти и управлений!

П: Как показал опыт, компьютеры производят какое-то переструктурирование этой сферы, но не ведут к ее сокращению. К тому же эти люди сами образуют социобиологический «компьютер».

Ф: Значит, в августе 1991 года Горбачев и Ельцин просто выключили «компьютер» аппарата КПСС. Так чего же мы удивляемся тому, что аппаратчики покорно разошлись по домам. Они вне своего «компьютера» просто ничто.

П: Сделают новый живой «компьютер», еще более громоздкий, зато менее эффективный с точки зрения интересов общества как целого.

Неожиданное приглашение

Ф: Сегодня нас приглашает на обед тот самый человек, который послужил прообразом для твоего литературного персонажа — для Аппаратчика. Приглашает к себе на дачу, вернее — в свое поместье.

П: Поместье?!

Ф: Ты еще не отучился удивляться! Все номенклатурные работники сохранили имущество, приобретенное в доперестроечный период, и приумножили в постсоветский. Приватизировали за гроши квартиры и дачи, которые бесплатно получили от государства.

П: Я не против. Любопытно посмотреть на него. Это далеко?

Ф: Километров сто. Он за нами машину пришлет.

Философ позвонил Аппаратчику. Тот сказал, что машина будет через полчаса. Это — машина, которую он держит на городской квартире. В машине будет охранник — теперь без этого опасно ездить даже днем. Ровно через полчаса Писатель и Философ садились в роскошный «мерседес». Дверцу машины услужливо открыл мужчина лет тридцати, крепкого сложения, очень похожий на телохранителей боссов гангстерских банд в голливудских фильмах.

Много лет назад специальный курс лекций, который Писатель, тогда еще молодой, но уже зарекомендовавший себя ученый, читал в университете, начал посещать скромный студент. Он аккуратно записывал лекции Писателя, читал рекомендуемые книги, сделал дипломную работу под руководством Писателя и получил предложение работать в институте, в котором работал сам Писатель. Но ученик неожиданно для Писателя отказался. У них тогда состоялся по этому поводу разговор.

Будущий аппаратчик сказал, что научная и профессорская карьера его не увлекает. Способности к выдающимся достижениям в науке он в себе не ощущает. Просиживать дни и ночи над поисками доказательств теорем и методов решения заумных проблем — это не в его натуре. И ради чего? Он сослался на пример Писателя: серьезные результаты в науке, известность в профессиональных кругах на Западе, а квартиру не дают, на международные конгрессы не выпускают, на премии не допускают, в академию отклоняют, отечественные коллеги, подыхая от зависти, игнорируют, на каждом шагу пакостят и т.д. Так ради чего гробить жизнь таким путем?! Ему предложили работу в... одном важном учреждении. Он не стал уточнять, а Писатель не стал допытываться, ибо было ясно без слов — аппарат ЦК или КГБ, как тогда шутили — аппарат ЦК КГБ. Дают квартиру сразу (у Писателя тогда вообще не было даже отдельной комнатушки!). Зарплата — какую он смог бы получать в науке лишь после защиты докторской диссертации, т.е. минимум через восемь лет. И ряд других привилегий. Он не строит никаких иллюзий на свой счет. Да, он продается за комфортабельную жизнь. И не видит в этом ничего плохого. Работа не хуже других. По крайней мере без лицемерия, с какими живут почти все наши интеллектуалы. Они, кстати сказать, хапают не меньше других, а побольше. И при этом корчат из себя жертв режима.