Вишенка для Демона - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 24

Средь новых ответов вновь слышится старый вопрос.

Сестра-одиночество в сумерки нежно оденет,

Усталость мою уведет за собой на погост.

И там закружит среди сотен и тысяч безликих,

Безмолвных, бесшумных, ушедших за зовом в ночи.

А я вновь останусь поодаль, бесформенно тихий,

Посмертная гордость, бесцельная слава… Молчит…

— Красиво. Только очень грустно. И Борис пел какую-то очень грустную песню. Прям такая, что душу на части разорвала, измяла и выкинула. Кирилл, а там в той песне еще слово было такое… М-м-м… Не знаю… Такое… Я первый раз его слышала. На «э» как-то? Не помню.

— Про что он пел?

— «Здравствуй…» и то слово, «Ты наш…» и опять то слово. Я не сначала слушала. Там еще про отражения в воде и смятые листья было.

— А! «Гляди, вот твое отражение в воде, Дрожащей, как порванный лист… И мир твоих грез тихо шепчет тебе: Здравствуй, эскапист!» Оно?

Я с радостью кивнула.

— Эскапист — это калька с английского «escape», что означает «уходить от реальности, отключаться». На клавиатуре это кнопка в левом углу. Ты ее нажимаешь, когда выходишь из программы или что-то хочешь отменить. Ну вот эскапист — это как бы тот, кто все время пытается выйти. Короче, человек, убегающий от жизненных проблем.

— А ты убегаешь от жизненных проблем? — удивленно нахмурилась я.

— Ой, Варька, от чего я только не убегаю! — рассмеялся он.

Мы смеялись. Он рассказывал о своих приключениях на дороге, выходил курить в тамбур. Иногда целовал меня, аккуратно обхватив за талию, поглаживал шею, морщился, когда мои волосы случайно касались его лица. Взгляд такой нежный и лучистый. Пальцы такие теплые. Он обнимал меня за плечи и прижимал к себе. Это было приятно и привычно. В вагоне я удобно устроилась в его объятиях, прислонившись к нему спиной. Он обхватил меня и опять прижал к себе. Я не чувствовала себя маленькой, мы общались на равных. Удивительно, что он не поддевал меня, относился с большим уважением, вел себя галантно. А у меня в голове творился настоящий тарарам! Я словно старалась насытиться им, насмотреться вдоволь, на будущее. В душе яркими огнями вспыхивали фейерверки. Я задыхалась от восторга от каждой его шутки и фразы. Замирала от счастья от каждого прикосновения. Держала его за руки, гладила тонкие, гибкие пальцы и прислоняла ладони к горящим щекам. Он спрашивал про концерт, и я в красках рассказывала, как кричала и махала, как на меня чуть не обрушилось шестьдесят кило счастья и как я его люблю. Кир заливисто хохотал, запрокидывая голову назад. Я смеялась над ним, любуясь таким уже привычным движением головы. Перебирала волосы и заплетала их в непослушные, тут же расплетающиеся косички. Гладила по скуле и едва касалась губами его губ. Мне было хорошо. Так хорошо, как никогда еще не было.

Поезд неумолимо преодолевал километры, приближая нас к дому. Кир все так же веселил меня, заставляя смеяться до слез, которые он аккуратно вытирал большим пальцем, целовал периодически и ласково обнимал. Хотелось взять его за руку и больше никогда не отпускать. Мысль, что еще десять минут — и мы разбежимся в разные стороны, не давала покоя, вносила сумятицу, путала все в голове. Хотелось сорвать стоп-кран и запретить поезду въезжать на вокзал. Пусть едет дальше. Куда угодно, только пусть едет.

— Смотри, что мне только что на ум пришло, — отстранился он, глядя в никуда, как будто в себя. Лицо стало таким, словно он пытается что-то вспомнить, но никак не получается, вроде бы он ловит мысли в голове, а они разбегаются и не становятся в ряд.

Пусть глаза твои вспыхнут лучом

Не растоптанных чьих-то речей,

Непогашенным ясным огнем,

Не разрубленных чьих-то свечей.

Ты как искра взлетишь над землей,

Яркий смех пробудит небеса.

Все, что будет, лежит пред тобой,

Все, что было, ушло в никуда.

Лунный свет под ногами ковром,

По нему вновь бежит твоя тень.

В твоих мыслях пылает костром

Новой жизни сверкающий день.

— Это про меня? — расплылась я в совершенно идиотской улыбке.

— Про тебя, — нежно провел пальцами по моим губам.

Я поежилась от того, как его прикосновение щекоткой пробежало по спине и ладоням.

— Мне еще никто не писал стихов.

— Надо же когда-то начинать. Хотелось кричать на весь мир от счастья.

— Пойдем, мы приехали. — Кир достал с полки мой рюкзак, протянул куртку. Взял за руку.

Я ступила на перрон абсолютно счастливой, с улыбкой от уха до уха, сжимая крепко его руку и чуть подпрыгивая при ходьбе. Кирилл тоже улыбался и постоянно смеялся, шутил. Казалось, что он состоит из шуток и улыбок, из нежности и обволакивающего счастья. Мир вокруг радостно подмигивал нам желтыми фонарями, а прохожие понимающе улыбались в ответ. Интересно, они видят его крылья? А мои? У меня сейчас тоже есть крылья, как у бабочки, — огромные, разноцветные, легкие-легкие. Я и сама похожа на бабочку, на самую восхитительную бабочку на свете.

На эскалаторе мы опять целовались. Он стоял на ступеньку ниже, и его глаза наконец-то были на уровне моих глаз. Я запустила руки ему в волосы, гладила затылок, а он крепко держал меня за талию и прижимал к себе. Выдыхает горячо мне в шею, утыкается в нее носом. Можно, я закричу от счастья? Пожалуйста, разрешите мне закричать от счастья, иначе я лопну.

— Тебе куда?

— На «Университет». А тебе?

— На «Новослободскую». Пойдем, я провожу тебя.

Мы остановились на платформе. Опять обнялись и поцеловались. Он прижался к моему виску щекой, замер, закрыв глаза. Мы пропустили поезд. Так и стояли на краю платформы, прижавшись друг к другу. Пришел еще один. Кир вздохнул и отцепил меня от себя.

— Иди, — подтолкнул в вагон. Я сделала шаг вперед.

Он провел рукой по моей щеке и улыбнулся. Двери закрылись.

Поезд тронулся.

Он так и стоял на платформе, смотрел мне в глаза.

Я упала на сиденье, освещая улыбкой все вокруг. Устало вытянулась, принялась рассматривать свои высокие ботинки и фиолетовые колготы. Настька меня за такой наряд обсмеет. Интересно, а когда мы еще увидимся? Надо будет одеться красиво. И еще надо будет поспрашивать у Настьки, как лучше, она у нас модница, все знает, а рядом с Кириллом я должна выглядеть идеально. И еще маникюр сделаю. И надо научиться краситься. Столько дел! Все такое важное и интересное. И тут в голове что-то щелкнуло. У меня нет его телефона. И у него нет моего телефона. Так как же мы теперь встретимся?

Глава 10

Всегда грустно расставаться с теми, с кем только что познакомился.

Оскар Уайльд. Как важно быть серьёзным

Чем ближе к дому, тем хуже становилось настроение. Мало того что мы с Киром не обменялись телефонами, так еще и маман сейчас будет терзать не хуже бультерьера. Но если она нормально отдохнула, может, и меня трогать не будет. Она обычно срывается, когда у нее что-то не ладится. Только не понимаю, почему на мне?

Посмотрела на окна своего дома. Свет в квартире горит, значит, мама уже вернулась. Сейчас еще и половины одиннадцатого нет, поздно, конечно, но не критично. Вдруг осознала, какой у меня нелепый вид в этом платье с плиссированной юбкой, фиолетовых колготах, косухе и ботинках. Надо бы переодеться обратно в черную водолазку и свою любимую длинную юбку… Не хочу. Мысленно я была еще в Питере, в поезде, в мясорубке фанзоны и у крыльца отеля одновременно. Я хочу обратно, к Куколке, которая все понимает, к Киру, который такой классный, я даже готова слушать Бориса, если он будет играть песни Поэта. И я категорически не хочу домой.

Достала ключи и повернула их в замке. Что там Кир говорил про маму? Надо постараться ее понять? А кто поймет меня?

— Ты знаешь, сколько времени? — включила мать свет в коридоре, едва я просочилась в квартиру. Вид у нее был уставший, а голос раздраженный.