Собачья жизнь - Могилевцев Сергей Павлович - Страница 3

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(задохнувшись от гнева, не сразу находя подходящее выражение). А ты… а ты… а ты собираешь на берегу эти свои никчемные камни! жалкий собиратель мокрых камней, которых уже столько скопилось в квартире, что из них, кажется, можно выстроить целый дворец. (Язвительно.) Уж лучше продавать кильку под видом селедки, чем тащить в дом дурацкие камни!

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(подбегает к столу, раскрывает спортивную сумку, и высыпает из нее кучу разноцветных камней; подбрасывает их над столом). Да, вот они, вот они, мои волшебные камни! собранные во время моих ежед­невных странствий, моих нелегких трудов и походов вме­сте с лохматой и верной псиной; во время наших с ней ежедневных мытарств, ночевок под звездным небом, слад­ких снов у кромки воды, под шум прибоя и радостный ноч­ной вой на луну. Вот они, вот они, простые, ничем неп­римечательные прибрежные камни, вовсе не драгоценные, вовсе не алмазы, не рубины и изумруды, но такие необ­ходимые для меня, что дороже любых алмазов и брилли­антов на свете. Вот они, вот! (Черпает пригоршнями со стола разноцветные мокрые камни и в волнении подбра­сывает их вверх.) Вот оно, мое сокровище, моя главная в жизни удача, за исключением, конечно, ее, – моей лохматой и верной подружки (показывает рукой на пус­тую собачью будку), оставленной мною сейчас там, на улице, за забором, на широких и каменных, ведущих к морю дорожках; ибо надобно вам, почтенные торговки краденой килькой, отважные фокусницы местного рыбного ряда, ревностные хранительницы мерзкого духа его и хулители всего прекрасного и чудесного, что есть под луной, – надобно вам наконец-то уразуметь, что все дороги в мире сложены из камней, и все они в конце концов спускаются к морю.

А н т о н и д а И л ь и н и ч н а(с досады плюет). Пропади ты пропадом со своими алмазами, бриллиантами и изумрудами! пропади ты пропадом со своими камнями, со­бакой и морем, которое непременно в конце-концов тебя доконает; мне, если на то пошло, моя пожива дороже; пора, в конце-концов, одеваться и отправляться на ры­нок; у нас в рыбном ряду палец в рот никому не клади; у нас, ежели зазеваешься, или опоздаешь чуток, вмиг останешься без места и без навара. (Скрывается в ок­не.)

П о л и н аМ а т в е е в н а(вторит ей). Это уж точно, у нас в рыбном ряду промашки и оплошности никому не прощают; у нас ежели что, вмиг и палец откусят, и бочку с сельдью из-под носа уволокут! (Также скрыва­ется с глаз.)

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч в одиночестве очарован­но пересыпает, словно алмазы, с ладони на ладонь, свои мокрые камни.

Явление третье

Открывается дверь в квартире К о з а д о е в ы х, и на веранду выходит В а с и л и й П е т р о в и ч; он не вполне еще трезв со вчерашнего, небрежно одет, но держится молодцом; на голове у о т с т а в н о г о к а п и т а н а белая морская фуражка с кокардой, весь­ма засаленная и помятая.

В а с и л и й П е т р о в и ч(простуженным басом). Здо­рово, сосед! Все любуешься на свое каменное сокрови­ще, все пересчитываешь свой утренний законный трофей, свой ежедневный улов, который вытягиваешь ты со дна синего моря, как вытягивают рыбаки свои тяжелые сети? и как только не надоест тебе собирать эти мокрые кру­гляши, которые, не спорю, очень ярко блестят на жарком июньском солнце, но, как только нагреются и немного обсохнут, сразу же превращаются в круглые серые голыши; и как только хватает терпения у тебя собирать этот ненужный мусор, который, я с этим тоже не спорю, впол­не годен в качестве строительного материала для воз­ведения нового дома, но никогда не сравнится с живой трепещущей рыбой, попавшей в крепкие рыбацкие сети?

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(радостно). Не надоест, Васи­лий Петрович, не надоест ни за что!

В а с и л и й П е т р о в и ч(продолжает). Уж если не в силах ты бросить эту бесполезную и пустую работу, то хоть закидывай по утрам одну или две закидушки, тас­кай потихоньку ершиков и карасиков, все же хоть какой-то улов и навар будет у тебя ко времени возвращения; все же не одни камни принесешь ты домой строгой супруге; эх, дела земные, дела сухопутные! то ли дело ширь океана, плеск волны о борт корабля, крики чаек за широкой кормой, верные друзья в прокуренной тесной каюте, и никакой тебе сварливой жены, никакого бабье­го противного визга! (Смотрит пристально на 3 а о з е р с к о г о, внезапно смягчается.) Ну ладно, лад­но, чего уж там, давай показывай свои мокрые камни; так и быть, послушаю тебя натощак; тебя как послушаешь натощак, так непременно к завтраку нагуливаешь аппетит; уж больно хорошо ты про свои камня рассказываешь. (По­дходит к З а о з е р с к о м у и садится на скамью рядом с ним и кучей камней.)

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(польщенный таким вниманием, суетясь, торопливо). Да как же не рассказывать про них хорошо, как не восторгаться этим каменным чудом природы? из которого сложены и горы, и глубокие океан­ские впадины; которое держит на себе и океанские воды, и реки, и все живое, в том числе и ничтожного, смерт­ного и немощного человека? как не восторгаться всем этим сверкающим в полдень великолепием, которое, слег­ка накрытое прозрачной волной, играет на солнце, как россыпь драгоценных камней? Ты, Василий Петрович, мо­жешь, конечно, восхищаться океанским простором, криком чаек, пенной струёй за бортом, тесным матросским куб­риком, и всем остальным в том же духе, но для меня, поверь, какой-нибудь серый, невзрачный камушек, какой-нибудь круглый голыш с нашего песчаного пляжа, намо­ченный невзначай теплой волной, вдруг заиграет такими яркими красками, так заискрится на теплом желтом песке, в компании таких же разноцветных собратьев, что, ка­жется, большего Божьего чуда и невозможно придумать!

В а с и л и й П е т р о в и ч(добродушно). Ну-ну, ты уж загнешь, так загнешь; тебя послушать, так все в мире состоит из камней, и нет на свете большего чуда и сча­стья, чем простой невзрачный булыжник, приткнувшийся где-нибудь на пыльной обочине; поэт ты, Иосиф Францевич, право слово, поэт! и как это только Антонида Ильи­нична выносит эту твою поэтическую натуру? надо же – камни назвать самый прекрасным, что существует в при­роде!

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(горячо). Да, Василий Петро­вич, да, именно так! не изумруды, не алмазы, не руби­ны и яхонты, а самые последние пыльные камни, валяю­щиеся по обочинам разных дорог, вдоль которых проходим мы равнодушно, устремляя свой взор к иным горизонтам, гораздо дороже мне, чем все сокровища мира; не все зо­лото, дорогой Василий Петрович, что блестит и искрится; иногда и на обочине, и в пыли можно отыскать истин­ное сокровище; ты только взгляни, ты только присмот­рись к ним повнимательнее, – как блестят, как играют разными гранями, – не хуже, чем твои алмазы, или ру­бины! (Пересыпает восторженно с ладони на ладонь мок­рые камни.)

В а с и л и й П е т р о в и ч(гудит басом). Ну, поэт! ну, рассмешил!

З а о з е р с к и й. Но ведь не это, дорогой ты мой сосед Василий Петрович, – не мгновенное преображение самого последнего, залежалого и забытого камня, возникающее от соприкосновения его с влагой небес или моря, при­влекает меня в этой истории; подумаешь – преображение замарашки в прекрасного принца, превращение ртути в зо­лото, а Золушки – в блистательную принцессу! все это задачки для поэтов, сказочников и алхимиков; меня же, как философа, ведущего по причине семейной неустроен­ности бродячий, можно даже сказать – кочевой образ жизни, ночующего в компании верной собаки, а частенько вообще в чистом поле, привлекает в этой истории совершено иное; у меня, как у бродячего человека, к тому же по натуре ученого и зоркого наблюдателя, выработал­ся свой собственный, особенный подход к разным природным явлениям; мне нужно, понимаешь ли, понять душу предмета, душу звезды, душу моря, душу грозы, или вот этого, такого непримечательного, такого, вроде бы, обы­кновенного камня; мне важно проследить его зарождение, его стремление вверх, к солнцу и свету, его недолгую жизнь на поверхности нашей планеты и последующее пог­ружение вниз, в глубину, в холод и мрак смерти и не­известности.