Собачья жизнь - Могилевцев Сергей Павлович - Страница 10

З а о з е р с к и й.Громовыми раскатами мощных ракет, фан­фарами усыпанных цветами праздничных аэродромов, лико­ванием бесчисленных толп, триумфом разума, света и жи­зни, – вот, чем обернулось безумие несчастного и глу­хого учителя из Калуги! И так, дорогой Василий Петрович, бывает всегда, ибо дерзание и стремление ввысь всегда оплачивается признанием идущих вслед за тобою. (Внезапно задумывается, сникает.) Да, вот в том-то я трагедия, друг мой Вася, в том-то и печаль, что совре­менники, живущие рядом с тобой, живущие рядом с Циол­ковскими и Коперниками, не замечают этих великих поры­вов; их или жестоко высмеивают, или, того хуже, сжига­ют на площадях под улюлюканье черни.

К о з а д о е в(нарочито равнодушно). Или вяжут всем миром белыми простынями.

З а о з е р с к и й(он совсем сник, восторженный порыв его сошел на нет). Да, в том-то и дело, что иногда их просто сажают в психушку; а там, друг Вася, тоска и несчастье, там плач и скрежет зубовный; лучше, Вася, сгореть на площади под улюлюканье черни, чем три дня провести без еды и питья, в вонючем карцере, повязан­ным по рукам и ногам старым смирительным балахоном; меч­тая о вольной жизни, о море и о камнях, и временами, поверишь-ли, слыша совсем рядом, под стенами заведе­ния, лай моей верной жучки, – единственного товарища по скитаньям, неизвестно как учуявшего мои страдания и тоску.

К о з а д о е в. Да, уж тосковала она без тебя, уж тоскова­ла! сначала выла без перерыва три дня на Луну, так что заснуть было нельзя, а потом и вообще неизвестно куда убежала; мы уж думали, что пропала собака, но через год примерно опять возвратилась, а потом и ты из узи­лища вышел. (Пытливо смотрит на З а о з е р с к о г о.) Опять, я думаю, будешь свои камни искать? опять бродить по берегу с утра и до вечера?

З а о з е р с к и й(улыбаясь блаженно). Опять, друг Вася, опять; ведь если не я, то кто из ныне живущих откро­ет законы вечности и красоты?

К о з а д о е в.Ну-ну, открывай; без тебя, очевидно, их теперь уже никто не откроет. Коперников нынче днем с огнем не сыскать, особенно в нашем заброшенном горо­дишке.

Явление второе

Калитка открывается, и во двор заходит ч е т а Б а ­й– б а к о в ы х. Одеты они так же странно, как и в прошлом году, и, кажется, нисколько не изменились.

Б а й б а к о в(как ни в чем не бывало). Здравствуйте, Ио­сиф Францевич; с возвращением вас из мест не столь от­даленных!

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а(замахивается на м у ж а). Ах, Андрей Викторович, перестаньте иронизиро­вать! человек, можно сказать, вышел из ада, вернулся с того света, где, между прочим, пребывал не без на­шей активной помощи, а вы зачем-то не к месту ирони­зируете; нехорошо это, Андрей Викторович, не солидно, не по-мужски и не по-профессорски; стыдились бы луч­ше, ведь все туда можем попасть, и никому от этого зарекаться не надо!

Б а й б а к о в(смущенно). Да уж, что верно, то верно, от сумы и от тюрьмы на Руси зарекаться не след.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а.И от желтого дома, батюшка, и от желтого дома! все мы туда можем попасть, все от мала до велика, ежели эти проклятые цены, осо­бенно на репчатый лук, не упадут в самое ближайшее время! (Внезапно спохватывается.) А мы ведь, Иосиф Францевич, послушались в прошлом году совета вашего насчет таможни и мешка контрабандного лука; не лук повезли через границу, а семена его, расфасованные по разным карманам; всем нос утерли этим вашим сове­том: и таможенникам, и друзьям, и нашим соседям по даче; спасибо за добрый совет, будем рады любым ва­шим мудрым словам.

И о с и ф Ф р а н ц е в и ч(польщенный напоминанием о своем прошлогоднем совете, забывший, кстати, и о пре­дательстве Б а й б а к о в ы х). Не меня надо благо­дарить, а науку; научный подход и любознательность в каждом предмете, – от низменного выращивания огорода до исследования законов природы, – дает иногда пора­зительные результаты! (Обращается к Б а й б а к о ­в у.) Вы, Андрей Викторович, может быть, не поверите, но иногда там, в заточении, сидючи в карцере, без еды и питья, в обществе, извините меня, последних придур­ков, предавался я величайшим раздумьям о сущности все­го, что происходит в природе.

Б а й б а к о в(угрюмо). И что же, додумались до чего-ни­будь путного?

З а о з е р с к и й(воодушевляясь). О да, додумался, еще как додумался, дипломированный собрат мой по научному поиску! Хотите верьте, хотите нет, но там, в желтом доме, в обители ужаса и гробовой тишины, в стоне, хрипах я скрежете бессильных зубов, подходил я иногда к границам таких важных открытии, которых, кажется, не замечал еще никто до меня; вы не поверите, но сосед­ство с людьми, лишенными элементарного разума и рас­судка, окрыляет иногда человека на полет столь высо­кий, что даже далекие звезды кажутся ему родными и близкими, расположенными не дальше вытянутой руки.

Б а й б а к о в(все так же угрюмо, усаживаясь за стол). Да, в это трудно поверить.

З а о з е р с к и й.Сидя там, вдали от родных сердцу бре­гов, а заодно уж и родных сердцу камней, – основе все­го, что существует в мире прекрасного и возвышенного, – я, как наблюдатель природы и самобытный философ, имел достаточно времени для анализа всех своих прошлых трудов; и, знаете, Виктор Андреевич, чем больше сидел я и копался в своей собственной биографии, тем более удивлялся собственной прозорливости; тем более восхи­щался величием научного подвига, который мне удалось совершить.

Б а й б а к о в(нарочито). Да ну? прямо-таки восхищались, несмотря на временные, так сказать, неудобства?

З а о з е р с к и й.Да, восхищался, и даже больше того, – вскакивал временами с кровати, и на всю палату кричал: «Ай да Заозерский, ай да сукин сын!» Прямо как Пушкин, даже самому иногда совестно становилось.

Б а й б а к о в.Ну а после что? что было после того, как вы это кричали?

З а о з е р с к и й(грустно). После, конечно, меня опять садили в холодную. (Воодушевляется.) Но и там, и тишине, спеленутый по рукам и ногам, оставшись один на один с моим великим открытием, – с законом всемирного роста камней, – я гордо и стойко переносил все испы­тания; меня вдохновляла незримая близость не менее, чем я, великих людей: Ньютона, Лейбница, Леонардо да Винчи… впрочем, вам, как бы вы ни старались, понять такие переживания невозможно; не обижайтесь, Андрей Викторович, но вы всего лишь простой эпигон; рядовой исполнитель; один из тех, кто всего лишь использует достижения небожителей; будь то закон великого Ньюто­на, или открытый мною не менее великий закон.

Б а й б а к о в(зловеще, глядя прямо в глаза З а о з е р с к о м у). Ваш закон всемирного роста камней – это ваша больная и вздорная выдумка; идея-фикс, фата-моргана, несуществующая в природе мечта идиота! а сам вы – законченный и рафинированный шарлатан, опасный маньяк, которого, к сожалению, совершенно напрасно выпустили на свободу.

З а о з е р с к и й(все так же грустно). Будущее, Андрей Викторович, покажет, кто из нас прав, а кто заблужда­ется; великие идеи не раз встречали непонимание и хулу; вы можете говорить что угодно, к непониманию и коснос­ти ретроградов я отношусь с олимпийским спокойствием.

Б р о н и с л а в а Л ь в о в н а. Андрей Викторович не ретроград; он заслуженный физик и профессор академи­ческого института!

К о з а д о е в(с неожиданно философской улыбкой). Эх, други, все мы философы, да только сидим по горло в дерьме; и никому-то она, наша распрекрасная философия, не нужна ни даром, ни за приличные деньги!

Явление третье

Калитка распахивается, и во двор, рука об руку, вбе­гают О к с а н а с А р к а д и е м.