Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Голубка - Могилевцев Сергей Павлович - Страница 9


9
Изменить размер шрифта:

К о р е ц к и й. Я не ничтожество, я человек! Не вашего, быть может, полета, и не вашей фантазии, но человек, который имеет в этом городе прочные корни. Вы здесь птица залетная, сегодня вы есть, а завтра, может быть, вообще исчезнете неизвестно куда, пойдете рыбам на корм, или курам на смех, смотря что пер­вым случится. А Мария Петровна еще молода, ей еще жить и жить, так пусть хоть поживет по-человечески, а не как ваша прислуга!

С п е р а н с к и й(вскакивая, и тряся за плечи жену). Маша, ответь мне, правда ли то, что говорит этот наглец? Правда ли то, что вы с ним любовники?

М а р и я П е т р о в н а(снимая с себя его руки). Послушай, Сперанский, не стоит так драматизировать ситуацию! Ну какая разница: любовники, или нет? Какое это имеет значение?

С п е р а н с к и й. Опомнись, Маша, ты говоришь чудо­вищные слова! Мы с тобой муж и жена, у нас растет взрослая дочь, а ты заводишь шашни с каким-то мест­ным чиновником!

М а р и я П е т р о в н а(горько). Наша дочь уезжает от нас с чужим человеком, и тебе на это решительно наплевать. Тебя не интересует ничего, кроме твоего супер-романа: ни я, ни дочь, ни наше возможное, или невозможное счастье. Ты эгоист, Сперанский, и сам довел ситуацию до нынешнего состояния. Впрочем, если хочешь, давай найдем какой-то приемлемый ком­промисс. Пусть Корецкий поживет какое-то время с нами, пока мы не узнаем друг друга поближе, и при­мем окончательное и мудрое решение.

С п е р а н с к и й. Ты хочешь узаконить присутствие любовника в нашем доме?! Нет, я этого, пожалуй, не вынесу, это, Маша, удар из-за угла прямо в спи­ну. Это предательство, которого я от тебя не ожидал. Ну что же, пусть все рушится, пусть все падает в бездну, теперь это уже не имеет никакого значения! (Расхаживает по двору, то жестикулируя, то, наоборот, сжимая голову руками, потом опускается на ска­мейку рядом с С а ш е й.)

М а р и я П е т р о в н а(садясь рядом и обнимая его). Ну полно, милый, полно, не надо слишком расстраи­ваться, ведь ничего страшного, в сущности, не слу­чилось. Все целы – здоровы, солнышко светит ярко, ты самый талантливый и самый умный из всех, умней лю­бого из здесь присутствующих. Мы просто никто рядом с тобой, ты выше на голову любого из нас, и у тебя все еще впереди.

С п е р а н с к и й(кладя голову ей на колени, жалобно). Нет, Маша, это не так, у меня все позади. Мне уже сорок два, а я все еще, как мальчишка, строю гранди­озные планы. Другие в моем возрасте уже все написа­ли, а я только лишь собираюсь начинать свой гени­альный роман. А гениальные романы, Маша, заранее никто не планирует, они рождаются сами собой, лег­ко и играючи, и специально их создать невозможно. Обо мне никому неизвестно дальше этой прекрасной провинции. Я провинциальный писатель, Маша, и ос­танусь таким до конца моих дней. Все мои наполео­новские планы затеряны там, в туманной молодости, о которой я уже почти и не помню. Я несчастлив, Маша, я глубоко и безнадежно несчастлив, а тут еще ты добавляешь каплю яда в мое и без того пе­реполненное горечью сердце.

М а р и я П е т р о в н а(гладя его по голове). Все хорошо, милый, все хорошо, не надо слишком отчаи­ваться, все со временем образуется, и станет прекрасным! А Корецкий пусть немного поживет здесь на даче. Места теперь здесь достаточно, и никому от этого плохо не будет.

С п е р а н с к и й затихает у нее на коленях, сло­вно уснувший ребенок.

С а ш а все так же сидит молча и смотрит прямо пе­ред собой.

К о р е ц к и й, до этого продолжавший стоять, нео­жиданно ухмыляется, садится за стол, и, налив себе полный бокал вина, залпом выпивает его.

На балкон второго этажа выходят А н д р о н о п у л о и В а с и л и с а И в а н о в н а.

В а с и л и с а И в а н о в н а(скептически разглядывая С п е р а н с к о г о, лежащего на коленях у М а ­р и и П е т р о в н ы). Все мужчины, Мария Петров­на, одинаковы, что писатели, что простые водопровод­чики. Вот мой Андронопуло, когда выпьет лишнего, то­же называет меня мамочкой, и просит, чтобы я его гладила по голове.

А н д р o н о п у л о изображает некое подобие улыбки.

М а р и я П е т р о в н а продолжает машинально гладить С п е р а н с к о г о.

С а ш а по-прежнему сидит неподвижно, глядя прямо перед собой.

К о р е ц к и й неожиданно хватает бутылку, выливает ее до конца, залпом осушает бокал, и начинает хохотать, запрокинув кверху голову. Хохот его по­хож на вой.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Днем.

Двор дачи.

С п е р а н с к и й и Р и х т е р.

С п е р а н с к и й. Эти краски августа, Рихтер, способ­ны свести человека с ума.

Р и х т е р. Вы так думаете?

С п е р а н с к и й. Я это знаю. И еще эта дымка, кото­рой временами тянет на берег. От нее вообще нет спасения. Это хуже, чем сумасшествие.

Р и х т е р. Что может быть хуже, чем сумасшествие?

С п е р а н с к и й. Смерть, Рихтер. Смерть хуже, чем сумасшествие.

Р и х т е р. Не переживайте. Глотните вина. Сегодня та­кое яркое солнце.

С п е р а н с к и й. В августе, Рихтер, не помогает даже вино. Знаете, когда-то, в молодости, я спасался ви­ном и любовью. Но теперь не помогает ни то, ни дру­гое. Любовь ушла, а вино просто горчит.

Р и х т е р. Это все август, Сперанский, это август на вас так действует.

С п е р а н с к и й. Да, это как лихорадка. Ее надо пе­ретерпеть.

Р и х т е р. Глотните все же вина.

С п е р а н с к и й. Мы пьем, Рихтер, с утра. Нам будет нечего делать вечером.

Р и х т е р. Вечером мы придумаем что-то иное.

С п е р а н с к и й. Что-то иное здесь придумать уже не­возможно. Здесь все изжито: любовь, слава, надежды. Здесь больше уже ничего не осталось.

Р и х т е р. Ну а роман? Вы здесь начнете новый роман. Тот, о котором так долго мечтали.

С п е р а н с к и й. Там, где нет ничего, нельзя ничего и начать. Вы правы, Рихтер, давайте пить, и ждать, когда кончится август.

Пьют. Молчат.

Из дверей выходят К о р е ц к и й и М а р и я П е т р о-

в н а.

М а р и я П е т р о в н а(смущенно). К вам можно при­соединиться?

С п е р а н с к и й(с преувеличенной вежливостью). Ко­нечно. Садись дорогая, здесь всем места хватит. (Пододвигает стул М а р и и П е т р о в н е.)

К о р е ц к и й(также садясь за стол). К вам сюда не так-то легко добраться. Эта дача находится так да­леко, что действительно похожа на голубятню. Вок­руг только небо и море.

Р и х т е р. А кипарисовая аллея? Вы обратили внимание на кипарисовую аллею, которая сюда ведет? Это слов­но лестница в небо.

С п е р а н с к и й(оживляясь). Кипарис вообще дерево смерти. Его садят на кладбищах. Эта аллея, особен­но в августе, в полдень, когда стоит тишина и вокруг поют одни лишь цикады, напоминает дорогу на кладби­ще. До сих пор не могу понять, как я прожил здесь все эти годы.

М а р и я П е т р о в н а(поясняя). Мы первые годы здесь очень радовались тишине и возможности спокой­но работать. Но эта аллея нас очень нервировала.

С п е р а н с к и й. Она напоминала нам о бренности жиз­ни. И о том, что надо спешить.

Р и х т е р. И дымка. Дымка, которой тянет с моря. Она тебе тоже мешала.