Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Силуэты на облаках - Сладков Николай Иванович - Страница 45


45
Изменить размер шрифта:

Так от дупла к дуплу, от норки к норке, от колоды к колоде, от куста к кусту, от щели к щели шарахается со страха лесная мелюзга, открывая мне свои ухоронки — тайнички.

От дерева к дереву, от куста к кусту, как волна от камня, катится по лесу тревога. И все прячутся: скок-скок за кусток, на сучок — и молчок.

Хочешь увидеть — стань невидим. Хочешь услышать — стань неслышим. Хочешь узнать — затаись.

Жужжало

Темно в ущелье, клыки скал чуть видны на чёрном небе. На одном клыке дрожит звёздочка — как далёкий свет маяка.

Всё расплылось во мраке. Но вот раскрылись ночные цветы, забелели из темноты. Белизна их особая,' цветы словно светятся. Светятся и благоухают. Струи пряных запахов текут от цветов. А для кого?

Сажусь на камень и жду. Призрачные тихие ночные минуты. Ничего не видно: одни неясные пятна на темноте. Ничего не слышно, кроме стука своего же сердца. И ничего не происходит. Но одно уже то, что вдруг произойдёт, заставляет всматриваться и вслушиваться. И ждать.

Время тянется не спеша. Сколько позади таких вот ночей!

Сырых и холодных, сухих и жарких. И время тянулось еле-еле. И тоже ничего не происходило. Но никогда — никогда! — не было скучно!

Вот лёгкий шорох и лопот. Быстро включаю фонарь. На камне трепещет мохнатая ночная бабочка. Она похожа на крошечную сову. И как у совы, на плоском щетинистом личике горят и сверкают глаза! Этакий гномик ночной.

Гаснет фонарь, и гаснут глаза.

И опять долго-долго ничего не происходит. Звёздочка сползла со скалы, парит уже в небе, дрожит и переливается там, как росинка. И начинает двоиться. Дрёма одолевает меня. И тут-то словно вентилятор включили! Вдруг зажужжало, ветерком по лицу мазнуло, и живая тень нависла над белым цветком. Дождался цветок того, для кого струил аромат и светился!

В узеньком лучике света от фонаря висит крохотный вертолёт. Ночная бабочка, большущая и глазастая, с крылышками, слившимися в серебристое облачко, сверкающими, как два пропеллера, повисла в воздухе над цветком и длинным хоботком, словно через соломинку, сосёт сладкий цветочный коктейль. Бражник бражничает на цветах. И разгульно гудит.

Ну вот и произошло. Не ахти какое событие: маленькая тайна ночи.

Соловьи и туман

Туман затопил ущелье. Сыро, холодно, всё набухло водой. Сейчас в лес войти всё равно, что в воду нырнуть.

Сижу я в палатке и жду погоды. Туман над головой, как рыхлый, сырой потолок: и капает-то с него, и сочится. Хочется ткнуть в туман, как в мокрый матрац палкой, да страшно, что проткнёшь и тебя обольёт.

А под самым туманом свистят соловьи. Словно туман на соловьиных песнях повис. Одного соловья даже вижу: мокрый и рядом с мокрым листом сидит. Глаза закатил, крылышки чуть приспустил, а от свиста весь дёргается. Как свистнет, как свистнет — капли с листьев так и сыплются, как горошины!

Туман потихоньку поднимается вверх. И соловьиные песни с ним поднимаются. Всё выше и выше. И кажется, что это не сам он вверх поднимается, а что песни его соловьиные поднимают, в гору толкают, чтоб поскорее выпихнуть за хребет.

Вверх от ненастья

Тяжёлая муть затопила предгорья. И горы, если сверху смотреть, стали как острова среди неспокойного серого моря: одни вершины торчат. И только в просвет или зазор у горного склона тускло видна в глубине земля. И видно, что там, внизу, затяжное ненастье и сыплет нудный осенний дождь. А над тучами, над островами вершин ясное солнце и небо чистое и прозрачное.

Орлы и грифы спасаются от подоблачного ненастья. Тут и там поднимаются они из просветов в тучах, выныривая, как из прорубей и, поднявшись над морем туч, плывут величаво и медленно к солнечным скалам.

Ну как не позавидовать им? Они всегда могут подняться из ненастья к солнцу!

Стоит лишь распахнуть крылья.

Стоит и молчит

Светает. В лесу ещё темно, но тропу уже видно. Поднимаюсь в гору, смотрю под ноги. Ветви нависли над тропой; не глядя, отвожу их рукой от лица. Паутина липнет на щёки. Лес просыпается. Заквакал зелёный дятел. Ночной козодой на поляне промурлыкал и похлопал крыльями в последний раз. И словно движутся мимо меня туманные и ещё чуть видимые стволы дубов, буков и кусты ежевики.

Прохожу мимо мохнатого пня. И прошёл. Совсем рядом прошёл, но тут внутри у меня что-то ёкнуло И щёки похолодели: пень-то вдруг шевельнулся и тихо фыркнул, словно чихнул! На обочине — рукой толкнуть! — стоял медведь. Стоял на задних лапах, а передние лапы на пузо свесил. Губы трубочкой, — того и гляди свистнет! Растерялся, что ли, — стоит как пень!

Медведь опомнился, мягко упал на четвереньки, вскинул мохнатым задом — и зашумел по кустам. А я ещё долго стоял, застёгивая пуговицу телогрейки и никак не мог её застегнуть.

По грибы

Мы, жители равнин, за грибами ходим, а вот горцы за грибами… ползают! Такая в горах везде крутизна, такие скаты-уклоны, что на двух ногах не пройдёшь. Только-только прокарабкаешься на четвереньках.

И в горах грибы подберёзовики растут под берёзами. Только под горными берёзами: кручеными-перекрученными. И подосиновики — под осинками; только под горными, торчащими между камней.

Найдёшь гриб — срезай осторожно. Срежешь — держи крепче. Отпустишь — гриб, словно белка, сразу ускачет вниз!

Сядешь передохнуть — корзину просто так рядом не ставь, а зажми в ногах. А то и корзинка умчится вниз, как санки с горы. И шапку рядом с собой не клади — сейчас же покатится колесом под уклон.

И упаси тебя грибы рассыпать! Разбегутся, запрыгают — не догонишь и не поймаешь. Да и ловить осторожней надо, а то не только грибов — и костей собственных не соберёшь!

Опасно в горах по грибы ползать.

Медвежья яблоня

Поспели в лесу дикие яблоки. Те, что кислицей зовут: откусишь — и чуть не слёзы из глаз!

— Не торопись, — говорит пастух. — Найдём сладкую яблоню, медвежью!

Я подумал, что это сорт такой. А оказалось, что яблоня и в самом деле медвежья! Медведь её отыскал в лесу и пометил: на коре когтями зарубки задрал.

— Ну-кось, пробуй! — пастух говорит.

А мне неохота. Зелёное оно, мелкое, на вид даже хуже других. От одного его цвета уже оскомина на зубах.

— Да ты пробуй, пробуй! — пастух пристаёт.

Я откусил и не верю — сладкое! Даже очень съедобное. Не медовое, конечно, и не сахарное-наливное, но для кислицы-дичка просто приятное.

Сидим под медвежьей меченой яблоней и едим медвежьи сладкие яблоки.

— Медведь, он такой… — говорит пастух. — С других яблонь зря и не пробуй, ищи сразу меченую.

— А хозяин не заругается, что мы без спроса с тобой? — смеюсь я.

— А кто его знает? — отвечает серьёзно пастух.. — Он, наверное, давно из кустов за нами следит!

— Так, может, лучше уйдём?

— Ещё чего! Пусть сам уходит, другую сладкую ищет. Ему всё равно делать-то нечего.

Сидим, едим сладкие яблоки. Пока хозяина нет…

А кабанам, которые тоже на медвежьи яблочки падки, он поблажки такой не даёт! Правда, у кабанов совсем совести нет. По-свински себя ведут. Медведь старается, ворочается на яблоне, отрясает ветки, а кабаны внизу собирают падалицу. Рявкнет на них, а они снова. Тогда возмущённый медведь, повизгивая и подвывая, мешком падает вниз, прямо на бесстыжие кабаньи рыла. Ну, тут уж их сдует как ветром!

У костра