Силуэты на облаках - Сладков Николай Иванович - Страница 29

Вода на болоте золотая от солнца. Кочки в ней — как чёрные камни. И чуть не на каждой кочке — белый флажок! Непонятные белые треугольники, непонятные тихие звуки.

Белые точки то появляются, то исчезают. Так умеют подмигивать солнечные зайчики. Но это не «зайчики», это чибисы. Первый раз в жизни я вижу чибисиные танцы!

Бодрячок хватает нытика за воротник:

— Будешь, будешь скулить? Говорил я тебе «а вдруг»? То-то, Фома неверный!

На каждой кочке — пара. До чего ж они хороши! Зелёные крылья и спинки, снежно-белые грудки и красные ножки, блестящие от росы и солнца.

Он поклонится ей, клювом сорвёт травинку и отбросит её вправо. Она сейчас же — ответный поклон, тоже сорвёт травинку, но отбросит влево. Поклон и травинка, поклон и травинка. Наверное, на счастье бросают: по всему видно, что будет у них тут гнездо.

«У-у, ку-ку-ку-ку! У-у! ку-ку-ку-ку!» — начинает петь кавалер, а сам клонится грудкой в мох, сложенные крылья ставит торчком, хвостик задирает вверх и трясёт им, как белым платочком.

Чибисы ждали этого дня. Хорош бы я был, если б его пропустил! Никогда б не узнал, что этот пернатый народец так занятно танцует на кочках болота.

Я тычу нытика носом в мох. Потому что новое не узнать — это хуже, чем старое позабыть. Подумаешь, старое! Оно всем известно.

Птичьи причёски

Птичьи причёски можно смело в парикмахерских выставлять. И при виде их дрогнет и замрёт не одно сердце. Ну, например, вот. Это степной щеголь — журавль. Его так и называют: журавль-красавка. Правда, хорош?

Он ловко шагал, как шагает спортсмен или танцор. Он посматривал свысока, с ленцой поворачивал стройную шею, и белые косицы его чуть подрагивали в такт широким шагам. Как сжалось бы его птичье сердце, если бы он вдруг заметил меня! Но он не заметил, сердце его не сжалось. И тогда моё подскочило от радости: я мог спокойно снимать!

Вот ещё замечательная причёска. Когда он заметил меня, «волосы» на его голове встали дыбом! Глухим, каким-то потусторонним голосом он прокричал: «Кто-то тут? Кто-то тут?»

— Никого нету тут, — пробурчал я, пытаясь усыпить его бдительность.

Удод недоверчиво покосился, но причёска его улеглась.

Два раза ещё он распускал свой лихой и роскошный хохол: один раз, когда к нему подсела его подружка, и второй раз, когда он так перед нею раззадавался, что чуть не упал с ветки!

Растерявшиеся перелески

Перелески любят на солнце смотреть. Всю весну глаз с солнца не сводят. Глаза жёлтые, ресницы белые — куда солнце, туда и глаза. Как проснутся, так глаз на восток. И весь день, как заворожённые, поворачивают головки от востока на юг, а от юга на запад. Солнце за лес — перелески ресницы смежат и спят до утра.

Весело и просто на солнце глядеть: знай только голову поворачивай.

Но однажды перелески растерялись. Солнце поднялось за облаками. И днём его было не видно. И вечером садилось за тучу. В какую сторону голову поворачивать?

Растерянно смотрят золотые зрачки из-под белых ресниц. Головки повёрнуты в разные стороны. Смотрят, смотрят, а солнца и нет!

Согнулись слабые шейки. Поникли белые венчики. Глаза уставились в землю.

Единственная кочка

— Давно ли, брат Журавль, мы с тобой в Африке от жары изнывали? А сейчас от холода аж поджилки трясутся! Поторопились мы с тобой домой, поторопились… На всё наше болото одна кочка оттаяла!

— Для тебя, братец Чибис, это просто кочка одна, а для меня она — единственная! Я, брат, из яйца на ней вылупился. Бывало, вспомню о ней в жаркой Африке — так и похолодею. А сейчас увидал — даже в жар бросило!

Горячая пора

Настала пора гнездо выстилать: каждое перышко на счету, всякая шерстинка в цене. И вдруг видит воробей: скачет по земле большущий клок ваты! Ну, если бы он просто лежал — другое бы дело. Тогда не зевай, налетай и хватай, пока другие не опередили. Но клок не лежит, а сам по земле как живой скачет! Все воробьи вокруг клювы разинули от удивления.

Вот клок ваты вспорхнул вверх и уселся на дерево. Потом запрыгал с ветки на ветку. Покрутился, покрутился да как полетит! Смешно летит: как слепой, ровненько, как по ниточке. Да сослепу-то со всего-то разгону бряк о столб телефонный! И вывалился тут из клочка ваты… сосед-воробей!

Тут уж все поняли, что не сама вата по земле прыгала и по воздуху не сама летала: воробей её тащил. Такой клок ухватил — больше себя ростом. Один хвост из ваты торчал.

Ухватить-то ухватил — всех опередил! — да закрыла вата ему весь белый свет. И бросить жалко, а куда тащить, в какой стороне гнездо — из-за ваты не видно. Скакал, порхал да и на столб напоролся; нос расшиб и вату обронил.

Другие воробьи, конечно, сразу же её утащили. Прямо из-под разбитого носа. Не успел и глазом моргнуть.

Имена птиц

Забавные у птиц встречаются имена!1 Ну, например, птица поганка. Поганка, да ещё и рогатая! Или птичка завирушка. Или юла.

А вот совсем милые имена: овсянка, просянка, коноплянка, малиновка и даже чечевица! А разве плохое название чиж или чечётка?

Или вот, пожалуйста: зеленушка, синехвостка, сизоворонка! Названия — прозвища лучше всего.

Вот белобровик.

Вот пухляк.

В этих именах и внимание, и радость от встречи, и счастье открытия. Зарянка… Это та, что поет на заре. Лунь… Это тот, что «сед, как лунь». Кукушка… «Кукушка, кукушка, сколько мне лет ещё жить?» А она: «ку-ку» да «ку-ку», и чем дольше кукует, тем ты больше доволен.

Бывают названия скучные: каменка обыкновенная, горлица обыкновенная. Птица — и вдруг «обыкновенная»! Да не могут птицы быть «обыкновенными»! Вы только к ним присмотритесь, прислушайтесь. Живое не бывает обыкновенным.

Живых называть надо метко и весело, чтоб и в определителях не копаться: пришёл, увидел — узнал!

В конце таинственного следа…

Сверху озерко с песчаным пляжем казалось голубым блюдечком с золотой каёмочкой. Не бороздили воду рыбачьи лодки и не топтали песок грубые рыбачьи сапоги. Безлюдно вокруг. А там, где безлюдно, там всегда многоптично и многозверно.

Я приходил к озерку смотреть звериные росписи на песке. Кто был, что делал, куда ушёл? Вот лиса воду лакала, ножки намочила. Зайчишка на плюшевых лапках проковылял. А вот след со звериными когтями и утиными перепонками — это выдра из воды вылезала.

Знакомые следы знакомых зверей.

И вдруг следок незнакомый! Бороздки и двоеточия: то ли зверёк, то ли птица, то ли ещё кто? Пересёк след песок и исчез в кустах.

Вот ещё непонятный след-бороздка протянулась из кустов и пропала в траве.

Следы, следы: незнакомые следы незнакомых жителей берега. Кто там, в конце этих бороздок, двоеточий, чёрточек? Скачет он, ползёт или бежит? Чем покрыто его тело — перьями, шерстью или чешуёй?

Ничего неизвестно. И потому интересно. Потому я и люблю приходить на безлюдный бережок озера, похожего на голубое блюдечко с золотистой каёмочкой.

Вот кто оказался в конце следа-бороздки.

Каменная перинка

Птенцы вылупляются слабыми.