У начала времен (сборник) - Янг Роберт Франклин - Страница 15

Девушка тоже увидела остров и тоже все поняла. Она присоединилась к Фаррелу, и они принялись вместе работать шестом. Но теперь течение стало свирепым, стремнины — неистовыми. Плот качало и швыряло из стороны в сторону. Остров приближался, постепенно увеличиваясь в размерах.

— Сильней, Джил, сильней, — задыхаясь, шептал Фаррел. — Нам надо вернуться. Надо выбраться отсюда.

Но потом он понял, что им ничего не удастся сделать, что, несмотря на их совместные усилия, течение продолжает нести их дальше, мимо последнего на этой Реке островка, связывающего их с жизнью. Оставался только единственный выход. Фаррел сбросил ботинки.

— Джил, держи крепче шест! — закричал он, схватил в зубы кончик линя, бросился в кипящую стремнину и поплыл изо всех сил к острову.

Плот резко накренился, шест вырвался из рук Джил, и ее сбросило на бревна. Однако Фаррел ничего этого не видел, пока не достиг острова и не оглянулся. В его руках оставалось как раз столько троса, чтобы успеть обмотать им маленькое деревцо и крепко привязать к нему плот. Когда линь натянулся, деревцо покачнулось, плот рывком остановился на расстоянии каких–нибудь пяти–шести футов от края пропасти. Джил стала на четвереньки, отчаянно стараясь удержаться на плоту и не сорваться. Схватив трос обеими руками, Фаррел хотел подтянуть плот к себе, но течение было настолько сильным, что с равным успехом он мог бы попытаться придвинуть остров к плоту.

Маленькое дерево кренилось, корни его трещали. Рано или поздно его вырвет с корнем из земли, и плот исчезнет в пучине. Оставалось только одно.

— Джил, где твоя квартира? — закричал он, перекрывая грохот водопада и шум Реки.

Слабый, еле слышный ответ донесся до него.

— Дом 229, Локаст–авеню, квартира 301.

Он был поражен. Дом 229 по Локаст–авеню — так они же соседи! Вероятно, проходили мимо друг друга десятки раз. Быть может, встречались и забыли. В городе такие вещи случаются на каждом шагу.

Но не на этой Реке.

— Держись, Джил! — закричал он. — Я сейчас доберусь до тебя в обход.

…Неимоверным усилием воли Фаррел очнулся и оказался в своем гараже. Он сидел в автомашине, голова гудела от адской, тупой боли. Выключив зажигание, он вылез из автомашины, распахнул двери гаража и выскочил на пронзительно холодный вечерний зимний воздух. Он спохватился, что оставил пальто и шляпу на сиденьи.

Пусть! Он вдохнул полной грудью свежий воздух и потер снегом виски. Затем бросился бежать по улице к соседнему дому. Успеет ли? В гараже потеряно минут десять, не больше, но, может быть, время на Реке движется гораздо быстрее? В таком случае прошло много часов с тех пор, как он покинул остров, и плот уже успел сорваться в водопад.

А что, если никакого плота, Реки и девушки со светлыми, как солнышко, волосами вообще нет? Что, если все это просто привиделось ему во сне, в том самом сне, который подсознание нарисовало, чтобы вырвать его из рук смерти?

Мысль эта показалась ему нестерпимой, и он отбросил ее.

Добежав до дома, Фаррел ворвался в подъезд. Вестибюль был пуст, лифт занят. Он бегом проскочил три лестничных пролета и остановился перед дверью. Заперто.

— Джил! — закричал он и вышиб дверь.

Она лежала на кушетке, лицо ее при свете торшера было бледным, как воск. На ней было то самое желтое платьице, которое он видел в своем сне, но не порванное, и те же туфли, но не запачканные.

Однако волосы остались такими же, какими они запомнились ему на Реке, — коротко постриженными, слегка вьющимися. Глаза были закрыты.

Он выключил газ на кухне и широко распахнул окна в квартире. Подняв девушку на руки, он бережно отнес ее к самому большому окну на свежий воздух.

— Джил! — шептал он. — Джил!

Веки ее дрогнули и приоткрылись. Голубые, наполненные ужасом глаза, не мигая смотрели на него. Но постепенно ужас сменился пониманием окружающего, и она узнала Фаррела. И тогда он понял, что для них той Реки уже больше не существует.

Подглядывающий Томми

Рассказа пока нет

У начала времен

1

Карпентер не удивился, увидев стегозавра, стоящего под высоким гинкго. Но он не поверил своим глазам, увидев, что на дереве сидят двое детей. Он знал, что со стегозавром рано или поздно повстречается, но встретить мальчишку и девчонку он никак не ожидал. Ну, скажите на милость, откуда они могли взяться в верхнемеловом периоде?

Подавшись вперед в водительском сиденье своего трицератанка с автономным питанием, он подумал – может быть, они как–то связаны с той непонятной ископаемой находкой из другого времени, ради которой он был послан в век динозавров, чтобы выяснить, в чем дело? Правда, мисс Сэндз, его главная помощница, которая устанавливала по времяскопу время и место, ни слова не сказала ему про детишек, но это еще ничего не значило. Времяскопы показывают только самые общие очертания местности – с их помощью можно еще увидеть средней величины холм, но никаких мелких подробностей не разглядишь.

Стегозавр слегка толкнул ствол гинкго своей гороподобной задней частью. Дерево судорожно дернулось, и двое детей, которые сидели на ветке, чуть не свалились прямо на зубчатый гребень, проходивший по спине чудовища. Лица у них были такие же белые, как цепочка утесов, что виднелись вдали, за разбросанными там и сям по доисторической равнине магнолиями, дубами, рощицами ив, лавров и веерных пальм.

Карпентер выпрямился в своем сиденье.

– Вперед, Сэм, – сказал он трицератанку. – Давай–ка ему покажем!

* * *

Покинув несколько часов назад точку входа, он до сих пор двигался не спеша, на первой передаче, чтобы не проглядеть каких–нибудь признаков, которые могли бы указать на ориентиры загадочной находки. С не поддающимися определению анахронизмами всегда так – палеонтологическое общество, где он работал, обычно гораздо точнее определяло их положение во времени, чем в пространстве. Но теперь он включил вторую передачу и навел все три рогопушки, торчавшие из лобовой части ящерохода, точно в крестцовый нервный центр нахального стегозавра. «Бах! Бах! Бах!» – прозвучали разрывы парализующих зарядов, и вся задняя половина стегозавра осела на землю. Передняя же его половина, получив от крохотного, величиной с горошину, мозга сообщение о том, что случилось нечто неладное, изогнулась назад, и маленький глаз, сидевший в голове размером с пивную кружку, заметил приближающийся трицератанк. Тут же короткие передние лапы чудовища усиленно заработали, пытаясь унести десятитонную горбатую тушу подальше от театра военных действий.

Карпентер ухмыльнулся.

– Легче, легче, толстобокий, – сказал он. – Клянусь тиранозавром, ты не успеешь опомниться, как будешь снова ковылять на всех четырех.

Остановив Сэма в десятке метров от гинкго, он посмотрел на перепуганных детей сквозь полупрозрачный лобовой колпак кабины ящерохода. Их лица стали, пожалуй, еще белее, чем раньше. Ничего удивительного – его ящероход был больше похож на трицератопса, чем многие настоящие динозавры.

Карпентер откинул колпак и отшатнулся – в лицо ему ударил влажный летний зной, непривычный после кондиционированной прохлады кабины. Он встал и высунулся наружу.

– Эй вы, слезайте, – крикнул он. – Никто вас не съест!

На него уставились две пары самых широко открытых, самых голубых глаз, какие он в жизни видел. Но в них не было заметно ни малейшего проблеска понимания.

– Слезайте, говорю! – повторил он. – Бояться нечего.

Мальчик повернулся к девочке, и они быстро заговорили между собой на каком–то певучем языке – он немного напоминал китайский, но не больше, чем туманная изморось напоминает дождь. А с современным американским у этого языка было не больше общего, чем у самих детей с окружавшим их мезозойским пейзажем. Ясно было, что они ни слова не поняли из того, что сказал Карпентер. Но столь же явно было, что они как будто бы успокоились, увидев его открытое, честное лицо или, быть может, услышав его добродушный голос. Переговорив между собой, они покинули свое воздушное убежище и спустились вниз – мальчик полез первым и в трудных местах помогал девочке. Ему можно было дать лет девять, а ей – лет одиннадцать.