Инженер магии - Модезитт Лиланд Экстон - Страница 35

– Ты слишком рассудителен для войны, Доррин, – со смешком отзывается Кадара. – Небось, не прекратишь своих логических выкладок, даже когда Белые легионы начнут охотиться за тобой по всем здешним холмам! А люди, мой друг, далеко не всегда поступают разумно. Пора бы тебе это усвоить.

– Пожалуй, ты права, – произносит кузнец и целитель с кривой усмешкой. – Я вот знаю, что в основе работы моих машин лежит гармония, и это логично. Хаос перемалывает все сложное, а машина непроста, и чтобы она работала, необходима гармония. Однако никто не смотрит на мою деятельность с позиции логики.

Кадара и Брид переглядываются.

– Надо же, – произносит Кадара после недолгого молчания, – я никогда не смотрела на это с такой точки зрения.

– Я до сего дня тоже, – смеется Доррин.

Наконец-то служанка ставит на стол три тяжелые миски, над которыми поднимается пар.

– Выкладывайте денежки.

Брид вручает ей серебреник.

– Тут за троих.

Она отдает ему медяк сдачи и со стуком опускает на стол тарелку с хлебом.

– Спасибо, – говорит Доррин Бриду. Глаза его слезятся от дыма и духоты. Кадара улыбается Бриду – с такой нежностью, что у целителя щемит сердце из-за того, что эта улыбка предназначена не ему.

– Не за что, Доррин, – говорит Брид, поднимая кружку. – Долго ты собираешься здесь пробыть?

– В Дью? Пока не уразумею, кто я таков.

– Как это жестоко! – с неожиданной яростью восклицает Кадара. – Лортрен... стерва она! Ей прекрасно известно, как честен Доррин! Могут пройти годы... – на глаза рыжеволосой воительницы наворачиваются слезы, но она даже не пытается их утереть.

– Я уверен, что именно это она и имела в виду, – сухо роняет Доррин, отламывает хлеба и зачерпывает ложку щедро проперченного соуса. – Ладно, хватит о грустном. Давайте насладимся едой.

Брид протягивает тарелку Кадаре, но та, утирая слезы, только качает головой.

– Вот тебе еще пиво, солдат, – служанка заново наполняет кружку Брида.

Доррин, моргая, проглатывает еще ложку. В глазах у него слезы, но он уверяет себя, что это исключительно от дыма. Неожиданно для себя Доррин зевает.

– Устал, – поясняет он извиняющимся тоном.

– Работа в кузнице так выматывает?

– Я ведь еще и целительствую помаленьку, в основном – с животными, а по ночам, бывает, сижу над чертежами.

– Чертежами?

– Это вроде рисунков. Иногда, прежде чем делать модель, лучше изобразить узел или деталь на бумаге. А потом я вырезаю модели из дерева, даже приводы.

– Приводы?

– Без них нельзя передавать энергию. Я читал об этом в старых книгах из отцовской библиотеки. Машина должна не просто вертеться или еще как-то двигаться, а работать. Для этого необходимо передавать энергию... Например, как с водяного колеса или ветряка.

– Но ведь у нас на Отшельничьем есть водяные колеса!

– И приводы есть, это не новинка. Я хочу построить паровой двигатель.

– Доррин... – Кадара умолкает, покачивая головой. Что тут скажешь!..

Доррин снова зевает и поднимается:

– Боюсь, мне пора идти. Спасибо за прекрасный вечер. Рад был повидаться с вами. Вы пока побудете в городе или вас куда посылают?

– Завтра будет ясно, – отвечает Брид. – Если под Клетом или Сидой объявятся разбойники, в погоню пошлют наш отряд. Нынче наша очередь.

Доррин выходит наружу, под висящий над дверями «Рыжего Льва» закопченный фонарь. Ветер студит его лицо. Под холодно поблескивающими звездами он бредет в конюшню, где, устроившись на охапке сена, мирно посапывает Ваос.

XL

– Передай-ка мне кашу, – ворчливо говорит Яррл.

– Каша вкусная, особенно с перцем, – замечает Петра, поставив перед отцом миску.

– С перцем? С каких это пор мы стали покупать пряности? И на какие деньги, Рейса?

– Перец наш, с грядки. Он ранний и зеленый, но вкус придает.

– Так это твоих рук дело, парень?

– Я малость поспособствовал, – признается Доррин.

– Он хороший целитель, – говорит Петра. – Без него мы потеряли бы всех поросят. Да и коза...

– Вот за козу я все еще беспокоюсь, – нахмурясь, говорит Доррин.

– Неплохие результаты для парня, который по большей части стоит у горна, – по обыкновению ворчливо произносит Яррл. – Да еще невесть сколько времени тратит на свои игрушки.

– Они славные, – говорит Петра. – Необычные и забавные.

– На самом деле это модели, – поясняет Доррин, отправляя в рот кусочек персика. Он зеленоват, но кислинка позволяет смягчить вкус наперченного мяса. – Я надеюсь когда-нибудь выстроить машину побольше.

– Для этого потребуется свет знает сколько железа, – замечает Яррл. – И как ты собираешься такие штуковины применять?

– Не это главное... – отвечает Доррин.

– А я все-таки никак не возьму в толк, зачем тебе нужно заниматься кузнечным делом, а не целительством, – замечает Рейса.

– Меня привлекает и то и другое, – признается Доррин, – но сперва я хочу выучиться на хорошего кузнеца.

Стук дождя по крыше тем временем стихает.

– Похоже, скоро прояснится.

– Но нам нужен был дождь.

– Дожди размывают дороги, а не далее как завтра Бартов должен доставить мне железные болванки и уголь.

Петра прикрывает рот и смотрит на мать, вокруг глаз которой собрались улыбчивые морщинки. Рейса качает головой.

– Что это ты головой качаешь? – ворчит Яррл.

– Да так, из-за дождя.

– Из-за дождя... Ладно, передайте кто-нибудь мясо.

Доррин ставит перед кузнецом тяжелую миску.

– Слышь, малый, а сегодня вечером ты работать будешь?

– Не думаю. Я засыпал уголь и укрепил отдушины...

– Вот и хорошо, а то ты столько работаешь, что того и гляди мозги поджаришь. У нас, кузнецов, их и так всего-ничего.

– Это вряд ли, – смеется Доррин. – Бугел, например, уверяет, что ты будешь посмекалистее префекта Галлоса.

Яррл тяжело поднимается из-за стола.

– Схожу-ка я к Гонсару. Надо потолковать.

– Он хочет накачать тебя зеленым вином, чтобы поменьше платить за работу над повозкой, – едко замечает Рейса.

– Если ни с кем не встречаться и не разговаривать, то придется сидеть без работы, – буркает кузнец, снимая с крюка и надевая куртку.

Доррин собирает грязные тарелки.

– Я сама помою, – говорит Петра. – А ты лучше взгляни, как там пряности, особенно шалфей.

– Вишь ты, шалфей... – Яррл открывает заднюю дверь и выходит на крыльцо. – По крайней мере, вечерок ясный.

– Ты, главное, голову ясной держи, – напутствует его жена.

Следом за кузнецом Доррин спускается с крыльца. Обходя грядки и рассеянно удаляя сорную траву, замешавшуюся в посадку укропа, он с наслаждением впитывает аромат трав и ощущение растущей жизни. Рейса, надо отдать ей должное, немало потрудилась, создавая свои грядки на глинистой почве. А он лишь привнес сюда малую толику гармонии.

Наконец юноша направляется в козий загон.

– Ничего особенного, подружка, – он поглаживает козу, угощая ее вялой морковкой. – Чем богат...

Доррин чувствует, что рожать ей скоро, но когда именно – определить не может.

Придя к себе, он зажигает лампу. Теперь к обстановке его комнаты добавились сколоченный из досок платяной шкаф, деревянная полка и малость помятый умывальник.

Усевшись на стул, Доррин достает из шкатулки листок бумаги и, окунув перо в чернила, делает набросок узла, замысел которого вертится в его голове. Чем лучше получится чертеж, тем меньше придется работать в кузнице и тем меньше дорогостоящих материалов придется израсходовать на пробные модели. Правда, перед Яррлом он предпочитает на сей счет не распространяться.

Доррин погружается в расчеты, помечая отдельные точки на чертеже цифрами. Порой ему приходится пожалеть о том, что в Академии он недостаточно прилежно изучал способы сложных вычислений.

Наконец юноша со вздохом откладывает перо в сторону, убирает бумаги в сундучок под койкой, где хранятся все материалы, касающиеся его моделей, и, раздевшись, забирается в постель. Мысли о черной стали, повозках, движущихся без лошадей, и кораблях, плывущих без парусов, кружат в его голове, покуда его не одолевает сон.