Обратная сторона космонавтики - Роуч Мэри - Страница 6

Сегодня они «приземляются». Телевизионная команда бегает вверх и вниз по лестнице, чтобы найти наиболее выгодное для штатива камеры место. «Вначале они все спустятся туда, – говорит смущенный сотрудник ИМБП, стоя на надстройке жилого модуля. – А сейчас вы видите небольшой муравейник вот здесь».

Запись военных фанфар и толчки немного припозднившихся репортеров извещают о начале действа. Шестеро мужчин выходят наружу и улыбаются в камеры. Они уже привыкли к тому, что их постоянно снимают. На протяжении последних трех месяцев за ними наблюдали днем и ночью. Этот сокращенный срок заточения является чем-то вроде пробного пробега перед большим 500-дневным марафоном, который стартует в 2010 году. «Члены экипажа» махали до тех пор, пока это не стало казаться несколько глупым, тогда они друг за другом опустили руки вниз. Одеты они были в синие «летные костюмы». Чуть позднее, проходя мимо нелетного состава соседнего комплекса, я обратила внимание, что на них надеты точно такие же синие комбинезоны, что создавало такое впечатление, будто в свободное от полетов время космонавты подрабатывают садоводами и разнорабочими.

Эксперименты с изоляционной камерой десятилетиями были прибыльным кустарным промыслом ИМБП. Я как-то наткнулась на документ за 1969 год, в котором детально описывалась годичная тренировка для полета с неопределенным местом назначения. Установка была во многом схожа с «Марс-500», за исключением небольших, довольно милых нововведений вроде возможности «самомассажа» в конце рабочего дня. Статья была опубликована в научном журнале, но при ее чтении меня не покидало впечатление, что я листаю нечто вроде журнала «Леди» для гомосексуалистов. На фотографиях трое мужчин готовили ужин, ухаживали за растениями в теплице, слушали радио в облегающих свитерах и безрукавках и наматывали себе на пальчик волосы соседа. В статье ничего не говорилось о ссорах, плохой адаптивности или о Божко, бегающем за Улыбышевым с парикмахерскими ножницами. В газетах об этом писать не любят. Не говорят об этом и на пресс-конференциях. Пресс-конференция – это время заранее приготовленных речей и оптимистичных обобщений. Как, например, такое: «У нас не было никаких проблем, никаких конфликтов», – говорит «командир» экипажа «Марса-500» Сергей Рязанский. Пресс-конференция проходит на втором этаже, а это значит, что съемочной группе опять нужно складывать все свои приспособления и бежать по лестнице, доставляя тем самым еще одну порцию веселья сотрудникам института. Стульев, естественно, всем не хватит.

«Мы всегда поддерживали друг друга», – продолжал лить сладкий сироп Рязанский. Но уже через пару минут кто-то из репортеров не выдерживает: «Прессе нужны слухи. Вы можете привести какие-нибудь примеры натянутых межличностных отношений?»

Конечно же, они не могут. Мнимые астронавты должны быть тактичными, ведь многие из них мечтают стать настоящими космонавтами. В составе команды «Марс-500» – один начинающий астронавт из Европы, один начинающий космонавт и два космонавта, ожидающих разрешения на полет. Стать добровольцем в пробном полете – это возможность показать космическим агентствам, что в тебе есть по крайней мере некоторые из необходимых качеств: готовность адаптироваться к ситуации, а не старание изменить ее; терпимость к неудобствам, ограничения и минимальным жизненным условиям; эмоциональная стабильность и понимающая семья.

Еще одной причиной отказа Рязанского дать прессе пищу для пересудов является то, что, как и большинство добровольцев, он подписал договор о неразглашении. Космические агентства очень интересует, что произойдет с людьми в закрытом помещении в отсутствие частной жизни, при недостатке сна и однообразной пище, но распространяться о результатах своих исследований они не намерены. «Если агентства выйдут и скажут, что да, все эти проблемы существуют, люди закричат: «Зачем нам этот космос? Это ведь так опасно!» – замечает врач исследовательского института НАСА в Эймсе, штат Калифорния, Норберт Крафт. Сейчас Крафт занимается исследованиями в сфере групповой психологии и продуктивности во время длительных полетов. «Агентства должны стараться любой ценой сохранить лицо. В противном же случае финансирование прекратится». Все, что происходит в жилом модуле, там же и остается. Если только кто-нибудь не сболтнет лишнего, как это случилось во время прошлой серии испытаний ИМБП. МПМККС (Моделируемый полет международной команды на космическую станцию) 1999 года не сильно интересовал прессу до истории с пьяной дракой и посягательством сексуального характера, которая просочилась в печать. Очевидно, что нынешний состав участников эксперимента получил уже куда более четкий инструктаж.

«Тренинги позволяют нам избегать каких бы то ни было конфликтов, – продолжает Рязанский. – Мы с пониманием и уважением относимся к эмоциям других». Все присутствующие начинают осознавать, что им просто вешают лапшу на уши. Через некоторое время мест в аудитории хватает всем и каждому.

«Инцидент» при МПМККС случился через три месяца с начала испытания после состыковки отдельных модулей. В составе одной части экипажа находилось четверо русских. Вторая часть представляла собой куда более пеструю смесь: там была канадка, японец, русский и их командир, урожденный австриец, Норберт Крафт. 1 января 2000 года в 2:30 ночи командир русского экипажа Василий Лукьянюк оттолкнул канадку Джудит Лапьер в зону недосягаемости камер и, несмотря на сопротивление, дважды поцеловал ее. А еще чуть ранее двое других русских подрались и даже забрызгали кровью стены. В результате всего этого шлюз между модулями был закрыт, японец решил уйти, а Лапьер доложила о произошедшем в ИМБП и Канадское космическое агентство. По ее мнению, психологи ИМБП не оказали ей должной поддержки и даже наоборот, сказали, что она просто слишком близко принимает все к сердцу. Несмотря на подписанный договор о неразглашении и желание стать астронавтом, Лапьер рассказала прессе обо всем случившемся. Как выразился психолог ИМБП Валерий Гущин, она «переполоскала все свое грязное белье на публике». Но к тому времени, когда я познакомилась с Лапьер, она уже устала, как говорится, «полоскать белье» и просто подтвердила основные факты, а затем направила меня к командиру экипажа Норберту Крафту. Крафт успел побывать по обе стороны экрана скрытой камеры: как консультант по эксперименту с изоляцией в JAKA и как участник эксперимента МПМККС. По его словам, он добровольно принимал участие в исследовании, не горя особым желанием узнать, каково это – быть под наблюдением, хотя и не без доли здорового любопытства. Как указано в его биографии, Крафту нравится танцевать вальс, нырять с аквалангом, готовить вишневый пирог и работать в японском саду камней. Он с радостью приехал поговорить ко мне в Окленд из Маунтин-Вью, сказав, что «это нечто новенькое».

Версия событий Крафта несколько отличалась от газетной. По его мнению, Лапьер была жертвой не столько насилия, сколько гендерной дискриминации. Перефразировав Гушина, можно сказать, что русские мужчины никогда не видят в женщине равную себе, даже если эта женщина астронавт. По заметкам советского, а затем и российского историка Питера Песавенто, коллеги критиковали поведение американского астронавта Хелен Шарман за чрезмерно официальные манеры, то есть за то, что она не флиртовала с другими членами экипажа на станции «Мир». В течение несколько десятилетий после того, как в 1963 году Валентина Терешкова получила титул «первой женщины-космонавтки», только две женщины вышли в космос. Одной из них, Светлане Савицкой, при выходе через шлюз передали передник в цветочек.

Сотрудники ИМБП никогда не принимали Лапьер всерьез: ни как ученого, поскольку она была женщиной, ни как помощника – мешал языковой барьер. Лапьер плохо говорила по-русски, а сотрудники наземного центра управления с трудом объяснялись по-английски[5]. Из всего экипажа «русского» модуля только командир достаточно неплохо владел английским языком. Он был довольно мил с Лапьер, и Крафту казалось, что та старалась использовать это для того, чтобы добиться уважения со стороны русских коллег. По словам Крафта, она была очень дружелюбна, но вела себя не так, как это делают русские женщины: садилась к нему на колени, целовала в щеку. Но, как сказал Крафт, «она даже не замечала, что ее действия истолковываются неверно».