Медовая ловушка - Млечин Леонид Михайлович - Страница 9

Когда она ушла в подполье, весь мир, которым она дорожила, сжался до размеров её группы; если группа одобрила какую-то акцию, значит, она справедлива и моральна.

Члены группы жили в совсем уж крохотном мирке. Вычеркнув из своей жизни родных и друзей, отрезанные от остального мира, они могли полагаться только на самих себя.

Не только Петра, они все полностью зависели от группы, они должны были полностью приспособиться к нелегальному образу жизни, отказаться от собственных нужд, интересов и желаний.

Каждый вечер перед ужином Дитер Рольник устраивал политзанятия в группе. Участие было обязательным для всех. Он учил их видеть врага, который должен быть сокрушен.

Врагами они считали полицейских, судей, предпринимателей, власть как таковую. Они жили в абсолютно враждебном им мире.

— Человек в форме — свинья, — внушал им Рольник. — Он не человеческое существо, и мы должны относиться к нему, исходя из этого. Бессмысленно пытаться разговаривать с этими людьми, и естественно, что применение оружия позволительно.

Если назвать врага просто свиньей и отказать ему в праве считаться человеческим существом, то заповедь «не убий» как бы и не применима к такому случаю. Пересмотр привычных норм и ценностей происходил легко — буржуазные ценности отвергались, зато принималась новая мораль группы.

Таких слов, как «террор» и «террористы», они тщательно избегали. Себя они называли «городскими партизанами».

К тому же члены группы боялись показаться трусами или недостаточно надежными. Они должны были доказать друг другу свои боевые качества.

Когда судья Конто подошел к Петре Вагнер и протянул ей руку, оба молодых террориста неожиданно выхватили из сумок автоматы. Они были горды своим первым боевым заданием. За плечами у них было только нападение на полицейского, чтобы завладеть его пистолетом, и ограбление небольшой сберегательной кассы. Они признавали Петру Вагнер за старшую, потому что она участвовала в настоящем налете на тюрьму.

Дитер Рольник поручил им взять судью Конто в заложники, чтобы обменять его на товарищей по борьбе, которые сидели в тюрьме. Это было справедливым делом и до смешного легким. Они не сомневались, что, увидев оружие, старый судья струсит: эти свиньи способны быть храбрыми только у себя за судейским столом, под охраной полиции.

Но судья Конто не испугался. Он не закричал и не побежал, а попытался вырвать автомат у Фрица, стоявшего ближе. От неожиданности Фриц забыл, как ему следовало действовать, и только изо всех сил ухватился за приклад.

Третий из террористов — Гюнтер — решил, что судья уже завладел оружием, и нажал на спусковой крючок своего автомата, содрогнувшегося у него в руках. Гюнтеру даже не надо было целиться. Очередь в упор распорола судью Конто, и он рухнул на дорожку.

На Петру словно столбняк нашел. Она смотрела на окровавленного судью и молчала. На звук выстрелов из дома выскочили какие-то люди и побежали в их сторону.

Первым очнулся Фриц. Он схватил Петру за руку и потащил за собой. Подхватив оба автомата, за ними бежал Гюнтер. Машина ждала их в условленном месте. За рулем сидел Рольник. Увидев, что судьи с ними нет, а Петра в невменяемом состоянии, он просто рванул машину с места.

Богатое уголовное прошлое научило его правильной реакции. Он ничего не спрашивал до тех пор, пока они не оказались в безопасном месте — это была квартира, которой они ещё ни разу не пользовались. Рольник снял её через верного человека, чтобы держать здесь судью Конто.

Рольник заранее доставил сюда несколько постелей и забил холодильник едой. Первым делом он вытащил бутылку шнапса и протянул Фрицу и Гюнтеру. Петру он заставил проглотить несколько таблеток снотворного и повел в комнату. Ее била лихорадка. Она говорила что-то невнятное.

Дитер умело раздел её и уложил в кровать. Скинул с себя рубашку, джинсы и лег рядом. Он вошел в неё сразу, без подготовки. Ей было больно, она закричала и попыталась оттолкнуть его. Но Дитер только крепче к ней прижимался. Ей казалось, что внутри неё работает какая-то мощная машина.

Петра продолжала сопротивляться и отталкивать Дитера, но вскоре ей стало очень хорошо. Ей никогда не было по-настоящему хорошо с мужчинами. Сейчас она нуждалась в близости сильного и надежного мужчины. А он все вонзался и вонзался в нее. Она обхватила его худые бедра своими ногами, и наконец её сотрясла мощная судорога.

Петра хотела сказать что-то членораздельное, но снотворное уже подействовало, её руки и ноги ослабели, и она провалилась в сон. Только тогда Дитер остановился. Он даже не позаботился о себе — просто выполнял свой долг как руководитель группы. Он оделся и вышел в другую комнату, где Фриц и Гюнтер неумело глотали неразбавленное виски.

Дитер Рольник умылся и тяжело опустился на расшатанный стул.

— Рассказывайте, придурки, что вы там натворили, — приказал он.

Через несколько часов по радио передали сообщение о покушении на судью Юргена Конто. Он был смертельно ранен в шею и спину и через несколько часов скончался в больнице. У полиции не было никаких версий. Судье никто не угрожал, и с тех пор, как он вышел в отставку, ни у кого не было никаких оснований желать его смерти.

К концу дня сообщение о покушении на судью Конто дополнилось информацией о розыске Петры Вагнер, судимой, 24 лет, подозреваемой в соучастии в убийстве.

Подумав, Рольник не так уж сильно огорчился. Он добился своего — его группа прославилась. Он просто не станет никому говорить, что собирался похитить судью. Он скажет, что с самого начала решил казнить Юргена Конто.

Убийство судьи поставит Рольника в один ряд с самыми знаменитыми боевиками «Революционных ячеек».

Так и получилось. Старшие товарищи, сидевшие в тюрьме, написали специальную листовку. Они поддержали Дитера Рольника.

«Мы мертвого судью оплакивать не станем, — говорилось в листовке. — Мы радуемся его казни. Эта акция была необходима, потому что она показала каждой судейской и чиновной свинье, что и он — и уже сегодня — может быть привлечен к ответственности. Эта акция была необходима потому, что она положила конец разговорам о всемогуществе государственного аппарата».

Единственное, чего Рольник не знал, — это что делать с Петрой. Она никак не могла прийти в себя. Он разговаривал с ней целыми днями.

— Если кто-то из заложников сопротивляется или не желает немедленно выполнять приказ, он должен быть убит, — внушал ей Рольник. — И это не имеет ничего общего с убийством, это военная необходимость, возникающая в политической борьбе.

— Мы ведем войну с фашистской и империалистической ФРГ, — говорил Рольник, — мы должны считать себя солдатами. Убийство политического врага — не только необходимость, но и долг.

— Это был ваш моральный долг — убить судью, — повторял Рольник. — Именно так ты должна оценивать происшедшее.

Но он напрасно старался. Петра его слушала, но не слышала. Она не то чтобы не принимала его аргументов или спорила с ним. Нет, она не возражала, она покорно слушала. Но она замкнулась в себе.

Дитер пробовал разбудить её в постели, но она больше не откликалась на движения его тела. Она лежала недвижимо, как бревно, и у Рольника появлялось ощущение, что он имеет дело с трупом. Он гордился тем, что способен любую женщину заставить кричать от восторга. Неудачный опыт с Петрой его испугал, и он больше не предпринимал таких попыток.

Остальные ребята давно обходили стороной её постель. Они сначала сочувствовали Петре, потом стали тяготиться её присутствием.

Особого порядка в конспиративной квартире никогда не было, но Петра окончательно распустилась. Она не переодевалась и мылась только тогда, когда её силком отправляли в ванную комнату.

Дитер Рольник забеспокоился: поведение Петры действовало на группу разрушительно. Надо было как-то избавиться от нее. Лучше всего отправить Петру в Ливан, в один из учебных лагерей для перевоспитания.

Какое это счастье — соблазнить мужчину!

Повалить его на кровать, оседлать, подчинить своему телу и ритму, слышать, как учащается его дыхание, как он начинает постанывать, как вопль удовольствия вырывается из его горла.