Медовая ловушка - Млечин Леонид Михайлович - Страница 7

Она была в постели не одна, а с мужчиной. Она не могла разглядеть его лицо, но тело у него было необыкновенно красивое и мускулистое. Он был совершенно голый и ласкал Кристи. В её жизни это происходило в первый раз.

Он откинул одеяло, медленно и аккуратно поднял её ночную рубашку и стащил с неё трусики. При этом мягким голосом неизвестный шептал:

— Тихо, деточка, тихо. Тебе будет хорошо, очень хорошо. Ты не пожалеешь. Я обещаю.

Его руки нежно гладили её ноги, аккуратно их раздвигая. Затем он взялся за её грудь, и Кристи только жалела, что её девичья грудь такая маленькая. Каждое его прикосновение заставляло её трепетать. Наконец его голова оказалась у неё между ногами. В темноте она не видела ничего, но ощутила влажное прикосновение языка. Кристи почувствовала доселе неведомое ей блаженство. Она начала постанывать и проснулась.

На ней не было ни ночной рубашки, ни трусиков, и в постели она действительно была не одна. Кристи оцепенела от неожиданности.

Между её ног устроилась коротко стриженная голова. Но это был не очаровательный незнакомец. Это была её подружка Петра Вагнер, совершенно голая и пьяная. Она подняла голову и заплетающимся языком пробормотала:

— Я хочу тебя. У тебя такое тело, такая кожа…

Услышав её голос, Кристи окончательно пришла в себя. Она взвизгнула и вскочила с кровати. Подхватила со спинки стула свои вещи и подбежала к двери. Щелкнул выключатель, загорелся свет, заставив её сощуриться.

— Куда ты? — всполошилась Петра, чуть не свалившись с кровати.

— Не подходи ко мне! — завопила Кристи.

Она пыталась одеться, но руки у неё дрожали. Она никак не могла надеть блузку и застегнуть юбку.

Голая Петра подошла к ней. У неё была большая обвисшая грудь, толстые коротковатые ноги. Она прислонилась к косяку и захныкала:

— Не обижайся на меня, Кристи. Я напилась и ничего не соображала. Мне почудилось, что… Понимаешь, у меня же никого не было целый год.

Кристи лихорадочно одевалась. Ее трясло от негодования.

Петра вдруг без слов опустилась на колени. Она заплакала. Этого Кристи не ожидала.

Она без сил присела на деревянный стул возле двери. Некоторое время они молчали, стараясь не смотреть друг на друга. Петра по-прежнему стояла на коленях. Кристи, прижав к груди пиджак, пыталась привести в порядок свои мысли. Петра — лесбиянка?

— Прости меня, — монотонно повторяла Петра, — прости, если можешь. Если бы ты знала, что мне пришлось пережить.

Она опять заплакала.

— Ладно, — устала сказала Кристи. — Забудем и давай спать. Только по-настоящему.

Петра с трудом поднялась, колени у неё стали ярко-красные. Она кивнула и пошла к своей постели.

Засыпая, Кристи стыдливо подумала о том, что, пока она не проснулась, ей было очень хорошо. Как жаль, что она до сих пор девственница и не испытала все это с настоящим мужчиной.

Утром у Петры началась настоящая паранойя. По дороге домой, прямо в машине, она стала писать письма соратникам. При этом постоянно оглядывалась. В какой-то момент ей, видно, что-то показалось. Кристи не успела ахнуть, как Петра щелкнула зажигалкой, подожгла свои письма и бросила горящие бумаги прямо на пол машины.

Кристи нажала на тормоза так, что они обе чуть не вылетели из машины через лобовое стекло.

— Ты с ума сошла! — Кристи стала топтать ногами горящие бумаги.

Петра пыталась её остановить:

— Ты что, не видишь? Нас преследуют! Надо немедленно уничтожить эти бумаги, а то меня опять упекут за решетку.

Машина Кристи чуть не загорелась, и тут мнимые преследователи остановились, чтобы спросить, не нужна ли им помощь и не прислать ли пожарных.

Кристи довезла Петру до дома и поспешила распрощаться с подругой детства. Она устала и хотела отдохнуть. К тому же у неё дома вставали очень рано, и ей не стоило опаздывать к завтраку. Родители не видели её несколько месяцев, пока она сдавала экзамены.

Прежде чем Кристи успела отстраниться, Петра смачно поцеловала её в губы и радостно сказала:

— Увидимся завтра.

Рюмочка вишневой водки — вот и все, что позволял себе фон Хассель по воскресеньям. Кристи сразу увидела, что в родительском доме ничего не изменилось.

Завтрак отца состоял из все той же одинокой булочки, слегка намазанной маргарином, двух тоненьких кусочков ветчины, большой чашки кофе с молоком. В доме не принято было тратить деньги на еду. Мать только попила кофе и съела кусочек хлеба с клубничным джемом собственного изготовления. Кристине полагалась детская диета — тарелка с кашей и йогурт без сахара.

— Что за мотовство? Нам это не по карману, — ворчал отец, когда мать приносила из супермаркета несколько помидоров, яблоки и овечий сыр.

Сладкое покупали только в праздники. Но Кристина из-за этого не страдала. Высокая, спортивная девушка, она каждый день плавала в бассейне, играла в школе в волейбол и не скучала без конфет и печенья.

Отец не был скупым, просто считал, что деньги можно использовать с большей пользой. Летом Кристина, помогая на ферме, что-то зарабатывала и сама покупала большой кекс с цукатами, апельсины и бананы. Когда она гордо приносила домой кульки, он посматривал на дочь неодобрительно.

В столовой, как всегда по воскресеньям, царила полная тишина, только сквозь открытое окно доносился звон колоколов. Лето было на излете, но ещё стояла чудесная погода. Отец сидел в белой рубашке с накрахмаленным воротничком. Воротнички — это забота матери. Отцовские рубашки в прачечную не отдавали.

Допив кофе, отец развернул газету. Собственно говоря, он знал, что выглядит старомодным, что давно наступили иные времена и даже его сверстники сильно изменились. Но ему не хотелось меняться. После того как ему удалось получить работу на почте, все пошло на редкость хорошо. А от добра добра не ищут. Что касается дочери, то по крайней мере плохому её дома не научат.

— Пойдешь купаться? — спросила мать, собирая посуду со стола.

На ней был старенький, но безупречно чистый передник. Двое старших сыновей давно покинули родительский дом. Один преподавал топографию в военной академии, другой служил в банке во Франкфурте-на-Майне. Мать с грустью следила за тем, как дочь становится взрослой. Умная, талантливая девушка, конечно же, в маленьком городке не останется, переедет в большой город, значит, родителям суждено стареть вдали от детей.

Кристина поступила в университет во Франкфурте. Сначала жила у брата, потом перебралась в общежитие. Приезжала только на каникулы. Но учеба закончена. Может быть, дочка вообще последний раз в отчем доме? Найдет себе работу, уже приезжать не сможет.

— Нет, мамочка, — сказала Кристина, — пойду собираться. Скоро на поезд.

Она попросила у отца разрешения встать из-за стола. Погруженный в газету, он неопределенно буркнул, что было сочтено согласием.

Кристина оглядела себя в зеркале и в целом осталась довольна. Стройная, высокая, с длинными волосами, правильными чертами лица. Только, пожалуй, слишком худая, и очки её как-то сушат.

Собираться ей было недолго. Чемодан она сложила заранее, хотя вещей получилось много. Руководитель группы посоветовал взять с собой все необходимое — в Москве не найдешь самых простых вещей. Говорят, там не купишь ни зубной пасты, ни туалетной бумаги. Еще они накупили в дорогу растворимый кофе и печенье. Кристина вместе с группой выпускников института отправлялась в Москву на международный семинар. Тема: положение женщины в современном мире. Кристина учила русский язык и очень хотела попасть в Москву.

Закончив университет, Кристи разослала заявления с просьбой о приеме на работу в несколько мест и теперь ждала ответа. Она не сомневалась, что легко найдет себе подходящее дело. Профессора восторгались её способностями, она знала несколько языков, в том числе русский и арабский, и у неё были даже организаторские способности.

Перед отъездом Кристи зашла попрощаться с Петрой. Но заплаканные родители сказали ей, что Петра, не успев толком с ними поговорить, исчезла. Неужели её школьная подруга опять ушла в подполье? Тогда они больше никогда не встретятся, подумала Кристи.